Перемещенцы (СИ) - Успенская Ирина. Страница 35

— А я вижу тебя словно зеленоватый стебелек с изящными резными листочками. И от него во все стороны расходятся золотые лучики. Гельку я вижу как огненный шар с абсолютно черным центром. Яркий и горячий, который может сжечь, а может согреть. А вот принц, он другой. Он похож на Гелю и в тоже время совершенно не похож. Я смог его увидеть только когда он отъехал от нас метров на двадцать и все равно ничего не понял.

— Я тоже. Возможно, этот ненавидящий эльфов разумный тоже практикует запрещенные искусства и смог рассмотреть родственную силу в твоей подруге. Кто знает? Поэтому нам остается только ждать и наблюдать. Мы работаем с тонкими энергиями на той плоскости бытия, где всем правит духовное созидание, а силы темного искусства лежат за переделами мира, на той грани астрала, где души мертвых, уходят в свой последний путь. А сейчас, ученик, быстро покажи мне сферу молчания!

Сарат пришел ночью. В своем неизменном сером плаще, он был практически невидим на фоне дрожащих на стенах веранды теней. При виде соотечественника травница встрепенулась, сердце в груди радостно забилось. Она едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. Все эти дни знахарка ходила под впечатлением от долгожданной встречи, иногда ей казалось, что это все ей привиделось, и дорога домой все так же недосягаема, как свет далекой звезды Арутикариты, которая освещала путь ее народу на протяжении веков существования их мира. Единственный наследник старинного рода, высокомерный, уверенный в себе гордец Сарат был мостиком, дарующим ей надежду на возвращение. Травница искренне радовалась его приходу, несмотря на слегка снисходительное отношение к ней собрата. Когда-то они начинали вместе путь в Ордене Света, в один день перешли на седьмую ступень и получили из рук самого Магистра Разума янтарные изображения символа их служения — Цветка Света. Потом, когда дорога домой резко закрылась, Сагресса застряла в этом мире, а честолюбивый собрат за двести лет успел сделать неплохую карьеру и уже носил голубой цветок. Только две ступени отделяли его от звания Магистра.

— Есть новости, сестра? — вкрадчиво поинтересовался эльф, когда они уселись с чашками ароматного травяного чая у маленького круглого стола.

— Сэмуэль делает огромные успехи. Честно говоря, мне уже нечему его учить. Все остальное он может развить в себе и сам при помощи медитаций и погружений в состояние транса. Он бегло читает и сносно пишет на сорто — это местный язык. И он в меня влюблен. — Знахарка следила за реакцией гостя сквозь длинные полуопущенные ресницы.

— Это великолепно! — Сарат ухмыльнулся. — Так ты сможешь еще больше привязать его к себе. Чары?

— Нет, — отчего-то смутилась травница.

Гость бросил на нее внимательный взгляд и, поставив чашку на стол, саркастически посоветовал:

— Бери его пока он тепленький, сестра. Это достойное приобретение, хотя, конечно, жаль, что не эльф.

Девушка промолчала.

— Кстати! А как же его подруга? Эта, как ее…Гел'труда, кажется.

— С нею произошел занятный случай. Эта дуреха связалась с приезжим благородным из-за мальчишки-раба. У них, видите ли, рабства в стране нет, — знахарка пренебрежительно фыркнула. — Так тот разумный заметил в ней зачатки мага смерти. Хотя я не вижу в этой девчонке никакой магической силы. Обычный человек.

— На этом можно сыграть!

— Ты меня недооцениваешь, — в голосе эльфийки прозвучало недовольство, но она попыталась его скрыть. — Я использовала эти знания, чтобы посеять черный цветок недоверия в душе Сэмуэля. Но даже не это главное. Тот незнакомец приезжал в село ко мне. Он искал кое-какие травы, используемые в очень редких обрядах воскрешения и исцеления. Очень редкие травы…

— И? — Сарат прищурившись, внимательно слушал девушку.

— Ему хватило секунды, чтобы увидеть мое истинное лицо и еще секунды на то, чтобы попытаться меня убить! Произнесенные при этом оскорбления звучали на смеси староэльфийского диалекта рассветных кланов и какого-то неизвестного мне языка! — Знахарка зябко пожала плечами. — Я никогда не испытывала такой к себе ненависти. Это было страшно, Сарат, очень страшно. Если бы не Гельтруда, боюсь, сегодня тебя было бы некому встречать.

— Что он сказал? — по бесстрастному лицу эльфа, невозможно было прочесть, что за эмоции обуревают посланника Ордена Света, только всполохи белого огня в светлых глазах выдавали его возбуждение.

— Насколько я смогла понять, обозвал меня эльфийской шлюхой, выкормышем рассветных кланов и пообещал выпустить кишки при следующей встрече. Очень сетовал, что рядом нет его брата, который тоже был бы не против пустить кровь проклятой эльфийке, — внешне равнодушно процитировала Сагресса.

— Отлично! — Сарат удовлетворенно откинулся на спинку стула.

— Отлично? — недовольно воскликнула травница.

— Успокой ся, сестра! Это хорошая весть! Мы нашли еще двоих выходцев из Леса. Говоришь, он сцепился с этой подругой мага?

Сагресса кивнула.

— Очень хорошо! Надеюсь, что при следующей встрече между ними не сможет возникнуть симпатии.

Он вскочил и, потирая руки, прошелся по комнате.

— Еще его раб…

— А что с рабом?

— На нем был ошейник, скрывающий сущность.

— Анга'улайри? [14] Ты уверена, сестра?

— Я не самая сильная магиня, но прочесть ауру смертного могу легко. Так вот, ни ауру раба, ни ауру его хозяина я увидеть не смогла. Сэмуэль что-то рассмотрел, но не смог объяснить, что именно.

Сарат продолжал ходить по комнате, полностью уйдя в свои мысли. Знахарка молча пила чай, глядя на красную звезду, сияющую на небосклоне.

— Пока не стоит забивать голову малолетними рабами. Что ты предпримешь с подругой Сэмуэля? — гость оседлал стул и положил подбородок поверх сложенных на спинке кистей рук. Сейчас он очень напоминал того юного и задиристого эльфа, каким помнила его Сагресса.

— Через несколько дней ярмарка. Сюда съедутся купцы и наемники со всего Приграничья. Гельтруда давно изнывает от тоски, в отличие от Сэмуэля, ей нечем заняться. Думаю, я смогу подтолкнуть ее к определенным действиям, например, к далекому и опасному путешествию…

На следующее утро после возвращения из Дубеньчиков рэквау в сопровождении раба покинули село. Вечером накануне Сотеки по приказу брата привязал Кейко к столбу в конюшне, сдернул с него рубаху и задал вопрос:

— Знаешь за что?

— Да, милорд, — прошептал раб сдавленным от слез голосом.

Было очень страшно.

— Брат слишком разгневан, чтобы самому наказать ослушавшегося раба. Он приговорил тебя к пяти ударам к'тошем [15], но потом смилостивился, сократив экзекуцию до трех ударов. Возможно, что лишение тебя болтливого языка было бы милосерднее.

Больше он не разговаривал. Свистнул к'тош и на солому брызнули первые тяжелые капли крови. Сотеки бил профессионально, каждым ударом рассекая кожу до мяса. Никогда еще Кейко так не кричал. После второго удара от нестерпимой боли глаза подростка закатились, и он начал проваливаться в темное ничто. Но белокосый не позволил мальчишке уйди в спасительное забытье. Он провел над головой подкидыша рукой, и уплывающее сознание, сделав рывок, вернулось обратно.

— Не так просто, дитя. Ты должен почувствовать всю полноту и неотвратимость наказания.

Ровный, спокойный голос привел Кейко в еще больший ужас. Он заплакал, забился, но ремни крепко обхватывали лодыжки и шею.

— Простите меня, милорд! Я больше никогда-никогда не буду произносить ваших имен! — подкидышу казалось, что он кричит, но на самом деле его голос звучал чуть слышно.

Сотеки не ответил. Слегка заведя руку назад, он резко ударил по окровавленной худой спине.

Очнулся Кейко на ворохе соломы, лежа на животе. Спину жгло так, что подкидыш заорал и попытался вскочить на ноги. Но что-то тяжелое придавило его голову и ноги к колючей соломе, не давая возможности пошевелиться.