Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия. Страница 46

— Далеко еще? — выдохнула Тахгил. От спешки она вконец запыхалась и взмокла.

Водяной конь ответил тихим фырканьем. Выйдя из апельсиновой рощицы, они оказались на прогалине, обрамленной исполинскими дубами, совсем как и говорила лебединая дева. Тахгил принялась отдирать от ближайшего же ствола куски коры.

— Надо бы их как следует отмочить, а лучше — прокипятить, — пробормотала она, более сама себе, чем коню, который шумно обнюхивал подлесок. — А как, скажите на милость, мне их прокипятить? А ведь еще для краски нужны соль и протрава из ржавчины…

Водяной конь громко заржал и задрал голову.

Тахгил тоже поглядела наверх. В просветах меж ветвей высоко в небе вилась и клубилась мгла — как будто в воду налили чернил. Издали донесся раскатистый лай гончих.

Приближалась Дикая Охота.

— Они могут заметить нас в тени дубов? — в панике закричала Тахгил.

Водяной конь встряхнул головой. Грива его струилась, точно потоки воды. Во все стороны разлетелись мелкие морские ракушки.

Черный смерч несся с головокружительной скоростью, на глазах превращаясь в отряд всадников с собаками. Возбужденный близостью других колдовских скакунов, найгель гарцевал и выделывал курбеты.

— Ты видишь? Видишь, куда мчится Охота? — завизжала Тахгил, роняя полоски дубовой коры.

Вдали, за апельсиновой рощицей, над садами поднимался призрачный столб дыма или тумана, белая перистая башня. Туда-то и скакала Охота.

— Дым! — воскликнула девушка. — Это сигнал! Смотри, он же поднимается ровно над тем местом, где ждут остальные! Надо как можно скорей возвращаться! Сделай одолжение, постой спокойно. Позволь прыгнуть тебе на спину.

Секунду спустя водяной конь уже галопом скакал через заросли. К спине его льнула тоненькая фигурка. Тилгал и железная пряжка колотились о грудь девушки.

Кейтри сидела на траве подле Вивианы, все так же не снимавшей ивового венка. Девочка чуть подремывала, наслаждаясь благоуханием медовой летней ночи. В деревьях несла стражу лебединая дева, уриск бодрствовал рядышком, поджав козлиные коленки к груди. Фрейлина не двигалась, лицо ее заливала мертвенная бледность, дышала она редко и судорожно, как будто напрочь забыла, как это делается, и всякий раз с трудом вспоминала заново за миг до смерти от удушья.

— Виа, ты такая холодная. — Девочка обняла подругу.

Ветви деревьев раскидывали над ними усеянный звездами полог, с которого сочился слабый свет. Небо казалось необычно светлым, таким бездонным и прозрачным, как будто мир мог в любой миг полететь в его глубины.

А потом разом случилось три события. Лебедица вскрикнула, Вивиана рывком выпрямилась, а уриск вскочил на копытца.

— Что такое? — пролепетала Кейтри.

Кругом, казалось, все оставалось как прежде, и девочка не могла понять, отчего все вдруг так переполошились.

— Сюда идет кто-то очень недобрый, — прошептал уриск. Спрятаться было негде.

Через несколько мгновений уриск добавил:

— А вот и он. Заткни уши.

Торопливо повиновавшись, Кейтри подняла голову. В нескольких шагах от того места, где они сидели, стоял, глядя на них, стройный юный рыцарь с длинными волнистыми локонами и лицом сладострастного принца. Глаза его были голодны — глаза его были двумя черными волками. Вивиана же взирала на него с обожанием и благоговением.

— Вели мне вырвать сердце из груди, о возлюбленный, — пробормотала она, — и я повинуюсь.

Но он словно бы не замечал ее вовсе.

— Эти девчата идут со мной, — проговорил уриск, внезапно сделавшийся очень маленьким и слабым по сравнению с высоким и изящным ганконером.

Взгляд хищного рыцаря был устремлен на Кейтри и, встретившись с ним глазами, она вдруг сама себе удивилась, подумав, каково это — ощутить прикосновение столь изящно очерченных губ. Девочка вздрогнула. Уриск дернул ее назад, закрыл ей ладонью глаза.

— Не пялься на него, — отрывисто сказал он. — Пока я с вами, он не подойдет ближе, ежели ты сама к нему не кинешься, как бестолковая телятя под нож мясника.

Кейтри послушно отвернулась. Ганконер пытался соблазнить ее сладкими речами. Но она не слушала. По земле стлались клочья тумана.

— Морок ганконера, — с тревогой произнес уриск. — Чего это он?

Туман сгущался, плыл кольцами меж стволов деревьев. Из дымной завесы легко, точно принцесса из легенды, выступила лебединая дева. Плащ из перьев лежал на земле у подножия тутового дерева, а сама Витбью осталась в тонкой рубашке из белоснежного шелка, обтекавшего гибкую фигурку, точно вода.

— Нет! — закричала Кейтри, вздрагивая во второй раз. Сердце ее преисполнилось сочувствия и страха. Вынув пальцы из ушей, она закричала, бешено жестикулируя, чтобы подчеркнуть отчаянную мольбу: — Не надо!

— Но, детка, он не может ничего сделать пташке навроде нее, — заявил уриск, снова оттаскивая девочку, — ни она не может его заклевать — совсем как два дерева в лесу не могут вздуть друг дружку. Не переживай.

— Что она делает?

Откуда-то — отовсюду — тягуче и смутно, сдавленно зазвучали волынки. Ганконер с лебединой девой молча мерили друг друга взглядами. Туман вился и складывался веером вокруг них. Две широкие, чуть заостренные полосы блестящего белого пара соткались за спиной лебедицы, придавая ей сходство с огромной ночной бабочкой. Лунная нагрудная пластина ганконера не потускнела и все так же мягко поблескивала. Льющийся звездный свет сверкал, точно ртуть.

Темные волосы лебединой девы струились у нее за спиной, пронизывая прозрачные крылья. Иссиня-черные локоны ганконера спадали на полированные пластины оплечий и латного воротника. Два духа являли собой поразительно красивую пару, их колдовская красота одуряла, сводила с ума, как полузабытый сон или давно лелеемая, но неосуществимая мечта.

Кейтри поняла, что стала свидетельницей колдовства, какое смертным доводится видеть крайне редко. Напев волынок сделался громче, он долетал откуда-то снизу — должно быть, из какой-то пещеры, подземной дороги, по которой шел волшебный музыкант, а быть может, давно захваченный в рабство несчастный смертный. Этот одинокий музыкант приближался и наконец остановился прямо под тем местом, где сидели Кейтри с Вивианой. Земля всколыхнулась. Музыка изменилась, завела новую мелодию, быструю и ритмичную. Кейтри слышала, что Томас Рифмач как-то исполнял эту веселую мелодию при дворе. Говорили, будто бы в древности ей научили Королевского Арфиста сами Светлые. Под эту мелодию волшебная чета на поляне начала дивный и грациозный танец.

— Ручаюсь, она пытается отманить его прочь, — хрипло прошептал уриск.

Однако туман поднимался все выше. Он собирался с земли, сочился из-за деревьев, вздымаясь над кронами, застилая звезды.

В танце лебединая дева и ганконер сошлись наконец вместе, но не прикоснулись друг к другу. Ноги их словно бы плыли над поляной. И хотя Кейтри по-прежнему затыкала уши, но мотив все равно доносился до нее, пульсировал в ней, точно она сама превратилась в струну. Он наполнял девочку ликованием и экстазом, подобных которым она в жизни не ведала. А потом сквозь пальцы в ушах, заглушая звуки музыки, донесся иной звук. Низкий, протяжный, унылый, зловещий, жуткий — почему-то Кейтри знала, что инструмент, исторгавший этот ужасный рев, был черным — охотничий рог, созданный из пустоты.

И нестройный хор собак.

Кейтри рывком подняла Вивиану на ноги. Девочка отчаянно визжала, оглушенная сладострастными каденциями волшебной музыки и какофонией, в которой стук, копыт сплетался с лаем, щелканьем хлыста, хриплыми азартными возгласами и ревом голосов.

— Вставай! Вставай! — кричала Кейтри.

Вивиана висела у нее в руках безжизненной куклой из сырого теста. Маленький уриск попытался подпереть фрейлину с другой стороны, но упал, прокричав что-то, чего девочка не разобрала. Затрещали сучья. Туман лохмотьями вился вокруг, разорванный то ли неистовыми взмахами лебединых крыл, то ли порывом ветра, что спустился с небес вместе с крылатыми лошадьми, на спинах которых сидели ужасные всадники.