Душа архонта - Кочубей Анна. Страница 3

Сир Годфри удивился. Впервые в Готе, да и вообще в провинции Морея, он встретил по-настоящему красивое существо! Отмыть ее, одеть… Девушка совсем не похожа на готку — приземистую бабу с грубым лицом! На долю секунды в сердце наместника шевельнулась жалость.

— Ее проверили? Она не архонт?

— Да, сир, проверили. Убедитесь сами.

Страница узнала голос человека, предлагавшего ее отпустить. Комендант крепости поднес ко лбу преступницы медальон с отверстием посередине. Все замерли в ожидании. Медальон покачивался, невольно заставляя следить за ним глазами. Вправо-влево. Эту штуку совали в лицо и раньше, но значение ритуала странница не понимала. Кто этот человек в голубом, разодетый, как харматанская птица? А что такое «Харматан», откуда в голове взялось это слово? Может, ее оставят в покое, если и дальше молчать?

«Северная зараза» — архонты, искусные воины, объявленные Империей вне закона, все еще бродили по просторам Эймара, но не в каждом провинциальном городе служил маг стихий — арий, способный распознать архонта в обычном человеке. К счастью, Империя придумала медальоны-ловушки. Они отвечали на магию архонта таинственным светом, всегда разным: синим, голубым, желтым или зеленым.

— Не светится, сир, — констатировал комендант, — совсем, ни искорки. Не архонт.

— Прекрасно! Выяснили мотивы поступка? Зачем девица символ изображала? Если она сама архонтом не является, значит, подосланная! Я сам видел ее знак — вывела четко, как заученное задание. Сообщников взяли?

Настроение сира Годфри окончательно испортилось. Заговор. В Готе! И ему докладывать в Аверну!

— Она молчит, сир.

— Как молчит?! Плохо пытали?

— Пытали хорошо! Взгляните, сир Годфри, она же не понимает ничего. Без собственного разумения девка, а Создатель запрещает юродивых мучить! Говорят, со стороны Проклятой дороги она пришла. Выгоним вон, да и…

— Создатель меня сохрани! — наместник набожно приложил два пальца попеременно ко лбу и к груди, — уж не одержимая ли она?

Оказывается, у него в казематах гостья с заброшенного тракта, жуткой обители демонов и неупокоенных душ умерших! Любое живое существо, ступившее на Проклятую дорогу, теряет свой привычный облик, превращаясь в отвратительную тварь с ненасытной жаждой крови!

— Нет, сир. Она человек, не тварь, — успокоил комендант, — несколько суток прошло, начало превращения мы бы не пропустили.

Сир Годфри вздохнул с облегчением. Решение оказалось проще, чем он предполагал! Наместник встал и храбро подошел к связанной страннице. Помахав перед ее лицом надушенной рукой, он глубокомысленно изрек:

— Вот что бывает, когда в город впускают кого попало! Сумасшедшая по недосмотру стражи смущает покой добропорядочных горожан, а я теряю свое время на пустые разбирательства!

Настал звездный час сира Годфри: карать и миловать — только так можно завоевать всеобщее признание и любовь!

— В Аверне легионера, презревшего свои обязанности, казнили бы немедленно… — патетично изрек он, и, выдержав паузу, добавил, — в камеру! На хлеб и воду, на десять дней. Нет, на двадцать!

Обрадованного мягким наказанием стража увели.

«Докладывать в Аверну о происшествии на площади Готы? Скандал повредит моей карьере. Не докладывать? Слухи сами дойдут», — раздумывал наместник.

Казнить нищенку? Тогда за что и как именно? Отрубить голову за измену Императору? Но какой с безумной спрос? Действовала в одиночку, что творила — не ведала… Повесить? Слишком жестоко! Отрубить руку, как воровке? И это тоже несправедливо! Если только за украденный покой сира Годфри… Жаль, что за отсутствие разума не предусмотрено кары! Вот вернется наместник в столицу и предложит такой закон, а пока… Отпустить? Нет, невозможно!

— В яму ее!

Гордясь собой, сир Годфри покинул подземелье, а в Аверну полетело письмо с отчетом о досадной безделице: «Местная сумасшедшая осквернила доску объявлений знаком архонтов. Виновные наказаны, преступница изолирована. В Готе все спокойно».

Что такое яма? Отверстие в земле дважды в высоту человеческого роста, забранное сверху решеткой, с утрамбованными стенами и галечным полом. Могила, в которой нельзя лечь. Бессрочная пытка. Сюда попадали преступники, наказание за провинности которых не имело четко прописанной формы. Ямы выкопали за пределами Готы, но часовые, прохаживаясь по городской стене, днем и ночью оглядывали их ряд с высоты. Решетка не спасала узников от капризов погоды и издевательств горожан — помои, тухлые яйца или гнилые овощи в любую минуту могли обрушиться им на голову, особенно, если наказание было заслуженным. Кормить по-человечески несчастных не возбранялось — правосудие оставляло место милосердию. Даже имея друзей или родственников, узники ям были обречены. Как только очередной страдалец испускал дух, решетку выламывали, доставали труп, а яма терпеливо ждала нового жильца.

Встреча с наместником стала последним испытанием. Вечером девушку отвели за стены Готы и замуровали в земляную темницу. Все было позади: бесконечные вопросы, свист плетей и непонятный страх в глазах мучителей перед запретным символом и ее молчанием.

Сидя на полу ямы, она начертила на песке изгиб змеиного тела, вписанный в круг. Размашисто провела ладонью слева-направо, рисуя меч. Все правильно, рука помнит знак именно таким. Теперь странница осталась с ним наедине…

Заговори она в казематах — и пытки убили бы ее. Немота сбила людей с толку… Но был ли смысл в отсрочке гибели? Медленная смерть станет еще мучительнее — вот чего она добилась!

Странница сжалась в комок, крепко обхватив руками колени. Она больше не сдерживала слезы и всхлипывала, зная, что ее никто не услышит. А потом погрузилась в сон, прекрасный, как видение из потерянной жизни. Желтый горячий свет лился с неба, мешал открыть глаза. Пахло лесом, травами, июньским зноем, камнями, нагретыми на солнцепеке. Над водой струился прохладный горный воздух, а мелкая волна плескалась настойчивой змейкой в раскрытую ладонь. Амарантин. Знакомое, любимое имя. Так звали реку.

— Эй! Ты жива?

Ее разбудил простуженный мужской голос. Встрепенувшись, девушка подняла голову и увидела, что посветлевшее отверстие наверху закрыла коренастая фигура. Наступил новый день. Пришел новый мучитель?

— Жива, значит. Вот, лови.

Круглый предмет упал к ней на колени, обдав восхитительным ароматом свежего хлеба.

— Еще держи.

Подставив руки, девушка поймала краюшку деревенского сыра. Присев на корточки, незнакомый благодетель с интересом ее рассматривал.

— Не ешь все сразу! Принес бы воды, но не в чем. Куды я фляжку свою задевал — не пойму. Все равно скоро дождь пойдет. Здесь льет каждый день.

Сообщив эту новость, мужчина ушел. Словно она могла обрадовать пленницу ямы!

— Я приду завтра, — донеслось издалека.

Еда подкрепила силы совсем ненадолго, а погода, и правда, испортилась. Капли дождя сыпались с неба, как сквозь мелкое сито, и пропитывали одежду. Раны на спине саднили и ныли. Скользкие стены ямы пачкали рыжей глиной. Дрожа от холода, девушка мерила шагами пространство своей тюрьмы: два коротких в длину, два в ширину. Туда и обратно. Еще и еще, пока от метаний в замкнутом пространстве не закружилась голова.

Морею окутала промозглая ночь. Девушка скорчилась в середине ямы и погрузилась в тоскливое ожидание. Чего она ждала? Утра? Или мужчину с хриплым голосом? Видения и сны ее не посещали, а рассвет оставлял надежду лишь на относительное тепло. Но и следующий день был так же пуст и безрадостен.

До странницы дошел весь ужас ее положения — она поняла, что таких дней будет много. Одинаково мучительных, похожих один на другой. Даже шум города не доносился до ямы, и лишь изредка слышался стук копыт или скрип колес со стороны дороги.

Девушка то садилась посреди своей тюрьмы, сжимая голову руками, то снова вскакивала и металась. Даже лечь невозможно! «Я приду завтра». Она прождала незнакомца весь день, но наступил вечер, а его все не было. В яме стемнело до черноты. Снова ночь. Странница перестала надеяться.