Dirty Dancer (СИ) - "SаDesa". Страница 36

– А с какого это хуя?

Приподнимается на локтях, и мне приходится резко отклониться назад, чтобы не поймать его лоб своим.

– Тогда отпусти меня. Сейчас.

Бесишь. Бесишь до судорог в мышцах и печёночных колик.

Во что я ввязался?! Какого чёрта затеял всё это?! Какого члена сам не вышел тогда на съёмочную площадку?!

Поднимаюсь на ноги и отступаю, оборачиваясь к зеркалам.

Вижу, как и он тоже, шатаясь, поднимается и наблюдает за мной. Тоже в отражении. Подходит ближе, останавливается левее, почти у самой двери.

– Но ты – мой. Мой с потрохами, понял? Когда я захочу и сколько я захочу. И пока я хочу, ты – моя…

Запинаюсь, но он тут же любезно подсказывает:

– Зубная щётка?

– Верно. Пока мне не надоест.

Вижу его кивок в отражении. Молча поворачивается и делает шаг в сторону двери.

– Далеко собрался?

– Прости?

С чувством полного удовлетворения ухмыляюсь, понизив голос до возможного предела, выходит сочный бас:

– Остаёшься здесь.

Ощущение свершившейся маленькой мести.

Оборачивается через плечо и строит недовольную мордашку:

– Ну уж нет! Я не собираюсь сидеть на коврике, как твой пёс.

Закатываю глаза. Надоело. Слишком много разговоров.

Шаг вперёд, ладонь ложится на его плечо, в который раз уже за вечер пальцы касаются выпирающих ключиц, нажимают на них, едва ли не гладят.

Ёжится, отступая. Дёргаю на себя и, оказавшись максимально близко, другой ладонью снова, за волосы. Шипит.

– Пусти или…

С удовольствием заканчиваю за него:

– Или что? Вмажешь мне? Так давай.

Пытается вырваться, уцепиться за мой локоть, и я, прикрыв глаза и впервые за вечер не сдерживаясь, дёргаю его пустую башку в сторону так сильно, что раздаётся хруст.

Хруст треснувшего зеркала, в которое я впечатал его лицом. Его правой стороной.

Как заворожённый наблюдаю за отражением. Как искажается его лицо, преломляется, распадается на несколько маленьких картинок.

Нажимаю сильнее.

Морщится, и зеркало ещё больше коверкает, почти карикатурно отображает.

Переступаю с ноги на ногу, останавливаюсь за его спиной и не позволяю дёрнуться. Не позволяю оцарапать, испортить лицо.

Пытается пошевелиться – давлю сильнее. Шипит.

Помедлив, разжимаю скатившиеся на предплечье пальцы и оглаживаю ими его бедро, неторопливо вожу по грубому шву.

– Я должен быть уверен, что кусочек не отхватит кто-то ещё.

Усмехается, почти полностью копируя меня, разве что в разы хуже владеет голосом, и у него не выходит изменить тембр так же резко.

И пусть. И так нравится.

Даже не знаю, что будет вернее: что я круто попал или же что пропал. И хитрый мальчишка явно понимает это не хуже меня.

– Тебе жалко, что ли?

Отвечая, легонько дую ему в затылок, так чтобы, скосив глаза, заметить, как мурашки разбегаются по открытой шее:

– Иди на хуй.

– А это… – сбивчиво, явно языком касаясь губ, точно не разглядеть из-за искорёженной росчерками зеркальной глади, – Это входит в прайс?

– Первой строкой. Жирными буквами.

Ещё одна ухмылка.

На этот раз выходит лучше, уже ближе. Ближе, как и его пальцы, невесть когда успевшие расстегнуть пуговицу на моих джинсах.

Глава 9

Херовы лифты с их донельзя пафосными, отполированными до блеска зеркалами! Почему нельзя было налепить одно или вовсе ограничиться панелями из вишнёвого дерева или из ещё какой модной срани? Да уж, конечно, куда там! Должно быть, это заговор всех выпендрёжных дизайнеров! Зеркала! И побольше, побольше! На все четыре стены, от пола до потолка, ещё и поручни, мать их, натёрты так, что на их изогнутой поверхности я умудряюсь разглядеть своё вытянутое перекошенное ебало.

Его. Его еба… Да чёрт вас всех драл!

Шиплю, как обосравшийся на дорогущие шторы кот, и, отдёрнув пальцы от хромированной трубы, прикрываю глаза, предпочитая любоваться своим внутренним миром с тут же живо представленными парящими слонами, у которых вместо ног жирнющие бабы, нежели собственным отражением. Потому что ни хрена оно уже не моё, это отражение. Потому что, бросив даже короткий взгляд, я тут же вспоминаю про… Проклятье! Слоны с жирухами, я сказал!

Покусываю губы и принимаюсь негромко напевать последнюю, ещё даже не записанную песню. Совершенно сырую и с явно хромающим смыслом, но на то он и скелет, чтобы постепенно в ходе работы налепить на него живую плоть.

Напряжение отступает, позволяет мне дышать, не яростно раздувая ноздри, подобно загнанному в угол быку, а почти спокойно чередуя бесшумные вздохи и шумные выдохи.

Дёрнул же кто-то за яйца Джеки поселиться на самом последнем этаже высотки. "Вид охуитителен" ему, видите ли! Пока доедешь, бесконечную прорву мыслей передумаешь, каждую переберёшь по косточкам. Каждую, и все сводятся к мелкому засранцу, умудрившемуся при полном соблюдении так называемых "правил" изговнякать мне всё. Почти всё.

Крашеная сука! Снова ты в моей голове! И сомкнутые веки не помогают – что толку прятаться от зеркал, когда кипучее раздражение обжигает глотку и бурлит в груди. Раздражение вперемешку с чётко оформившимся желанием придушить кого-нибудь. Кого-нибудь, чьё лицо будет так похоже на картинку, которую ежедневно подпихивает мне зеркало.

Негромкое "дзынь" где-то над головой, и я вылетаю из этой пыточной коробки до того, как двери полностью откроются.

Неловко подворачиваю ногу, наступив на развязавшийся шнурок, но боль настолько ничтожна и размывчата, что даже не замедляю шага. Злоба тяготит куда сильнее.

И дверь тоже почти последняя.

Ну Джек… Как знал, что так будет, и специально подстроил всё это, чтобы дополнительно выбесить, так сказать, призовым бонусом.

На ходу роюсь в карманах, с удивлением отмечая, как же много я таскаю с собой разного дерьма. Измятые бумажки, какая-то пластиковая срань… Проездной?! Что в моих карманах делает проездной на метро?