Как Иисус стал богом - Эрман Барт Д.. Страница 66
Часть проблемы состоит в том, что ключевое греческое слово здесь – глагол, переведенный как счел хищением, – достаточно редко и теоретически может использоваться в обоих значениях. Однако в действительности это слово (и связанные с ними греческие слова) почти всегда применяются для обозначения того, чем человек в данный момент не обладает, но хочет похитить – как вор, хватающий чужой кошелек. Немецкий исследователь Самюэль Волленвайдер показал, что данное слово широко использовалось в этом смысле целым рядом еврейских авторов – более того, использовалось применительно к земным правителям, которые из высокомерия стремятся сделать себя более великими и могущественными (божественными), чем они в действительности являются[110]. По-видимому, то же самое оно означает и здесь, в поэме из Послания к Филиппийцам.
Вторая причина полагать, что Иисус здесь еще не равен Богу, – это то, что только такая интерпретация придает смысл второй части поэмы, в которой Бог «возносит» Иисуса еще «выше», чем он был раньше (именно таково вероятное значение слова из поэмы, переведенного здесь как «превознес»). Если бы Христос уже был равным Богу, то для него было бы невозможно получить в награду за послушание еще более высокий статус, чем до того. Что может быть выше, чем равенство с Богом? Более того, только будучи «превознесенным», Христос получает «Имя, которое выше всякого имени» и становится объектом поклонения для всех живых существ. Христос, вероятно, был одним из низших божественных существ прежде, чем он смирил себя, став человеком и умерев. Следовательно, когда в поэме говорится, что Иисус был «в образе Божием», это не значит, что он равен Богу Отцу. Это значит, что он был «подобен Богу» или божествен – как архангел, как Ангел Господень, описанный в пассажах Еврейской Библии.
Сегодня многим людям может показаться странным, что Христос мог быть божественным существом, но не полностью равным Богу. Однако важно помнить то, что мы выявили в главе 1. Наше представление о том, что между сферой божественного и сферой человеческого лежит непреодолимая пропасть и что божественное царство имеет только один уровень или слой, отнюдь не разделялось в Древнем мире греками, римлянами и иудеями – а равно и христианами. Вспомните надпись, в которой Цезарь Август был объявлен «божественным», при этом если он окажет своим подданным еще больше благодеяний за время своего царствования, они сочтут возможным «еще больше обожествить его». Как можно «еще больше» обожествить кого-то? В Древнем мире это было возможно – поскольку сфера божественного представляла собой континуум. То же относится и к иудейским и христианским кругам. Для автора поэмы из Послания к Филиппийцам Христос изначально был божественным, но при вознесении он был сделан «еще более божественным». По сути, он стал равным Богу.
С этим положением соглашается большинство интерпретаторов благодаря формулировке последних двух строф поэмы, стихов 10 и 11. Здесь сказано, что Бог «превознес» Иисуса так, что «во имя Иисуса / преклонилось всякое колено / небесных и земных и преисподних, / и всякий язык исповедал, / что Иисус Христос – Господь, / во славу Бога Отца». Невнимательный читатель может этого не заметить, но эти строки содержат аллюзию на пассаж из Еврейской Библии – и к тому же поразительный пассаж. Согласно еврейскому оригиналу, встречающемуся у Исайи (45:22–23), только перед одним Яхве, Богом Израиля, «преклонится всякое колено» и им одним «будет клясться всякий язык»:
Ко Мне обратитесь, и будете спасены,
все концы земли,
ибо я Бог, и нет иного.
Мною клянусь:
из уст Моих исходит правда,
слово неизменное,
что предо Мною преклонится всякое колено,
Мною будет клясться всякий язык.
Пророк Исайя выражается здесь совершенно недвусмысленно. Есть только один Бог, и никакого другого. Этот Бог – Яхве[111]. И он поклялся, что перед ним преклонится всякое колено, и им будет клясться всякий язык. Однако в поэме из Послания к Филиппийцам всякое колено преклонится и всякий язык будет исповедать не Бога Отца – кроме которого, по словам Исайи, «нет иного», – но превознесенного Иисуса. Иисус, таким образом, удостоен того же статуса, почестей и славы, что и сам Бог Всемогущий.
Эта интерпретация поэмы о Христе из Послания к Филиппийцам показывает, что уже на заре христианского движения последователи Иисуса начали выступать с весьма смелыми утверждениями относительно его личности. Он был вознесен до равенства с Богом, несмотря на то что сам Бог сказал, что, кроме него, «нет иного». Каким-то образом христиане представляли себе, что «иной» действительно существовал, и этот «иной» был равен Богу. Но вовсе не потому, что он был Богом «по природе» – используя позднейший философский/богословский термин, вошедший в употребление в дискуссиях о божественности Христа. Он был Богом потому, что Бог сделал его таковым. Но как мог Христос быть Богом, если Бог есть Бог, и он только один? Как мы увидим, это стало ключевым вопросом более поздних христологических споров. Все, что мы можем сказать на данной стадии – это то, что ранних христиан не настолько беспокоила эта дилемма или парадокс, чтобы писать о ней, поэтому мы не знаем в точности, как именно они ее решали.
Еще одно последнее соображение относительно поэмы из Послания к Филиппийцам, очевидно, уже пришло вам в голову. Я называл христологию, которую она содержит, христологией «воплощения», поскольку Иисус представлен в ней, как предвечное божественное существо, ставшее человеком. Но в этой поэме столь же очевидно присутствует и элемент христологии «возвышения», поскольку при воскресении Иисуса Бог вознес его до еще более высокого статуса, чем он имел раньше. Следовательно, в определенном смысле слова поэма представляет собой пример переходной христологии, сочетающей в себе как идею воплощения, так и идею возвышения. Поздние авторы сделают еще больший шаг в сторону от христологии возвышения, вплоть до того, что Христос станет изображаться как равный Богу еще до своего появления в этом мире – по сути, как равный Богу извечно. Но точка зрения автора поэмы из Послания к Филиппийцам иная. В этом прекрасном пассаже, который цитировал и в который, судя по всему, верил Павел, Христос действительно был предвечным божеством. Но он был ангелом или ангелоподобным существом, лишь вследствие своего послушания до смерти удостоенным равенства с Богом.
Другие пассажи у Павла
Христология воплощения, лежащая в основе Послания к Филиппийцам, может быть прослежена и в других пассажах из посланий Павла. Я уже говорил, что Павел понимал Христа как «скалу», снабжавшую израильтян необходимой для жизни водой в пустыне (1 Кор 15:45), и указывал, что, по мнению Павла, Христос, в отличие от первого Адама, пришел «с неба» (1 Кор 15:47). Когда Павел говорит о том, что Бог «послал» своего сына, он, похоже, выражается отнюдь не метафорически (как, например, в Ин 1:6 говорится, что Иоанн Креститель был «посланным от Бога»); напротив, Бог на самом деле послал Христа с небес на землю. Как пишет Павел в Послании к Римлянам: «Ибо по невозможности Закона, бессильного по вине плоти, Бог, послав Сына Своего в подобии плоти греха… осудил грех во плоти» (8:3). Интересно, что Павел использует здесь слово подобие — точно так же, как в поэме из Послания к Филиппийцам говорится, что Христос пришел «в подобии человеческом». Греческое слово в обоих местах одно и то же. Означает ли это, что Павел избегал высказываться в том духе, что Христос на самом деле стал человеком, но говорил лишь, что он пришел «в подобии» человека? Трудно сказать.