Желание близости (СИ) - Бонди Мила. Страница 39

– Не берите в голову, – перебил её Марк. – Были и хорошие моменты… – Марк задумался, подперев ладонью подбородок. – Мой дед, например, научил меня считать, когда мне было четыре года, – признался он.

– Это замечательно, – поддержала Серинда.

– Находите? – в голосе его сквозил сарказм. – Дед дал мне пачку денег. Всего сто по одному доллару.

– Зачем? – опешила девушка.

– Сказал, что это мой первоначальный капитал для бизнеса.

– Но вам же было всего четыре! – возмутилась Серинда.

– Именно в этом возрасте я стал единственным наследником Патрика, – с горькой усмешкой ответил Марк.

– Почему? – спросила Серинда, хотя по выражению лица начальника уже догадывалась, какой услышит ответ.

– Мой отец умер, – ровным тоном ответил Марк. – Погиб в авиакатастрофе, – сказав последнее, ему захотелось прикусить себе чересчур длинный язык.

Серинда вмиг напряглась, вцепившись в ручки кресла. Её лицо потеряло все краски, став мертвенно бледным.

– Извини, – мягко произнёс Марк. – Ляпнул, не подумав. Не хотел тебя напугать.

– В-с-с-ё нор-маль-но, – немного запинаясь, ответила она.

Не сговариваясь, они оба замолчали, на продолжительное время, погрузившись в свои мысли. Серинда пыталась понять, что должен чувствовать четырёхлетний малыш, пересчитывающий бумажки номиналом в один доллар, когда его отец погиб. Она не могла понять, как мужчина, просивший называть его «дядей Патриком», всегда при встрече угощавший её вкусным мороженым или другими сладостями, мог быть так жесток к собственному внуку?

– Ты скучаешь по России? – негромко поинтересовался Марк.

– Я совсем недолго жила там. Больше всего я скучаю по маленькой деревушке в Италии, – призналась Серинда.

– Почему вы остались жить в Америке?

– Почему вы спрашиваете?

– Мне любопытно, – Марк говорил как можно безразличнее, чтобы не высказать своего личного интереса. Он хотел знать о ней всё, вплоть до самой любимой песни в дошкольном возрасте. – К тому же беседа значительно скрасит молчание в полёте, – он обезоруживающе улыбнулся. – Может, расскажешь, как познакомились твои родители?

Серинде было сложно устоять против его обаяния.

– Это была великая история любви! – с восторгом отозвалась девушка. – Мама путешествовала по Европе. Её так сильно захватил Рим, что она осталась там на месяц. Однажды она отправилась на виноградники Principe Pallavicini. Там её заметил одинокий художник. Его восхитила красота моей матери, и он предложил ей сталь его Музой.

– Она согласилась?

– Да, не сразу, конечно… но он смог её уговорить, – ответила Серинда. – Мужчина отвёз её в свою студию – в деревню, недалеко от тех самых виноградников.

– Могу поспорить, что за творческим процессом эти двое влюбились друг в друга?

– В таком случае, вы проспорили! – Серинда звонко рассмеялась. – Художнику было под девяносто, а моей маме всего двадцать три!

– Как говорится, любви все возрасты покорны, – возразил Марк.

– Н-да… наверное, – глаза её сверкнули озорным блеском. – Вам виднее…

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, – уклончиво ответила Серинда, старательно рассматривая свой маникюр.

– И всё же… Я настаиваю, – твёрдо потребовал Марк. – Извольте объяснить свою фразу, милая леди.

– Ну-у-у, если вы настаиваете, – съязвила Серинда, всплеснув руками в театральном жесте. – Судя по вашим романам, вам досконально известна истина фразы «любви все возрасты покорны».

– Да что вы говорите?.. – ухмыляясь, протянул Марк. – И откуда вам известны истории всех моих романов? – его крайне заинтересовала эта тема.

– Слухи, – глубоко вздохнув, ответила девушка. – Компания, как осиное гнездо. Куда ни пойди, все только и толкуют о ваших похождениях-тире-увлечениях, – скривив гримаску, сказала Серинда, уже пожалев о своём недавнем выпаде.

– «Зудеть и сплетничать – антропологическая неизбежность всех женщин», – безразличным тоном ответил Марк.

– Чьё это изречение?– поинтересовалась Серинда. – Ницше? Фрейд?

– Нет. Bones*, – ответил Марк.

– И то правда, – Серинда звонко рассмеялась.

– Так в кого же влюбилась ваша мама, если не в старика-художника? Надеюсь, не в конюха?

– В его сына, – ответила Серинда. – Он тоже художник, хотя не так знаменит, как его отец, – в её голосе звучала боль и тоска, смешанная с горечью.

Марк каким-то внутренним чутьём догадался, что картина, которую Серинда повесила в его кабинете, написана рукой её отца.

– А где сейчас ваши родители? – поинтересовался Марк.

Стоило ему задать вопрос, как он пожалел об этом. Серинда в одно мгновение изменилась в лице. Печаль, скорбь, злость… на какие-то доли секунд эти чувства отпечаталась на её прекрасном лице. Один вдох и девушка взяла себя в руки. Она отрешённо посмотрела по сторонам.

– Мистер Уильямс, я не хочу говорить о своих близких, – она опустила глаза. – Это личное.

– Мы скоро породнимся с вами, Серинда, – голос Марка стал на тон резче. – Моё любопытство вполне оправдано. Я хочу знать о своей невестке чуть больше, чем имя и фамилия, – его сарказм был очевиден.

Серинде было неуютно под его пронизывающим взглядом. Казалось, он видит её насквозь, подозревает в чём-то. Почему же ещё так недобро блестят его глаза?

– Я могу ещё сообщить вам свою дату рождения, чтобы вы могли присылать мне поздравления раз в год, – в тон ему ответила Серинда.

– Первое января.

– Что? – недоуменно переспросила она.

– Это было в вашем деле, – пояснил Марк.

Было очевидно, что он ознакомился с её личными данными, вносимыми в анкету при трудоустройстве. Серинда удивило не это, а то, что он запомнил дату её рождения.

– А откуда вы узнали, что я жила в Челябинске? Я не указывала эти сведения в анкете... Кажется…

– Компания проверяет каждого нового сотрудника и вносит дополнения в анкеты, – чуть поддёрнув плечами, ответил Марк. – А ещё мне рассказал про это, Томми.

– Вы расспрашивали его обо мне? – возмутилась Серинда.

– Боже упаси! – Марк театрально закатил глаза. – Пытке допроса он подвергся со стороны матери. Я лишь находился поблизости.