Секреты - Пирс Лесли. Страница 31
Но, возможно, ребенок, воспитанный без настоящей любви, не имел представления о том, что это такое?
Сложив вместе все кусочки информации о Роуз, Хонор подумала, что отец Адель, вполне вероятно, был женатым мужчиной и что Роуз встретилась с ним, работая в «Джордже» в Рае.
Роуз было жаль покидать Танбридж-Уэлс и всех друзей, которые у нее там были. Она была мрачной и трудно управляемой первое время, но казалось, что она понемногу адаптировалась. И только спустя четыре года, когда Роуз исполнилось пятнадцать лет и она получила работу в гостинице, она стала проявлять первые признаки стыда за то, где и как ей приходилось жить.
Отель «Джордж» был для богатых людей, и единственной темой разговоров Роуз вдруг стало, что носят гости отеля, что они едят и как они выглядят. Когда Фрэнка привезли домой из Франции, Роуз часто оставалась на ночь в отеле, когда там проходил особенный ужин или вечеринка. Хонор не упрекала ее за это и даже не спрашивала, платили ли ей дополнительно за сверхурочные, потому что она бОльшую часть времени была слишком занята выхаживанием Фрэнка, чтобы думать о чем-либо еще. И все же она вспомнила сейчас, как время от времени думала, не влюблена ли в кого-нибудь Роуз, потому что она казалась рассеянной, пугливой и была слишком озабочена своей внешностью.
Если бы этот кто-то был неженатым, ординарным мужчиной, она наверняка рассказала бы о нем или даже попросила бы разрешения привести его домой.
Хонор сомневалась, узнает ли когда-нибудь правду о том, что случилось с Роуз после того, как она сбежала. Возможно, ей было лучше не знать, почему она кончила в трущобах с мужчиной, с которым не имела ничего общего. Но какова бы ни была причина, Хонор не могла понять, почему эта причина мешала ей любить собственного ребенка. Женщины везде и всюду выходили замуж за мужчин, которых не любили, из-за денег, положения и по многим другим причинам, и все же они слепо любили своих детей. И Роуз, по всему было ясно, любила Памелу, дочь Джима.
Слушая, как Адель с несчастным видом пересказывает события, которые довели мать до больницы, Хонор вдруг поняла, что уже не имеет значения, как Роуз поступила с ней и с Фрэнком. Это стало таким несущественным после того, как она поступила с Адель. Она не только не смогла любить, заботиться и защищать свою дочь, она взвалила тяжелое бремя вины за смерть Памелы на ее детские плечи.
Хонор поняла, что она должна снять этот груз с Адель, но как это сделать? Хонор никогда не умела разговаривать; она могла упорядочить все мысли в своей голове, знала, что нужно сказать, но слова всегда вырывались у нее как-то неправильно. Даже когда она была молодой, ее часто обвиняли в резкости, бездушности и даже черствости. Она себя такой не считала, просто она не умела выражать свои собственные чувства. Чем старше она становилась и чем больше времени проводила одна, тем хуже она становилась. Но ей очень хотелось, чтобы это было не так.
Фрэнк был единственным человеком, который знал, что она прячет свою мягкость под жесткой ракушкой, чтобы защититься. Но они были настолько близки, что могли почти читать мысли друг друга, и им часто хватало одного слова там, где другим потребовалась бы дюжина. Если бы Фрэнк был здесь сейчас, он бы точно знал, как помочь Адель. У него хватало терпения ждать нужного момента, он читал чужие мысли и обладал особым талантом заставлять людей быть с ним откровенными.
Но Фрэнка с ней не было, и Хонор знала, что ей придется справляться с этим самой. Хотя ей и хотелось поступить с этим так, как она поступала со всем, что беспокоило ее или мешало ей, — упаковать в коробку, как лишнее постельное белье или посуду, но в этот раз она не могла так поступить.
В первую очередь нужно было выяснить, что произошло с Адель в «Пихтах». Если мужчина, которому передавали детей под опеку, приставал к ним, его нужно было остановить.
— Я сама могла бы сделать какао, — сказала вдруг Адель, прерывая размышления Хонор. — Вы весь день на ногах и, должно быть, устали.
У Хонор стал комок в горле, потому что чувствительность девочки была еще одним доказательством того, что она провела свое детство, пытаясь угодить людям. Когда Хонор было двенадцать, ей даже не пришло бы в голову, что взрослая женщина может быть уставшей.
— Не сейчас, мы сделаем это потом. Я хочу, чтобы ты мне рассказала, почему сбежала из «Пихт», — сказала она прямо.
— Мне там не нравилось, — сказала Адель, вдруг уходя от темы.
— Нет, была еще одна причина, и ты это знаешь, — настаивала Хонор. — Давай ты просто мне расскажешь, и мы с этим покончим.
— Я не могу.
Хонор увидела, как у девочки опустилась голова.
— Я знаю, тяжело говорить о вещах, которые тебя смущают, — сказала Хонор. — Но я должна знать правду. Видишь ли, меня сейчас в любой день могут вызвать в полицию.
Адель встревоженно подняла голову.
— Почему? Я не сделала ничего плохого.
— Я уверена, что ты ничего не сделала. Но когда ты сбежала, мистер Мэйкпис должен был уведомить полицию о твоем исчезновении. Вероятно, они тебя ищут, и если я не скажу им, что ты здесь, у меня могут быть большие неприятности. Мне также придется рассказать им, по какой причине ты сбежала, позаботиться о том, чтобы тебя не отослали обратно.
— Меня не могут отослать обратно! — воскликнула Адель.
— Могут, — твердо сказала Хонор. — Пусть я твоя бабушка, но ты была передана под опеку Мэйкписам, а не мне.
— Я не могу остаться здесь с вами? — проговорила Адель чуть не плача. В ее широко открытых глазах застыл страх. — Пожалуйста, бабуля!
Хонор знала, что слово «бабуля» просто слетело у девочки с языка, но оно тронуло что-то в глубине ее. Девочка все это время продолжала называть ее «миссис Харрис», и Хонор не предложила ничего менее формального, потому что не хотела эмоций.
— Я сомневаюсь, что они позволят тебе здесь остаться, — сказала она резко. — Они посмотрят на это место, где нет ни электричества, ни ванной, и подумают, что для тебя будет лучше быть в том большом доме вместе с другими детьми.
— Но здесь я в безопасности, — возразила Адель.
Две недели назад этот довод ничего не значил бы для Хонор. Но страх, что девочка может умереть, и то, что она выхаживала ее, и то, то девочка была такой милой и ни на что не жаловалась, изменили ее точку зрения. Хотя у Хонор все еще было множество сомнений насчет того, сможет ли она стать подходящим опекуном ребенка и сможет ли найти деньги на ее содержание, Адель как-то незаметно прокралась под ее жесткую ракушку. И если только не объявится никто более подходящий с приличным домом для ее внучки, она не собирается отдавать ее без борьбы.
— Чувствовать себя в безопасности означает доверять кому-то, — сказала она. — Ты мне доверяешь?
Адель кивнула.
— Если ты мне доверяешь, то можешь рассказать, что случилось, — настаивала Хонор.
Она ждала. Девочка хмурилась, будто не зная, с чего начать. Время от времени она бросала быстрый взгляд на Хонор, открывала рот, собираясь заговорить, и закрывала его снова.
Хонор хотелось прикрикнуть на нее и заставить рассказать все разом до конца, но она взяла себя в руки и подумала, что бы сделал и сказал на ее месте Фрэнк.
— Начни с того, что тебе не понравилось, — предложила она. — Как только ты это скажешь, остальное будет рассказать уже нетрудно.
— Он забрался ко мне в постель, — быстро проговорила Адель. — Он… — она замолчала и расплакалась.
Хонор хотелось облегчить ей задачу, подсказав слово «изнасиловал». Но она сама в двенадцать лет не знала, что означает это слово, и чувствовала, что Адель была такой же невинной. Когда Фрэнк начал поправляться, он сказал ей, что, когда рассказал ей все те ужасные вещи, которые видел на войне, это помогло ему немного забыть их. Возможно, если Адель наберется храбрости и расскажет об этом кошмаре, это поможет ей тоже.
— Иди сядь со мной рядом, — сказала Хонор, похлопав по сиденью рядом с собой.
Адель быстрее молнии прыгнула со своего стула к ней на кушетку, и ее желание, чтобы кто-то обнял ее, было таким очевидным, что у Хонор стал ком в горле. Она не помнила, как обвила девочку руками, успокаивая ее.