Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия. Страница 67

Вся мебель в комнате была сделана из благородного дуба: буфет с отделкой из слоновой кости, каштана, самшита и остролиста; расписной шифоньер; огромный обеденный стол, набор столиков поменьше, кресла, стулья, табуретки, ширмы, сундуки и тумбочки. На втором буфете, из красного дерева, с зеркальными и перламутровыми створками, стоял графин с вином. Изголовье обтянутой шелком кушетки вздымалось расходящимся веером самородного золота с серебряными прожилками. Тяжелые медные подсвечники поддерживали массивные восковые колонны, увенчанные язычками серебристого пламени.

Из вделанного в стену фонтанчика были струи прозрачной воды. Нити искрящегося хрусталя описывали грациозную дугу в воздухе и падали в мраморную чашу на полу, где разбивались на тысячи мелких сверкающих осколков. Поток медленно уносил их прочь, а на смену им падали новые струи. И так чиста была эта жидкость, что на белоснежном мраморе чаши не оставалось ни малейших следов, он сиял ярче солнечных лучей на лепестках цветущего боярышника. Перезвон капель сливался в единую прелестную мелодию.

Потолок столь необыкновенного чертога подпирало множество колонн, при ближайшем рассмотрении оказавшихся настоящими живыми дубами. Статные деревья широко простирали могучие ветви, одетые бронзово-медяной листвой.

Ашалинда с Кейтри брели меж стволов.

— Мне и в голову никогда не приходило, — медленно, с трудом произнесла Ашалинда. — Как странно. Должно быть, это побочный эффект гейса Геата Поэг на Дейданн — пробелы в воспоминаниях. Впервые встретившись с Торном, я не заметила сходства. Я не помнила ничего, в том числе и внешности Моррагана. Позднее я вспомнила многое, что случилось со мной до поцелуя гончей, что украл мою память в подземельях Призрачных Башен. Однако три аспекта моей прежней жизни по-прежнему словно тонули в тумане. Третье — месторасположение Ворот. Второе — почему я в последний миг предпочла покинуть Светлое королевство, отрекаясь от всего, что мне дорого, и обрекая себя в Эрисе на муки лангота. И первое — лицо Моррагана, Принца-Ворона. Когда я увидела его снова, увидела по-настоящему, а не сквозь завесу желания, этот туман развеялся. Но до того я успела перепутать Моррагана с другим и даже теперь не могу точно сформулировать, чем именно они отличаются друг от друга. Как двое государей столь различного происхождения и положения могут быть так похожи? Только по одной-единственной причине, которую я отгадала столь поздно, и причина эта заключается в том, что, — девушка поперхнулась, так трудно было ей выговорить роковые слова, — что они братья.

— Не может быть! — воскликнула Кейтри. — Принц-Ворон просто напустил на себя какие-то чары, чтобы мы поверили, будто видим пред собой его величество.

— Никаких чар. Не забывай, Светлые не умеют лгать. Я назвала его по имени, а он ответил: «Вот так-то». И, уверяю тебя, так оно и есть, Кейтри. Я узнала в нем Моррагана. Его лицо вновь вспомнилось мне таким, каким я увидела его впервые — в чертогах Кариконнора, под Хоббовой горой.

— Вы хотите сказать, что Король-Император — самозванец? Что он — не Джеймс из династии Д'Арманкортов?

— Много секретов утаила я от Торна, — продолжила девушка, говоря более сама с собой, нежели со своей юной подругой, — но ничуть не меньше утаил он от меня. Да, он самозванец. И за это я благодарю фортуну, но проклинаю судьбу. Ибо мой возлюбленный бессмертен. А значит, он жив, и я никогда не перестану любить его, ненавидя в то же самое время весь род Светлых, чья кровь бежит в его жилах. И мне прискорбно, что я все равно люблю его, даже узнав всю правду, узнав, что сделалась игрушкой в его игре. Король-Император Эриса, тот, кого я знала как Торна, на самом деле не кто иной, как старший брат Моррагана — Ангавар, Верховный король Светлых.

Слезы струились по ее прекрасному лицу стеклянными лентами.

— Не может быть! — повторила Кейтри. — Рождение его величества было должны образом засвидетельствовано, как рождение любого отпрыска королевской семьи.

— Я не могу даже гадать, как и когда была произведена подмена. Знаю только, что Светлые, когда захотят, способны практически на все, что угодно. Найдется очень мало того, что им не под силу.

Ашалинду с удвоенной силой охватило сознание того, что Торн жив, более того — что он никогда не умрет. Восторг и жалящая печаль схлестнулись в ее сердце, точно два мира, столкнувшихся средь космической пустоты.

Пленницы легли на кушетку и дружно рыдали, пока не выплакали все слезы.

Когда наконец сознание Ашалинды начало заволакиваться дымкой необоримого сна, девушка прошептала:

— Надеюсь, Виа сумела сбежать и с ней ничего не случилось.

Но веки Кейтри уже сомкнулись, длинные ресницы лежали не щеках двумя полукружьями темной киновари, а дыхание звучало еле слышно.

Время текло в Мглице совсем незаметно — край этот не ведал ни смены дня и ночи, ни различных времен года. Когда Ашалинда с Кейтри проснулись, в отведенном им чертоге ничего не изменилось, лишь на деревьях висели чудесные одеяния.

Для Кейтри было подготовлено нижнее платье оттенка яиц малиновки, верхнее из синего бархата с вышитыми на нем белыми соловьями, жемчужный пояс, плащ, отделанный роскошной парчой, и головной убор из серебристого шелка с венчиков ибисовых перьев, расшитых жемчугом. Для Ашалинды — платье из узорной парчи с узкими рукавами, спадавшими ниже запястий, и облегающее верхнее платье, сшитое из бархата цвета Летних морей, все разукрашенное золотом. Рукава этого верхнего платья были собраны пышными воланами у плеча. Также Ашалинду ждал черный бархатный плащ с золотистыми лилиями и атласной отделкой. Застегивать его полагалось специальной сапфирной застежкой. Довершали наряд браслет из драгоценных камней, искусно сработанный в виде венка из лилий пояс, головной убор из золотой проволочки и тонкая струящаяся вуаль.

Пленницы внимательно рассмотрели одежду и украшения, но надевать ничего не стали.

— Что-то не хочется мне в таком месте ни переодеваться, ни купаться, — заявила Кейтри. — Такое ощущение, будто за тобой постоянно подглядывают.

Они скромно ограничились тем, что вымыли руки и ноги в фонтанчике, что бил из стены. Белая эмалевая птица на золотом браслете Ашалинды словно бы беспомощно затрепетала.

— Ума не приложу, как это умудрилась за столько длинных лиг не потерять отцовского подарка, — вздохнула девушка. — Это единственная оставшаяся у меня памятка, которую я могу носить без страха и сомнений. Дары Светлых носить я не стану, — добавила она, но в ту же секунду с деревьев слетела стая ворон и, набросившись на Ашалинду, принялась раздирать ее одежду. И без того успевший прийти в негодность костюм, сшитый портными Апплтон-Торна, начал расползаться. Птицы с гнусным карканьем улетели.

— Да тут не только подглядывают, но и подслушивают, — ворчала Кейтри, помогая госпоже облачиться в расшитую золотыми нитями рубашку, пока тряпки совсем не упали с нее. — Увы, на вас не осталось тилгала, а мой сорвали у меня прямо с горла те гнусные похитители из Дикой Охоты. Вас сильно поклевали?

— Как ни странно, на мне ни царапинки, — ответила Ашалинда. — Но увы! Как же бесцеремонно здесь с нами обходятся!

— А если вы вспомните, где находятся Ворота, нас отпустят?

— Даже и в таком случае — никаких гарантий нет. — Ашалинда продела руки в рукава. — Светлые ничего не обещали, лишь намекали. Они мастера недоговорок и двусмысленностей. Уж кто-кто, а я это знаю по собственному горькому опыту.

— Насколько понимаю, о бегстве нечего и думать?

— Именно. Здесь повсюду очень сильное колдовство, а управляет всем Морраган.

— Бедненькая Виа. Где-то она сейчас? — взгрустнула Кейтри. — Тигги сможет о ней позаботиться?

— Если усвоил, что не стоит прятаться под водой.

— Куда он увезет ее?

— Может, за Нениан Лэндбридж, к лагерям Имперских Легионов…

— Никак в голове не укладывается, что наш Король-Император на самом деле — изгнанный Верховный король Светлых, — пробормотала Кейтри, застегивая сапфировые пуговицы на локтях госпожи.