Наследники погибших династий - Зволинская Ирина. Страница 2

Ночью перед приездом в столицу у меня начался жар, я проснулась с диким желанием попить. Шатаясь и покряхтывая, как старая перечница, я прошла в туалет и открыла медный кран. Вода падала в ржавую раковину. Зачерпнула ладошкой и бросила в лицо, холодные капли упали за ворот и побежали почти до пояса. Кто-то громко позвал меня. Я спросила, что нужно – это было ошибкой. Надо было молчать. Тогда, возможно, проводник принял бы меня за пассажира, но мне было так плохо, что я не успела сообразить. Он потребовал открыть, я отказалась. Тогда Морель попытался выломать дверь. От страха я закрыла уши, но все равно слышала каждый удар.

Как жестока оказалась действительность! Мне, домашней девочке, профессорской дочке, пришлось, скрывая имя, ехать через полсоюза, при этом делать самую грязную работу и терпеть домогательства. Я расхохоталась – истерически, громко, даже страшно.

Не знаю, почему он ушел, ведь ему почти удалось снести дверь. Испугался смеха. Решил, я повредилась рассудком. А кто знает, на что способны сумасшедшие?

Вечером того же дня, как только поезд остановился на платформе, я схватила нехитрые пожитки и выбежала из вагона. Толпа вынесла меня к выходу из вокзала. Жуткое путешествие подошло к концу и пошатнуло атеистические взгляды теперь уже профессиональной уборщицы. Я поверила в существование нижнего мира, из которого, как известно, выходят демоны.

По-моему, я только что оттуда!

Большие вокзальные часы отбили восемь раз. Сегодня в университет не попаду, но в запасе еще два дня, волноваться пока не о чем. На площади святого Франциска было еще более шумно, чем на вокзале. Кричали извозчики: «Отвезу быстро и дешево!» Кричали домовладельцы: «Квартиры, комнаты на любой срок и кошелек!» Кричали продавцы пирогов, дети, женщины… От резких звуков захотелось зажать уши и уйти туда, где тихо и нет людей, – так я и сделала. В стороне от площади, но почти рядом с ней, стояла маленькая, очень аккуратная пожилая женщина. В руках у нее была табличка с объявлением о сдаче комнаты. Я подошла и уточнила, сколько она просит и есть ли у нее еще жильцы. Цена была не самой низкой, на площади были варианты дешевле, но отсутствие других соседей подкупало.

Мне хотелось сейчас только одного – покоя.

Дом мадам Франс, так звали домовладелицу, был маленьким – раза в два меньше нашего. Находился он на самой окраине города, зато был отдельным и даже имел крошечный, всего-то три клумбы, сад – большая редкость для столицы. Вопреки моим опасениям, больше никого не было. Хозяйка не обманула. Я заплатила за неделю. Тридцать франков существенно облегчили и без того не тяжелый кошелек. Получила ключ от комнатки, полотенце, постельные принадлежности и даже кружку горячего молока с печеньем.

Мадам Мари, как оказалось, еще ни разу не пускала жильцов. На мой вопрос, почему, она смущенно ответила:

– Не хотела чужих мужчин в доме, а девушки если интересовались, то вид их сразу говорил о роде деятельности. Я приличная вдова, а не хозяйка вертепа!

Вот так заношенное платье и чей-то старый платок помогли мне найти новый дом.

Мадам Франс показала мне ванную и, пожелав спокойной ночи, ушла. Сантехника оказалась современной, был даже кран с горячей водой. Еще бы, ведь это столица. Я терла кожу грубой мочалкой до тех пор, пока она не начала саднить.

Не реветь, только не реветь! Незачем пугать добрую хозяйку. Бездумно смотрела, как уходит в сливное отверстие вода: самого страшного удалось избежать, почему же ощущение гадливости так и осталось?

Заперла дверь, подошла к окну – проверить, не открыто ли оно, – и легла на пахнувшие лавандой простыни.

Все хорошо, Лиса, почти хорошо.

Круглые зеленые глаза с вертикальными зрачками пристально следили за розовым бантиком. Я привязала его на веревочку и подбрасывала – то вверх, то вниз, то в сторону. Длинный пятнистый хвост дергался в такт моим движениям. Наконец котенок в каком-то особо хитром кульбите достиг своей цели. Он рвал этот несчастный бант зубами, при этом помогая себе задними лапами. Я с улыбкой смотрела на серые пятна на лоснящейся шубке. Шикарные кисточки на ушах также были серыми. Вскоре ему надоело играть с неподвижной игрушкой, и он прыгнул ко мне на колени.

– Уф, как ты потяжелел, малыш. Смотри, уже не помещаешься.

Я почесала его за ушком, за что получила ответную ласку. Он потерся об меня головой, а потом начал лизать больную руку.

– Я тоже люблю тебя.

Боль стала уходить, и я зарылась носом в густой серебряный мех.

– Жаль, ты не можешь залечить сердце!

Упомянутый орган обиженно заныл, и я проснулась.

Утро началось с умопомрачительного запаха. Мадам Франс пекла блины. Уснуть при таком аромате было решительно невозможно, пришлось вставать и идти умываться. Рука совсем не беспокоила, и алая, вспухшая было рана затянулась. Остался только маленький шрам.

«Спасибо, Малыш», – послала я мысленную благодарность.

Холодная вода приятно остужала кожу, а отражение в зеркале…

– Святая Амелия, что это? Что со мной? – В панике я побежала к кровати, схватила свои очки и нацепила на нос. Отражение стало расплываться. Резко сдернула их. Из зеркала на меня испуганно смотрели ярко-зеленые, изумрудные глаза, совсем как у котенка из сна. Но таких ведь не бывает! Исчезли веснушки, а волосы стали серебристыми, почти как его шкурка.

– Спокойно, Мелисент, – собственный голос успокаивал, – не нервничай. Вспоминай, может быть, ты закапала не те капли в глаза, и после этого они стали менять цвет.

Ага, а волосы поседели от стресса? Веснушки, видимо, тоже.

Если бы не шок, то я бы даже могла сказать, что стала… красивой? Яркой – так точно. Родинка над губой, которую я перестала замазывать, потому что не захватила с собой пудру и крем, привлекала взгляд и добавляла еще больше загадочности необычному облику.

– Такие капли превышали бы стоимость нашего дома, – продолжила я диалог с собой, – и потом, я ничего не капала, наоборот. Я забыла все свои лекарства в Лосс.

Тут осознание собственных слов накрыло с головой.

Святая Амелия, но зачем?

Нет, не хочу даже думать об этом. Это не самая большая моя проблема, можно даже сказать – наоборот. Вот только как объяснить мадам Франс такие изменения?

Быстро заплела косу и спрятала ее под платок. А что делать с глазами?

Вытряхнула содержимое своей сумки на кровать. Оттуда выпали четыре толстые книги, недоеденный пирожок и какая-то совершенно ненужная мелочь. Я даже одежду не взяла. Ни одного сменного комплекта! Ничего – ни капель, ни темных очков. Обострившееся чувство опасности кричало о необходимости скрыть такую приметную внешность. Ну, как можно было не взять ни лекарств, ни документов?!

Впрочем, в том состоянии хорошо, хоть что-то взяла. Интересно, зачем мне книга по астрономии? А фотография? На черно-белом снимке, счастливо улыбаясь, стояла неразлучная троица: Софи, Грэг и я.

«Эй, великий химик, пошли в парк! Из Оредежа приехал фотограф!» – Грегори кричал мне под окнами лаборатории.

«Пойдем, запечатлеем нашу молодость!» – поддерживала его Софи.

«Не могу, у меня тут реакция сейчас пойдет», – громко крикнула я в ответ.

«Давай-давай, а то маму позову!»

«Нельзя быть такими жестокими! Ладно, иду», – сдалась я и, как была, в домашнем полосатом платье пошла в парк.

Счастливые воспоминания пролетели перед глазами. Больше никогда я не увижу Софи, никогда она не засмеется чудесным смехом, не обнимет, не разделит печали младшей подруги. Первая мысль была выкинуть карточку в окно, и я было даже почти сделала это. Но потом передумала; у меня больше нет памяти о ней, пусть тут с нами и Грэг.

Достала карточку из рамки и положила между страниц «Химии лекарственных неорганических веществ», которую, как и плащ, теперь уже безвозвратно одолжила у мсье Роже.