Предложение (ЛП) - Хейл Карина. Страница 48

— Ну а я собираюсь принять это на свой счет, — говорит он. Он поворачивается, чтобы посмотреть мне в глаза и подпирает голову рукой.

— Ты не хочешь, чтоб я был на этих фото, потому что все еще думаешь, что я собираюсь бросить тебя, что это просто чертова интрижка.

— Нет, не совсем так, — говорю я слабым голосом. — Это просто…ладно, может ты в чем то и прав. Но ты должен понять, уже довольно давно мы с Авой были лишь вдвоем, она и я.

— Стеф говорила, что ты встречалась с кем-то между Филом и…ну, этим.

Говорила? Я задаюсь вопросом, как часто они со Стеф говорили о подобном?

Я вздыхаю.

— Его звали Бен. Он был хорошим парнем и все тут. Ни один из нас в реальности не был в отношениях.

— Но он нравился Аве, да?

Я смотрю на него.

— Что заставляет тебя так думать?

Он пожимает плечом.

— Складывается впечатление, что тебе страшно, что это повторится. Что Ава привяжется ко мне – что даже ты, сама, с твоим проклятым сердцем, запертым в клетке – тоже привяжешься ко мне.

Я чувствую, как пылает моя кожа.

— Мое сердце не в клетке, — защищаюсь я. — И Ава привязалась к тебе с того самого момента, как села к тебе в машину. Ей ущерб уже нанесен

— А что о тебе? — хрипло спрашивает он, еще пристальней вглядываясь в меня. — И почему ты называешь это ущербом?

Он, правда, не понимает?

— Потому что… — я ищу слова. — Потому что когда вы с кем-то, а потом они уходят, с собой они забирают часть тебя. Это разрушает фундамент. Разве ты не знаешь? Это словно вытягивать кирпичик за кирпичиком, в конце концов, все здание рухнет.

Он сердито потирает рукой лицо, выпуская очень громкий вздох.

— Сердце это не гребаное здание, Никола! — Он откидывает одеяло и встает с постели, расхаживая взад-вперед по комнате. Он обнажен, но на этот раз мои глаза тянутся к напряженности, написанной на его лице. Я даже и не думаю о том, чтобы смотреть на его член.

— Прости, — шепчу я, садясь на кровати. — Я знаю, что это не так, но, Боже, я просто хочу, чтоб ты понял, каково мне было. Просто знал каково это, оказаться в дерьмовой ситуации.

Он останавливается и недоверчиво смотрит на меня. Я жалею, что вообще что-то сказала. Брови нахмурены, глаза огромные.

— Думаешь, ты единственная, кто оказывался в дерьмовой ситуации? — он наклоняется вперед, кладет руки на матрас и смотрим мне прямо в глаза. — Пока я рос, моя мама никогда не говорила мне, что любит меня. Мой отец никогда, независимо от того, что я делал, не гордился мной. Я вынужден был жить, зная это, справляться с этим. Я половину времени провел в школах-интернатах, так как никто в семье не знал, что со мной делать. Ты хочешь поговорить о дерьмовых ситуациях? Ну, что ж, давай. Я был чертовски нежеланным. И да, у меня были деньги и прочая ерунда. Но все это такая хрень, когда у тебя нет кого-то, кто скажет тебе, что они тебя любят.

У меня перехватывает дыхание. Я вижу, как пульсирует вена на его шее, отчаяние в его глазах, они хотят, чтоб я увидела его, чтоб я его поняла. Я так и делаю. Не совсем так, но понимаю.

Он сглатывает, и мгновение смотрит в сторону.

— Эй, — говорит он, у него низкий голос. Он ползет по матрасу ко мне, и я вспоминаю первый раз когда мы занимались любовью. Но вместо плотского желания, когда он приближается ко мне, во мне появляется что-то еще. Какой-то другой уровень связи, возможно, он есть только у меня в голове.

— Никола, — говорит он, кладя руки по сторонам от моего лица, глядя мне прямо в глаза. — Я знаю, ты обожглась. Но я тоже обжегся. Может быть из того, что осталось от нас может выйти что-то красивое.

А потом он целует меня, с такой силой, такой страстью, я буквальной чувствую, как из меня высосали весь воздух. Я не хочу ничего больше, чем чтоб из нас вдвоем выросло что-то красивое. У меня есть свои демоны, и, видимо, у него есть его собственные.

Мы не тратим много времени на прелюдию. Он внутри меня и вместо ленивой, роскошной любовной игры, которая была до этого, сейчас это что-то сумасшедшее и отчаянное. Словно он вручает себя мне, боясь, если я не приму его сейчас, то он навсегда потеряет меня.

Но он не потеряет меня.

Потому что я абсолютно влюблена в этого мужчину.

И понимание этого ужасает. Он был настолько сильно неправ насчет того, что сердца это не здания. Они одинаковые. Они представляют собой строения, которые держат нас в безопасности, ограждают от стихии. И в ту же минуту, когда они начинают шататься, все остальное находится под угрозой.

Сердце можно конфисковать так же, как и здание.

Сердце можно разрушить кувалдой под видом отказа, или бульдозером замаскированным под неосторожное слово. Сердце можно взорвать на кусочки и бросить на землю.

Но, даже зная все это, мне надо двигаться дальше. Надо воспользоваться шансом. Надо поверить в Брэма и в себя. Чтоб я смогла отдаться ему, открыть себя для любви и позволить себе первый раз в жизни влюбиться, не ожидая, что все превратится в руины.

Она может достичь облаков, пронзить небо. Построить мост из жизни, которая была у меня раньше, от того человека, которого я знала, к чему-то намного лучшему.

Но ему я этого не говорю. Я не смею. Держу эти чувства при себе – я люблю тебя, я нуждаюсь в тебе, я жажду тебя – и страхи – ты сломаешь меня, ты погубишь меня, осудишь меня – все в себе.

И когда он кончает, в его глазах так много магии, и я думаю, может быть, он знает.

Может быть он, в конце концов, понимает, кто он для меня.

Глава 17

БРЭМ

— Хей, придурок, — говорит Линден когда я отвечаю на телефон.

— Здравствуй Линден, — вежливо говорю я. Я на встрече с Административным советом внутригородского управления Сан-Франциско и даже несмотря на то, что сейчас у нас кофе-брейк, черта с два я буду приветствовать брата как всегда.

— Поймал тебя не в лучшее время, брат? — говорит он. — Я перезвоню позже.

— Что ты хочешь?

— Просто хотел узнать как ты, — говорит он, защищаясь. — Черт побери, что, собственная семья не может узнать как у тебя дела? Я не разговаривал с тобой с тех пор, как ты вернулся из Диснейленда. За который, кстати, большое тебе спасибо. Теперь Стеф издевается надо мной, с какой стати она не умчалась в самое счастливое место на земле. Не знаю, как ты сделал это с малышкой на хвосте.

Его замечание заставляет меня вздрогнуть, как и большинство из его обычных комментариев.

— Я сделал это для Авы, — отвечаю ему, — и для Николы.

— Ладно, ладно, — говорит он. — Я просто говорю, что ты святой. Никогда не думал, что назову тебя святым. Должно быть, она действительно въелась тебе под кожу. Не говори мне, что ты собираешься стать Джерри Магуайером и тащиться от ребенка. Не могу себе представить, чтоб Ава говорила тебе, сколько весит человеческая голова.

Нет, но она назвала мне имена многих динозавров из Юрского периода. Но я не говорю об этом Линдену. Не хочу давать ему оружие.

— Если тебе от этого станет легче, — говорю я ему, понизив голос, чтобы люди, сидящие в конце стола, потягивающие воду и обсуждающие что-то, не услышали. — Я тащусь от Николы. Она великолепна, ты не поверишь насколько. — Я должен сказать это, или Линден может обвинить меня в том, что я собираюсь стать похитителем детей.

— Держу пари, что так и есть. Иначе с чего бы тебе все еще быть там?

Я медленно выдыхаю через нос, пытаясь не дать ему добраться до меня. Я знал, мой брат никогда не поймет ничего из этого, ничего из того, что я чувствую и то, что я пережил раньше. Он столько всего не знает обо мне, никто не знает, и в последнее время у меня такое чувство, что все это скоро всплывет.

— Будь осторожен, Линден, — говорю я ему. — Довольно скоро Стеф начнет приставать к тебе с малышом, и где ты, черт возьми, в конце концов, окажешься? Ты окажешься в Диснейленде со своими маленькими засранцами, и я буду тем, кто будет смеяться последним. — Я делаю паузу. — И да, они будут именно маленькими засранцами, потому что ты, когда был мелким, был эпическим говнюком, и это будет чертово возмездие.