Алеет восток (Мв-14) (СИ) - Савин Влад. Страница 74

-Проверка не помешает - внушительно ответил командир - когда ревун, это уже самое крайнее, а до того, неофициально. Чего тебе говорить - знаешь же!

Моряки потянулись по сходням на борт. Остались лишь заводские. И женщины - одетые нарядно, и чтобы было что-то алое - косынка, шарф, платок на плечи. А Елена, жена командира, и еще четверо были в алых накидках-пальто, похожих на паруса.

-Да не беспокойтесь, Елена Саввична - сказал мастер - я вот на этой самой "моржихе" всю войну отходил. Ох, боязно, там ведь скольких людей уж сменили! Даже группманами, и то наши не все - в смысле, из моего экипажа. Хотя нет никого, кто бы меньше года в команде. Эх, ребята!

-Боекомплект ведь загрузили по-полной - заметил кто-то - ну, суки америкосские! А ведь тогда, если до драки дойдет, и победы на рубке надо вписать по полной? Еще те...

-Цыц! - одернули его - скажут, впишем. А пока - подписку ты давал?

-Ой, а куда идут-то? Мой мне так ничего и не сказал?

-Люба, ну ты что, глупая? В Полярный - некуда больше. Поскольку только там, кроме нас, у "моржихи" стоянка оборудована. Войны ведь пока нет!

-А если будет?

-Ну, чему быть, того не миновать. Ту выдюжили, вытянем и эту! Главное, сейчас нас врасплох уже не застанут!

-Может, не будет? И вернутся скоро.

-А куда они денутся - мы на "моржихе" и не из таких походов возвращались! Рассказать, так не поверите.

-А расскажи, Сань!

-После когда-нибудь! Когда разрешат.

На радиоузле сменили пластинку. Теперь из репродуктора слышался бодро-патриотический марш.

А позади провожающих, в цехах, уже шла работа над корпусами будущих "моржих".

Ленинград. 3 сентября 1950.

На перроне Московского вокзала стояли двое - пожилой мужчина импозантного вида, и скромно одетая женщина лет сорока. У мужчины был большой чемодан, женщина налегке - провожала.

-Сегодня два раза была тревога - сказала женщина - пока учебная, но все равно... Сирены воют, все куда-то бегут. А я не стала - зачем? Если начнут бомбить, в убежищах будет лишь прах, с расплавившимися монетами и ключами - помнишь, что говорила эта, Лазарева?

-Еще не поздно купить второй билет - сказал мужчина - Лида, ну ты сама виновата. Ну что тебе стоило придержать язык, и быть как все? Ладно, разберемся сейчас!

-Разберемся?! - зло усмехнулась Лидия Чуковская - а где ты был, папа, когда меня вышвыривали из Союза Писателей, что ж ты молчал, не вступился? И молчал, когда ко мне с милицией пришли, трудоустраивать - в госпиталь, вонючие горшки выносить и мыть, как Лазарева обещала - меня, потомственную интеллегентку с высшим образованием, как какую-то Глашу из деревни Чувырлино?

-Лидочка, помолчи, люди же вокруг!

-А я устала молчать! И ждать что когда-нибудь после. Ты знаешь, а я ведь даже не боюсь, если завтра будет война, и сюда упадет атомная бомба - меня не станет, но и эта проклятая власть падет, и мы станем свободны! И будет, как ты мне рассказывал, что было до большевиков.

-Лидочка!

-Что - Лидочка? Твои слова - что русская интеллегенция была судьей и совестью этой страны! Судьей - независимым и неприкосновенным. А не работником умственного труда, "сделал результат получи плату", как в Европе. Или как у нас теперь - "если Советская Власть вам что-то дает, то имеет право и требовать". Ага, купили! А вы - продались!

-Лидочка, прекрати. Положа руку на сердце, Лазарева права - тебе было, что продавать?

-А и хорошо что не было! Анна Андреевна, кого я боготворила - у нее большевики мужа расстреляли, сына гноили в тюрьме, а ей лишь поманили, она в Мурманск летит, "подвиги" красных моряков воспевать! Сынок ее Левушка, отсидев на лесоповале - получил должность, доступ в архивы, и это правда, что гебье звонило в его институт и предупредило, на такого-то сигналы о "неблагонадежности" не писать? Даже ученика и помощничка ему нашли, какого-то студента с истфака, Вальку-морячка, с которым Левушка вместе служил. И слился наш герой - творит, талант лелеет, с полного одобрения властей. А что обещали тебе, папа - тому, что учил меня, "если тебе дали линованную бумагу, пиши поперек"? Большевики - ваш талант взяли в заложники, так же как семьи когда-то брали! И самое подлое, что они честны - работай, развивай, но будь за них!

-Лида, а разве это плохо? Если их власть сейчас совсем не такая, как в восемнадцатом году.

-Папа, ты дурак или слепой? Будь они все швондерами и шариковыми, было бы лучше, такая власть не продержалась бы и года! Но они сейчас - такие как Лазарева: умные, идейные, и воевать умеют, их Гитлеру свалить не удалось, хотя он всю Европу подмял! И даже таланты ценят, перестали в распыл пускать. Но они не интеллегенты, понимаешь? Ты мне рассказывал, что такое свобода, как при царе было, в "России, которую мы утратили" - когда интеллегент мог не зависеть ни от кого, плевать на власть, сам выбирать где и кому служить, и его не смели тронуть иначе чем по беспристрастному суду присяжных! А Лазареву спроси про такую свободу, она и не поймет! Или скажет, государству служить - долг раба! Как она перед нами разливалась - иди к нам, ты нам подходишь, хорошо работаешь, раб, будет тебе за это самая большая миска похлебки! А вы слушали, рот открыв, одна я пыталась вас удержать - и получила, больницу с горшками!

-Лидочка, ну это решаемо. Не крепостное же право! Могу похлопотать, трудоустроить поприличнее. Или замуж выйдешь, тогда по закону можешь не работать.

-Папа! Знаешь, отчего вы тогда проиграли? А вы слишком любили жизнь! Как Лазарева говорила - добро, это солдаты Советской Власти защищают нас от американских бомб. И плевать что власть сволочная! Ах, вам талант позволяют развивать, и даже условия создают - и вы уже за. А уж "наших бьют", как тут иначе, ясно на чьей стороне в драку лезть! А надо, иногда, все снести, не разбирая, чтобы место расчистить! Пусть кровь, грязь, трупы, пожарища вместо городов - и бывшие профессора университетов выкапывают мерзлую картошку на полях. Но это необходимо - чтобы после уже правильно начать. Я в госпитале такого наслушалась - ты знаешь, что при ампутации режут по живой ткани, чтобы гангрену остановить? И гнойные раны вскрывают, кромсают по живому. Больно, страшно - но надо, иначе умрешь! Так я надеюсь, что эту войну мы проиграем.

-Лида! Ты этого не говорила, а я не слышал!

-Проиграем. И я молюсь, чтобы такие как Лазарева попали на виселицу, а не пытались после переиграть, учтя опыт - и ведь учтут, и разожгут, и толпа поддержит, вспомнив, как хорошо было при коммунистах, не желая проходить крестный путь на Голгофу до конца! Папа, ну отчего у нее, и все есть, а у меня, ничего? Ты спрашивал, отчего я этот ужасный берет надела, а не шляпку с вуалью, что мне идет - так я скажу, что даже в этом на Лазареву не хочу быть похожей! А буду, как у Чернышевского, дама в трауре - которой лишь после победы красивой и нарядной дозволено быть.

-Ну и что ты докажешь, таким протестом против власти?

-Да хоть совесть будет чиста, что не продалась! И после, когда свобода придет, новое общество начнется с таких как мы! Как ты сам меня учил - и запомни, что твое предательство я никогда тебе не прощу! Ни тебе, ни братцу Николаю.

-Ты все же приезжай в Переделкино.

-Как выйдет, папа. Если жива буду. Надеюсь, что война все же начнется! И свобода придет.

Прогудел паровоз. Скоро отправление.

-Ну, до свидания, дочка - сказал Корней Чуковский. И, осунувшись и сутулясь, подхватил чемодан, направился к вагону.

-Прощай, папа - сказала Лидия Чуковская. И пошла к выходу, не оглянувшись ни разу.

Р.Джексон. Красные соколы. Гл. "Китайский конфликт". Изд. 1969 (альт-ист.).

В чем была причина того, что США, бесспорно ведущая авиационная держава, в 1950 году оказалась совершенно не готова к воздушной войне? Как ни парадоксально, причина нашей слабости лежала в нашей силе!