Преступление победителя (ЛП) - Руткоски Мари. Страница 22

— Ему не понравилось, что я сровнял с землей Геранский дворец. — Генерал пожал плечами. — Но это был тактически верный ход.

Ее отец никогда не боялся императора, и Кестрел сказала себе, что тоже не должна. Поэтому, на виду у всех гостей, выхаживающих между статуями и картинами, Кестрел направилась к Тенсену.

В изумлении приподнялось несколько бровей («Вот уж никак не может расстаться с геранцами!» — прочла мысли придворных Кестрел), но император сейчас находился к ней спиной, а ей необходимо лишь несколько мгновений. Кестрел скользнула рукой в карман платья.

Тенсен стоял перед пейзажем, украденным с южных островов. Арина рядом не было. Он запаздывал. Возможно, он решил вообще не приходить, учитывая их последний разговор.

На избранной Тенсеном картине были изображены выбеленные поля — холст оставляли расправленным на солнце, чтобы он выгорел, — и посевы индигоносных цветов, которые выращивали для получения краски.

— Леди Кестрел, — радостно начал Тенсен, но Кестрел перебила его.

— По всей видимости, вы умеете оценить хороший пейзаж, — сказала она. — Вы знали, что эти цветы были написаны настоящим индиго? Они символизируют то же, чем и являются.

Кестрел начала громко и пространно говорить о живописи. Она наблюдала за тем, как некоторые придворные, которые было заинтересовались ее разговором с геранским министром и хотели подслушать, с разочарованием отвернулись. Кестрел стала постепенно понижать голос. Тенсен ждал, и в его зеленых глазах горело любопытство — а также осторожная надежда. Хоть он так и не прочитал записку, которую перехватил Арин, ему несложно было догадаться, что Кестрел хотела обсудить не только живопись.

Она достала руку из кармана.

— Столь тонкие детали, — произнесла девушка, указывая. — Поглядите, почти каждый лепесток выписан отдельно.

Легким прикосновением она посадила мертвую маскировочную моль на картину внизу, где холст был закреплен в раме. Мотылек уцепился за материю и окрасился в фиолетовый цвет. Он стал частью пейзажа.

Тенсен посмотрел на моль, а затем на Кестрел.

Девушка тихо произнесла:

— Я выясню, что успел подслушать Тринн. Когда я сделаю это, то оставлю здесь для вас еще одну моль. Приходите в эту галерею каждое утро. Полюбите эту картину. Ищите на ней моль. Она сообщит вам, что я назначаю встречу.

— Где?

— За пределами дворца.

Однако Кестрел плохо знала город и не могла назвать более точное место.

— В городе есть одна таверна, в которой обслуживают геранцев...

— Тогда там обслуживают и капитана дворцовых шпионов. Император знает, кто вы, Тенсен. Пока он никак не пытается помешать вам, потому что хочет выяснить, что вам известно и как вы станете поступать, исходя из этих сведений.

Кестрел снова взглянула на императора. К нему подошел раскрасневшийся принц Верекс и что-то разгоряченно говорил. Лицо императора, повернутое к Кестрел в профиль, выражало насмешливую скуку.

— Где тогда? — спросил Тенсен.

Кестрел смотрела, как император взял у служанки бокал вина, а затем служанка слилась с толпой, будто тоже была маскировочной молью. «Люди не смотрят на рабов», — сказал Арин. У Кестрел появилась идея.

— Как во дворец доставляют свежую провизию?

— Кухонная прислуга покупает ее на городском рынке, в бакалейных лотках и на Мясном Ряду.

— Да. Там. Мы встретимся на Ряду. Если вы оденетесь как прислуга, на вас никто и не взглянет.

— Однако невеста принца обязательно привлечет внимание.

— О себе я позабочусь.

Ей не терпелось разъяснить самую тонкую деталь встречи: время.

— Посмотрите. — Она указала на нижнюю балку рамки и попросила Тенсена представить, что это развернутая линия ободка часов и вдоль нее от рассвета до заката движется время. Место, где будет лежать моль, укажет час их встречи на следующий день.

— Что, если моль заметит кто-то другой?

— Это просто моль. Обыкновенный вредитель. Она ничего не значит.

— Слуга может найти моль до того, как я увижу ее.

— Тогда именно эта мысль первой придет мне в голову, если я не увижу вас в назначенное время на Ряду. Послушайте, Тенсен, вам нужна моя помощь или нет?

Она понимала его сомнения, но это терзало ее все больше, так как она не могла избавиться от ощущения, будто вступает в игру, обреченную на проигрыш. Победитель полностью знает наперед свою тактику — Кестрел видела только один ход, может, два.

Голос Верекса становился все громче. Кестрел не могла разобрать слов, но головы стали поворачиваться еще до того, как Верекс буквально вылетел из галереи.

— Ходят слухи, что принц не одобряет происходящее на востоке, — пробормотал Тенсен.

Кестрел не хотела думать о востоке.

— Рабы поговаривают, что восточная принцесса Верексу как сестра, — добавил Тенсен. — После ее похищения их некоторое время растили вместе.

Глаза Кестрел невольно обратились к Рише, и, когда она увидела принцессу, стоявшую на другом конце длинного холла, кровь Кестрел, казалось, потеряла свой цвет. Кестрел почувствовала, как затихает ее пульс. Она представила, как кровь, толчками бегущая по ее телу, становится розовой, затем прозрачной. Кристально чистой водой, свободно переливающейся в жилах.

Не Риша заставила Кестрел похолодеть, и не миниатюрная восточная картина, которую принцесса разглядывала, как небывалую диковинку. Не тоска на лице Риши, сказала себе Кестрел.

Но в этой галерее не было ничего больше, что могло бы окатить Кестрел таким сильным чувством вины.

— Валория одержала победу на восточных равнинах, — сказал Тенсен. — Вы не слышали? Нет? Что ж, вам нездоровилось. Ваш отец отравил лошадей местных племен и захватил равнины. Все произошло быстро.

Кестрел пыталась не слушать его. Она смотрела на одинокую фигуру принцессы.

Кестрел подойдет к ней. Она оставит Тенсена и моль цвета индиго и пройдет сквозь толпу придворных, между статуями из мыльного камня, привезенными вместе с прочими награбленными ценностями северной тундры. Если Кестрел не подойдет к Рише сейчас, то станет одной из этих статуй: гладкой, холодной, неподвижной.

Но она не успела сдвинуться с места, потому что к принцессе подошел кто-то другой.

Это был Арин. Он мягко заговорил с Ришей. Кестрел не могла услышать его голос — не с такого расстояния, не через гул голосов придворных. Но она знала. Она видела сочувствие в его глазах, в плавном изгибе его рта. Арин не мог сказать этой юной девушке ничего, кроме теплых слов. Он наклонился к ней. Риша ответила ему, и он коснулся тремя пальцами тыльной стороны ее ладони.

И Арин не мог не скорбеть вместе с Ришей. Он тоже потерял семью. Он потерял все из-за валорианцев. Конечно, это сближало его с ее потерей. Общее горе создавало убежище вокруг них. Убежище, в которое Кестрел входа не было.

В любом случае, что бы она сказала Рише?

Это моя вина.

Или: могло быть хуже.

Это было бы так же глупо, как говорить правду Арину. Кестрел пришлось бы проглотить свои слова и молчать, и проглотить их снова, пока она не раздуется и не потяжелеет от всего, что не может произнести.

Поднимет ли Арин взгляд, увидит ли, что она наблюдает за ними? Но его глаза были прикованы к Рише.

Кестрел казалось, что ее жизнь приняла форму складного ножа, и сердце стало лезвием, заключенным в деревянном теле-рукояти.

— Вам лучше уйти, — неожиданно произнес Тенсен. Она забыла, что он стоит напротив, что они окружены придворными и что она хотела сделать разговор с Тенсеном кратким, насколько возможно. Она не хотела быть замеченной императором.

Который смотрел на них с другого конца галереи.

Он кипел от ярости. Ближайшие к нему придворные почувствовали это и отошли.

— Подождите, — сказала она Тенсену, хотя император уже направлялся в их сторону.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Подождите. Почему мой отец отравил восточных лошадей?

— Почему валорианцы вообще что-то делают? Для победы, это очевидно. А теперь, если вы простите меня...