Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк. Страница 18

Два всадника сорвались с места и помчались навстречу друг другу. Католический рыцарь, чье лицо было скрыто опущенным забралом, первым поднял длинное тяжелое копье. На его плаще и на попоне его лошади красовались кресты святого Георгия, покровителя ордена Монтесы: две красные полосы, пересекающие друг друга строго посередине, и обрамляющие их четыре жирные черные лилии.

Смуглолицый соперник рыцаря приготовил свое оружие мгновением позже. Мускулистая рука в перчатке, достигавшей локтя, твердо держала древко.

Никто не вмешивался, соблюдая традиции рыцарских турниров. Каждая сторона подбадривала криками своего воина, но что-то в интонации мавров подсказывало Мануэлю, который наблюдал за происходящим вместе с тысячами других кастильцев и арагонцев, что они ни на секунду не сомневаются в победе своего воина. За спинами мавров распластался на холмах силуэт стен и башен Гранады. Солнце, внезапно вынырнувшее из-за покрытых снегом горных вершин, заблестело на поднятых наперевес копьях.

- Арагонец зря принял вызов, - прошептал рядом с Мануэлем Гильермо Энтре-Риос. - Этого сарацина мы уже видели не раз. Смотрите, какой здоровяк! И забрала никогда не опускает. У него чудовищный удар! Выбить его из седла еще никому не удавалось.

- Как зовут этого верзилу?

- Все называют его Тарфе, хотя вообще-то у него, как и у всех мавров, длинное и совершенно незапоминающееся имя.

Мануэль мысленно сосредоточился, желая рыцарю-монаху устоять в столкновении, но его пожеланий оказалось недостаточно. Предсказание Энтре-Риоса сбылось с молниеносной быстротой, и выбитый из седла арагонец уже лежал на земле. Будь это настоящий турнир, поверженный воин мог остаться в живых. Но шла война, и Тарфе, недолго думая, добил его ударом копья в горло и вернулся к своим торжествующим сотоварищам.

Трава, придавленная головой неподвижного монаха, окрасилась в коричнево-алый цвет. По рядам наблюдавших за поединком христиан прокатился разочарованный гул.

- Помяните мое слово, дон Мануэль, - сказал Энтре-Риос, когда они возвращались верхом в осадный лагерь. - Скоро их высочества запретят нам принимать вызовы на поединки. Уж слишком часто в них побеждают наши противники. Ведь они в отчаянии, и деваться им некуда. Вот тогда и начнется настоящая война. Как в Басе и в Малаге.

Мануэль был рад, что, добравшись до долины Гранады несколько дней назад, сразу попал под командование герцога Кадисского, знаменитого Родриго Понсе де Леона. Ему поручили командовать рыцарским отрядом. Уже в вечер приезда он отыскал верного оруженосца Пепе Круса, чем несказанно обрадовал старого слугу, и забрал его в свой отряд.

Как выяснилось, Пепе не только сберег практически всю вверенную ему денежную сумму, но и привез с собой целую поклажу теплой одежды для себя и Мануэля. Учитывая ночную прохладу, это было очень кстати. Вместе с Пепе последовали животные - его кобыла Мессалина, а также прибившиеся к нему уже здесь, в долине, две кошки и собака. Пепе регулярно подкармливал их и дал им имена, уверяя, что они на них откликаются. Кошек звали Сулейман и Фатима, а собаку - Вертихвостка.

- Почему ты дал кошкам мусульманские имена? - спросил Мануэль.

- Потому что они местные, пришли в лагерь из Гранады. Видимо, не могли найти там еду, а мы тут выбрасываем такое количество остатков, что могли бы прокормить целый город. Собаку я сначала назвал Айшей, в честь матери Боабдила, но она так часто виляет хвостом, что ей больше подходит имя Вертихвостка.

***

Лагерь был квадратной формы и внушительных размеров. Подобно городу, он был организован по улицам и кварталам. Шатры короля, королевы, придворных и высшего духовенства располагались за холмом, который прикрывал их от возможности внезапного нападения со стороны Гранады. С северо-западного направления в лагерь постоянно подтягивалось пополнение, оружие и припасы из внутренних районов Кастилии.

Муса и его бесстрашные всадники часто совершали вылазки из города, один раз даже проникли вглубь лагеря. После этого король распорядился окружить его траншеями и рвами. Когда строительство лагеря и фортификационные работы завершились, сюда прибыла королева с инфантами и многочисленной свитой. До этого она находилась в Алькала Ла Реаль, откуда руководила поставками для лагеря.

С самого начала осады армия сожгла или захватила в горах Альпухарры и Гранады множество деревень, от которых зависело снабжение города. Отряды католиков контролировали все перевалы в окрестных горах, перехватывая караваны мулов, пытавшихся доставить в город продовольствие. В этом патрулировании не раз принимали участие отряды Мануэля и Гильермо.

Во время одного из таких ночных выездов Энтре-Риос изложил свой взгляд на роль рыцарства. Он кардинально отличался от не слишком высокой оценки благородного сословия, сквозившей в речах Алонсо.

- Это неважно, что феодалы враждуют друг с другом по всей Европе, - рассуждал Гильермо. - Мы можем воевать друг с другом, потом заключать союзы. Одни ордена могут обвинять другие в ереси, как это сделали с тамплиерами. Все это не меняет сути. А она состоит в том, что рыцарство - это единое тело, воинство Христово, которое противостоит магометанству. Поэтому, даже если у нас не осталось фамильных замков и земель, мы должны всегда помнить о своем происхождении.

Мануэль не стал спрашивать, зачем кроткому плотнику из Назарета, призывавшему любить ближнего, как самого себя, и подставлять вторую щеку, нужно грозное, вооруженное до зубов воинство.

- Заметьте, я оказался прав, - Энтре-Риос на этот раз был в легкой броне и больше не напоминал осажденной крепости. - Король действительно запретил нам принимать вызовы от сарацинов. Так что с рыцарским этикетом в этой войне покончено.

- Кстати, а что это они выкрикивали? - поинтересовался Мануэль. На следующий день после оглашения запрета вступать в поединки с маврами группа гранадских всадников опасно приблизилась к осадному лагерю, и один из них стал выкрикивать что-то глумливым голосом. Стрелы, пущенные каталонскими лучниками, заставили мавров спешно вернуться в Гранаду, оставив двух сарацинов лежать на земле.

- Рауль, - обратился Мануэль к своему солдату-мориску, - можешь перевести?

- Дон Мануэль, - миниатюрный Рауль беспокойно потер смуглую шею, - это были оскорбительные слова. Позвольте мне не осквернять ими ваш слух.

- Тем более интересно! Да не волнуйся ты, это же просто перевод. Ты не можешь быть в ответе за то, что говорят наши враги.

- Эти слова можно перевести так, - Рауль говорил без всякого выражения, как бы подчеркивая, что не имеет никакого отношения к произносимому: - Лукавый король христиан лишен великодушия. Он стремится подчинить нас через слабость наших тел, но боится столкнуться с храбростью наших душ.

- Гм, великодушия захотели. Интересно проявили бы они сами великодушие, если бы мы поменялись с ними местами? - вопрос Энтре-Риоса не был адресован ни к кому конкретно, но ответил на него сержант Пепе Крус:

- В саламанкском отряде есть несколько солдат, которые участвовали в осаде Малаги. Когда наши войска вошли в город, они освободили более полутора тысяч христианских пленников, среди которых были и знатные люди. Все они были там невольниками, некоторые находились в рабстве больше десяти лет. Судя по тому, в каком состоянии они пребывали, никакого великодушия мавры к ним не проявляли. Пленники еле держались на ногах от голода, у многих на руках и на ногах были кандалы.

- Ну, насколько я понимаю, - рассудительно возразил Гильермо Энтре-Риос, - в этом городе в те дни все жители, а не только невольники, еле держались на ногах от голода, ведь мы ввергли Малагу в многомесячную голодную блокаду. Кстати, - добавил он как бы невзначай, - я тоже там был.

Бородач покраснел, а Мануэль усмехнулся и похлопал его по плечу.