Мертвое море (ЛП) - Каррэн Тим. Страница 98

            Тварь стала подниматься перед носом лодки... И, господи, что это? Она появилась из этого смердящего, мерзкого моря, сочась водой, слизью, гнилью, и источая пар. Поднялась на десять или двенадцать футов, липкая, живая и невероятная.

            Менхаус раскрыл рот от изумления.

            Она была неясной, абстрактной формы. Нечто, состоящее из выпуклостей и бугров, поросших этими волосами-щупальцами, спутанными и шевелящимися. Извивающаяся, мохнатая тварь, прозрачный паук, покрытый комками шерсти и длинными нитями. Вьющееся скопление живых паутин, находящихся в постоянном движении. Горб, который они сперва увидели, возвышался над основной массой, как голова. Но он не имел ничего, напоминающего лицо... только сеть спутанных волос, скрывающую под собой нечто черное и блестящее. У твари было две, а может быть, три конечности... бескостные штуки, не щупальца и не отростки, как у краба, а длинные, покрытые чешуей стержни, подрагивающие и сочащиеся влагой.

            Высоким, полным паники голосом Сакс воскликнул:

            - Что... что ты собираешься с этим делать, Большой Босс?

            Хороший вопрос.

            Кук уставился на тварь. Эта мерзость никак не могла быть живой, и все же была. Очень даже живой. Шевелящееся, зловещее скопление волокон, волос и грязно-серых кружев. Эти пряди и космы простирались в случайном порядке, отчего походили на конечности, только это были не конечности. Просто развевающиеся волосы, некоторые слипшиеся в большие комья и колтуны. Все связаны между собой длинными мясистыми лентами.

            Кук начал стрелять.

            Он разрядил в тварь пистолет, а потом она схватила его. Другими словами, швырнула своими длинными, покрытыми чешуей конечностями в центр своей массы. Но пасти у нее, как таковой не было. Ей было нечем его рвать. Он ударился о тело твари, и все услышали его крик. Утробный нечеловеческий крик, какой животное издает перед смертью.

            Менхаус упал на сиденье, визжа, и причитая. Его разум рвало на части.

            Фабрини, казалось, застыл от ужаса.

            Кук... Господи. Все те волосы и жгутики накрывали, оплетали, ласкали и опутывали его. Он бился, пытаясь разорвать их, хватал их руками. Звук был такой, будто пучки травы выдирались из почвы. Все эти паутины жадно овладевали им, заползали в ноздри, рот, глаза, извиваясь, как дендриты или синапсы нервных клеток. Проникали в него, словно корни. Прорастали внутрь и наружу.

            Все видели это.

            Когда его крики, наконец, смолкли, из-за того, что горло у него было забито клубком из этих ползучих паутин, из его лица, шеи, и рук начали расти крошечные волоски. Они прорастали как корешки при замедленной съемке, жилистые и волокнистые. Миллионы их прорывались из Кука, пока тот не превратился в... мохнатое, подрагивающее существо, очертаниями напоминающее человека, поглощающееся шелестящей массой.

            Остальные сидели, не шелохнувшись, потому что были не в силах что-либо предпринять. Фабрини было встал, взмахнув веслом, и сделал, может, один шаг, прежде чем Сак приказал ему сесть на место. Он понимал, ему это только на пользу.

            Все произошло очень быстро.

            Еще мгновение назад Кук был с ними, и вдруг... стал частью этой твари.

            Менхаус хныкал, Фабрини издавал горлом сдавленные рвотные звуки, а Крайчек просто старался не смотреть. А что Сакс? Он был до смерти напуган и уже хотел вставить пистолет в рот и вышибить себе мозги. Несмотря на ужас происходящего, его коварный разум тут же узрел в этом удобный случай.

            Поэтому он залез внутрь себя, нашел во тьме свой дрожащий от страха голос, и вытащил его наружу.

            - Ладно, - проскрипел он. - Ладно... просто сидите тихо и не шевелитесь, мать вашу.

            Выполнять такой приказ было несложно, ни у кого не возникло с этим проблем.

            Тварь все еще находилась там. Гигантское, дышащее переплетение паутин, волокон и нитей. Все эти жесткие сухожилия подрагивали и извивались, как длинные тонкие черви. Из-за выпирающего из нее бугра, который некогда был Куком, она выглядела беременной. Ее конечности, разветвляющиеся чешуйчатые прутья суетливо обматывали его сетями волос, закутывали в кокон, как муху. И самое страшное было то, что Кук все еще шевелился. Трепетал и подергивался, пытаясь умереть, но это явно давалось ему с трудом.

            Люди в шлюпке знали, что происходит с ним.

            Знали, что тварь не то чтобы поедает его, высасывает кровь и отделяет мясо от костей... хотя, в сущности, именно это и происходило, только не так, как они понимали. Ибо Кук поглощался и переваривался этими волосами, растворяясь и усваиваясь в общей массе данного кошмара. В любом другом месте эту тварь можно было прикончить метлой и смахнуть в мусорное ведро, но здесь было все иначе.

            Она медленно покачивалась из стороны в сторону, словно пьяная. Увидев это, Сакс понял, что это недобрый знак. Ибо если б тварь была сыта, она бы вернулась под воду.

Вытянув вперед конечности, она уперлась ими в края шлюпки. Все те тонкие жилистые усики начали извиваться, скручиваться и вытягиваться в стороны как тогда, когда она впервые увидела... или почуяла... Кука. Шелестящие отростки протянулись от твари и, опутав нос, стали распространяться по лодке в поисках нового мяса.

            И Сакс поймал себя на мысли, что эти волосы были не просто телесным покровом, а, возможно, основными придатками и органами чувств... мышечными и нервными волокнами. Органами вкуса, обоняния и пищеварения.

            Менхаус попытался перелезть через борт, и Сакс хлопнул его по уху.

            - Дай мне керосиновую лампу и сигнальный факел, - сказал он очень тихо, глядя, как волосы уверенно ползут вперед. Шевелящимся ковром они двигались в их направлении.  Уже покрыв носовое сидение, продолжали приближаться. Приливной волной извивающихся, живых волос.

            Фабрини сунул одну из ламп Саксу в руки. Тот разбил ее об одно из средних сидений, в двух шагах от наступающих усиков, и плеснул керосин на приближающуюся орду. Зажег сигнальный факел, и ярко-красный язык пламени осветил лодку и неоном отразился от тумана. Тварь не знала огня. У нее не было зрения как такового, но Сакс готов был поспорить, что она имела нервные окончания. Он бросил факел на пропитанные керосином волокна, и те взорвались фонтаном пламени, вспыхнули, как сухая труха. Языки огня метнулись к телу твари.

            Она дико забилась, обманутая легкой добычей. У нее был рот или что-то вроде, поскольку она стала издавать высокий, пронзительный звук, как умирающее насекомое. Такой, какой издает паук, раздавленный вашим ботинком. Она попятилась, объятая огнем и дымом, наполняя воздух тошнотворным, едким смрадом.

            И с шипением и паром ушла под воду.

            Но она никуда не делась. Ее горб остался над поверхностью.

            - Что теперь? - спросил Менхаус. - О, Господи, что теперь?

            - Тушите огонь, - скомандовал Сакс.

            Фабрини и Крайчек принялись плескать воду на умирающие лепестки пламени, а Менхаус схватил факел, который успел прожечь в корпусе шлюпки дыру.

            Горб зашевелился, завибрировал, задрожал, и высунулся из воды дюйма на три-четыре. Он начал растягиваться, внезапно разделился надвое, и половинки стали распадаться на части с влажным, рвущимся звуком.

            - О, что, черт возьми, она делает? - воскликнул Фабрини.

            Крайчек облизнул пересохшие губы.

            - Думаю... думаю, она разделяется.

            Так оно и было. Простое деление, бесполое размножение. Она делилась надвое, как простейшее животное. Половинки продолжали удаляться друг от друга, бешено вибрируя. Их соединяли пряди желто-розовой ткани. При делении генетического материала клеточная оболочка рвалась и образовывалась вновь. Вода вокруг заполнилась струями белой, похожей на сперму жидкости. Затем деление завершилось, и получилось два горба. Ни один не шевелился.