Я вернусь через тысячу лет - Давыдов Исай. Страница 26

Встреча первая

Громадные, как простыни, листья пальм. Под ними сумрачно и сыро. На небольшой солнечной прогалине – сочная, высокая трава. И на длинных, голых, голубоватых стеблях – яркие, пышные, багровые цветы, похожие на пионы. Над цветами – пятнистые, не меньше раскрытой большой книги, бабочки. У нас таких и в коллекциях не увидишь.

В лесу пусто – ни тропинки, ни зверя. Только птицы галдят где-то вверху, над листьями пальм.

Вот между стволами неторопливо, тихо прошел астронавт. Он в высоких кремниоловых чулках с пружинящими каблучками. Такие чулки не прокусит змея. Они не боятся ни воды, ни льда, ни раскаленных песков. И их почти не чувствуешь на ноге. Этой обуви уже больше двухсот лет, но до сих пор она незаменима для любых путешествий.

Мы видим спину астронавта и не знаем, кто это. Ясно только, что мужчина. Широкие, сильные плечи, крепкие ноги, мускулы которых так и играют под тонкой серой тканью обтягивающих брюк...

Он уходит в лес, этот астронавт, и за ним идет еще один, и еще. Круглые белые шлемы мелькают среди мохнатых стволов, окутанных толстым зеленым мхом, и исчезают вдали.

И тогда из-за толстого ствола медленно выдвигается коричневое волосатое плечо, затем коричневая голова с копной спутанных темных волос и курчавой бороденкой на резко скошенном подбородке.

Голова глядит вслед ушедшим астронавтам.

Видно, они уже не внушают опасений, потому что человек выходит из-за дерева весь – совершенно голый, коричневый, волосатый, опирающийся на толстую суковатую дубину.

Не поворачивая головы, он негромко, протяжно говорит: “О-о-у-у-л!”, и из-за двух соседних толстых коричневых стволов выходят еще два таких же коричневых волосатых человека.

Они тоньше и чуть выше первого, и бородки у них еще только пробиваются, и в руках у них не суковатые дубины, а короткие копья – обыкновенные копья, каких полно в исторических музеях Земли.

Эти двое тоже глядят вслед астронавтам, затем один из них цокает языком и, выпятив нижнюю губу, покачивает головой.

Видно, астронавты ему не очень-то понравились.

– Хой! – негромко командует первый человек, тот, который с дубиной, и все трое поворачиваются к нам спиной и двигаются в глубь леса, вслед за астронавтами. Еще несколько секунд – и коричневые волосатые люди исчезнут за толстыми, мохнатыми стволами деревьев.

И в это время рядом со стереокамерой раздается громкий металлический щелчок.

Трое коричневых мгновенно поворачиваются лицом к камере. Двое крайних уже держат наготове копья. Средний уже отвел для удара свою суковатую дубину.

Они на несколько секунд застывают в этих позах, изучая непонятного противника и как бы позволяя себя фотографировать. В их маленьких, как щелочки, глазах бегают темные зрачки. В этих глазах – страх. Страх и ненависть. И ничего больше.

Сильные коричневые тела напряжены. И хорошо видны развитые мускулы рук и груди.

Это сильные люди. Но лица их некрасивы. Они не вызывают симпатий.

Но вот наконец один из людей делает резкое движение, и в воздухе летит копье. Оно летит прямо на стереокамеру и, кажется, будто вот-вот вонзится тебе в грудь. Но камера резко отодвигается в сторону, и видно, как копье втыкается в землю возле мохнатого ствола пальмы, как, постепенно затихая, дрожит тонкое древко.

А когда камера вновь возвращается в прежнее положение – трех диких охотников уже нет.

В лесу, как и раньше, тихо и пусто, и громадные пятнистые бабочки бесшумно летают с цветка на цветок. Лишь высокая трава медленно распрямляется там, где только что стояли три косматых коричневых человека...

...Я остановил проектор, задумался.

С этими людьми мне еще придется встретиться. Больше того – жить с ними рядом, учить их тому, что знаю я сам, учить добру.

Хватит ли терпения – у меня, у других?..

Ведь дикарям еще очень далеко до настоящих людей. Они не знают жалости, не понимают цены человеческой жизни. Убили же они Риту Тушину – спокойно, деловито... И главное – ни за что! Хотя она пришла к ним с добром.

Конечно, Бирута тоже видела эти стереоленты. Их много раз показывали по телевидению. Их знала вся Земля. И на лекциях в “Малахите” тоже не раз вспоминали про них.

Но мне не хотелось, чтобы сейчас Бирута снова все смотрела. Наверное, это помешало бы ей работать над рассказом, создало бы совсем не то настроение.

Я взял две оставшиеся стереоленты “Урала”, которые лежали возле проектора, и заложил в копировальную машину. Вот-вот войдет Бирута. Уж лучше снять копии, унести их в каюту и когда-нибудь потом, когда Бирута закончит рассказ, прокрутить ленты вместе с ней.

Пока я отбирал материал для Бируты, копии были готовы, и я рассовал их в карманы. Оригиналы лент уложил обратно в гнездо со стандартным цифровым шифром и короткой надписью: “Планета Рита. Стереоленты “Урала”.

А затем несколько дней я больше, чем обычно, думал о том, что ждет нас на далекой планете – понятной и все еще не понятой до конца. Зачем мы летим туда? Ради чего навсегда простились с нашей ласковой и удобной Землей, с нашим домом, с нашей Родиной?

Видно, так уж устроен человек, что какие-то проклятые вопросы мучают его всю жизнь, хотя, казалось бы, давно решены кем-то другим. И каждое новое поколение заново решает эти проклятые вопросы для себя, как бы не доверяя надежному, выстраданному, очень дорого оплаченному опыту отцов.

А ведь вроде бы самое главное в нашей жизни уже давно решено. Целым человечеством. Еще до моего рождения о судьбе планеты Рита спорила вся Земля. После возвращения “Урала” споры шли в научных советах и в институтах, на заводах и фабриках, по телевидению и радио, в газетах, журналах, книгах...

Большинство астронавтов “Урала”, и прежде всего Михаил и Чанда Тушины, первыми сказали, что Земля должна помочь жителям Риты. В своих статьях, книгах и интервью “уральцы” доказывали, что коммунистическое общество Земли поступило бы негуманно по отношению к далеким своим собратьям, если бы оставило их на десятки тысячелетий в темноте и невежестве, обрекло бы тем самым на повторение всех тех бесчисленных кровавых ошибок, которые совершило за свою историю земное человечество.

Вначале эта точка зрения многим казалась совершенно бесспорной. Все было просто, ясно, логично и благородно. Однако вскоре большая группа известных ученых – в основном историков – подвергла предложение астронавтов “Урала” резкой критике.

Историки напоминали, что существует разница между субъективными намерениями тех, кто хочет помочь другому народу, и объективным значением их поступков. И эта разница становится просто громадной тогда, когда сам народ, отставший в чем-то от других, не просит о помощи.

– Навязанная помощь – почти всегда насилие, – утверждали историки. – И даже самые добрые субъективные намерения в таком деле ничего не меняют.

Десятки христианских миссионеров, отправляясь из Европы к дикарям Африки или Океании, свято верили, что принесут туземцам только добро, только просвещение и благоденствие. А приносили, по существу, колониальную эксплуатацию, потому что вслед за миссионерами приходили те, кто подчинял жизнь народов своим интересам.

– Помощь, о которой не просят, – утверждали историки, – вызывает невольное сопротивление. И она оборачивается насилием, навязыванием слабым народам чуждых им порядков. По существу, это и есть установление власти одних народов над другими. Где гарантия, что на Рите не получится – разумеется, невольно! – такого навязывания своих порядков? Ведь первые же контакты астронавтов с жителями Риты ясно показали: ни о какой добровольности не может быть речи. Дикие племена уважают только силу и подчиняются только ей. Следовательно, кроме насилия, иного средства цивилизовать их нет. И, если даже это насилие не будет сопровождаться кровопролитием, – допущение почти нереальное! – все равно оно будет насилием и, значит, колонизацией.

А колонизаторство, как известно, органически чуждо коммунистическому обществу. И поэтому вмешиваться в историю другой обитаемой планеты земляне не должны. Пусть там идет все так, как и положено при естественном ходе развития. Коммуна Земли вправе лишь послать туда несколько десятков наблюдателей, которые помогли бы углубить знания о первобытно-общинном строе...