Запертые двери (СИ) - Бер М. Игорь. Страница 5
американец, должен боготворить бейсбол. Но прошу вас, не сидите дома перед телевизором, лежа на диване. Выберите хотя бы радио
,
а ещё лучше нашу радиостанцию, ведь только у нас вы найдёте хорошую компанию в моём лице и лучшие хиты этого лета. И специально для моей хорошей знакомой Джоанны Престон звучит следующая композиция из репертуара "Evanesance".
Джим поставил музыку, снял наушники и с невинной улыбкой уставился на Джоанну, которая продолжала на него дуться.
Каждый, кто знал Джима Роквелла, видел в нём весёлого привлекательного парня любящего пошутить и радоваться жизни по любой, мало-мальски достойной для этого, причине. Те, кто был с ним знаком ближе, любили его за добрый нрав и умение рассмешить в любой момент, пусть даже на поминках. За долгие годы, Джим и сам поверил в "Джима-заводилу", у которого всегда всё хорошо и по-другому быть не может, потому, как ему даже наедине с самим с собой не бывает скучно. В некотором смысле это и было правдой, но только в дневное время суток, потому как ночью (особенно в бессонницу) он заглядывал в себя и видел маленького мальчика испуганного призраками прошлого. И этот мальчик жил в нём отдельной личностью, став его вторым "я", о котором не принято говорить в слух, даже самым близким друзьям.
Джиму удалось избавиться от детских воспоминаний, так как они были слишком невероятными, чтобы быть правдой. А так как все люди в большинстве своём реалисты, они часто забывают случаи, которые им пришлось пережить, если в них случилось вспыхнуть искорке необъяснимого или может даже сверхъестественного. Джим не знал, как квалифицировать то, что ему пришлось пережить в детстве: нечто неизученное с точки зрения науки или просто яркое детское воображение, рождённое благодаря больному мозгу его отца? Джим старался об этом не думать, уж слишком дурные чувства это вызывало в его душе. А потому легче всего было обо всём забыть, а оставшуюся память архивировать, превратив её во второго самосознания, очень слабого и легко контролируемое в дневное время суток. И только по ночам этот чёрный чулан его памяти мог слегка приоткрываться и, заглядывая в него, Джим мог увидеть во мраке вечной тени маленького мальчика, каким он когда-то был, с бледным лицом и с ужасом в мокрых от слёз глазах.
Дверь в его студию открылась и в неё вошла Джоанна, с явным желанием отчитать его.
- Ты...
- Здравствуй, красотка, - перебил её Джим, пристально глядя ей в глаза. - Надеюсь, ты пришла, чтобы спросить меня, не хочу ли я, чего-нибудь жаждоутоляющее? И я тебе отвечу: Да! И ещё раз, да! Желательно без газа и со звякающими льдинками на дне. - Под конец, Джим изобразил невинную улыбку на лице.
- Ты самый настоящий гаденыш, Джим. Ты знал это?
- Знал, - легко согласился с ней Роквелл, - ведь ты не устаешь мне об этом напоминать.
- И, тем не менее, ты всегда не перестаёшь делать всё по-своему. - С трудом подавляя гнев, добавила Джоанна.
- А что я такого сделал? - с недоумением поинтересовался Джим, скрестив реки на груди и напоминая себе о том, что песня "Evanesance" перевалила через свою половину.
- "Бостон-Джой ФМ" по большому счёту мой проект, и мы с тобой с самого начало договорились, что в эфире не будет ни слова о наркотиках, сексе и всякой пошлости. Также о том, что ты не будешь использовать бранных слов в своих монологах.
- Когда это я говорил ругательства на всю страну? - возмутился Джим.
- Я сказала это к примеру. Но в остальном ты грешишь в каждый раз, а под конец за всё отвечаю я, а не ты, перед деканом.
Джим перевёл взгляд от лица Джоанны, на её чёрную кофточку, с небольшим вырезом, который, всё же, позволял разглядеть начало округлости её груди. Джоанна Престон была очень привлекательной девушкой (во всяком случае, во вкусе Джима), с нежными чертами лица, но довольно низкого роста (метр шестьдесят), а потому её гнев часто приводил Джима в умиление. Да, она ему определённо нравилась. Он её пару раз пытался пригласить на свидания, но в каждый раз получал необоснованный отказ.
- Я уже не говорю о музыки...
- А что с музыкой? - снова спросил Джим, не скрывая иронии.
- Из-за твоей болтовни, её звучит слишком мало.
- Все мои друзья, которые слушают "Бостон-Джой ФМ", никогда не жаловались на мой длинный язык.
- А мои жаловались! - настояла на своём Джоанна.
Джим откинулся на спинку кресла и приподнял недоверчиво бровь:
- Приведи пример. Хоть один.
Джоанна молча сверлила его взглядом и, потому как ей нечего было ответить ему, она ещё сильнее испытывала к нему злобу.
- Не имеет значение, - наконец ответила она. - Я! Хочу! Больше! Музыки!!
- Кстати о музыке...,- Джим развернул мобильное кресло обратно к микрофону, надел наушники и приготовился сменить финальные аккорды "
Верни меня к жизни
".
Джоанна, сжав губы, испепеляющим взглядом глядела на него пару секунд, после чего вышла из студии.
- Наконец завершились эти мучительные четыре с лишним минуты, и мы снова вместе, для обсуждения важных тем, что достались нам к концу мая текущего года. Надеюсь, каждый из вас уже решил, где он проведёт своё свободное летнее время, потому как я с этим вопросом разобрался уже давным-давно...
3.
Сьюзен Робертс, одетая в светло-синие джинсы и маячку с нижним топом, оголяющим её ровный загорелый живот, лежала на диване и смотрела фильм, ни названия, ни сюжета которого не знала, потому как думала она совсем не о фильме, а об окончание очередного учебного года. Это был её второй год учёбы в университете и без колебаний, она могла назвать его самым сложным. Чего стоили только практичные занятия. С тех пор как она предстала перед металлической поверхностью стола для вскрытий, прошло более двух недель, но и сейчас ей не давало покоя тело той девушки, которое пришлось ей препарировать.
В тот день, они находились в широкой комнате, окрашенную в белые тона, от которой физически и внутренне веяло холодом. Нижняя часть стен была покрыта плиткой, верхняя - оставалась голой. На полу был линолеум, блестевший чистотой. В помещение стояли шесть столов, а те, кто на них расположился, до поры до времени скрывались от любопытных (испуганных) глаз под белыми простынями.
Руководитель практики,
мисс
Луиза Борвиц - сухопарая дама средних лет, с холодным взглядом и ястребиным носом, - как всегда двигалась быстро, при этом, делая маленькие шажки, от стола к столу, проверяя, как продвигаются учения. Первое - показательное - вскрытие Борвиц проводила сама, но теперь пришло время, чтобы сами студенты взялись за скальпель и доказали окружающим и самим себе, что они готовы стать на очередную ступень к своей цели - превратится в настоящих врачей.
"Помните!", говорила Борвиц. "Сделанный надрез дрожащей неуверенной рукой сейчас, может стоить вам хорошей оценки. Сделанный надрез дрожащей неуверенной рукой в будущем будет стоить чей-то жизни. Так что примите правильное решение уже сейчас: достойны ли вы, стать настоящим врачом или же уйти, чтобы не вернуться".
Сьюзен мутным взглядом оглядела очертания тел под простынями, тщетно пытаясь избавиться от чувства неуверенности в себе. Из-под простыней выглядывали лишь бледные пятки тех, которые ещё недавно ходили, смеялись, поздравляли родных с праздниками, водили машины, относились к тому или иному вероисповедания,...любили. Тут же к ней пришел вопрос: "А кто из них достанется мне?". И как в следствие в горле запершило и начало подниматься чувство отвращения к самой себе. Такие мысли показались ей даже кощунственными, хотя она никогда не считала себя набожной. Конечно, в детстве она молилась перед сном, но как только она достигла подросткового возраста, под веяньем подружек-сверстниц, Сьюзен прекратила свой "ночной ритуал".