Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк. Страница 2

Продолжая гладить его, дед поведал Алонсо следующую историю.

Много столетий назад, когда великий царь греков Искандер Двурогий привел свое победоносное воинство в Индию, среди его воинов были и иберы. Некоему лучнику из Иберии, настоящее имя которого теряется в веках, посчастливилось познакомиться во время похода с учением индийского мудреца, жившего за сотни лет до прихода греков. В Индии всегда процветало множество различных учений и верований, сторонники которых спорили друг с другом до хрипоты, но никогда не воевали из-за веры ("Неправда ли, дорогой мой внук, это так непохоже на наши времена, когда справедливость воззрения утверждается силой оружия?"). Одним из них и был тот учитель. Воин-Ибер, как называли лучника с нашего полуострова, узнал у индийского мудреца, что наша жизнь подобна иллюзии, сновидению и что ею можно управлять так же, как и сном.

- Что-то я не заметил, чтобы снами можно было управлять, - не удержался Алонсо, вспомнив свои неудачные опыты.

- Значит, ты пытался это сделать? - торжествующе провозгласил Ибрагим, словно уличая его в чем-то. Алонсо покраснел и рассеянно оттянул от шеи стоячий воротник.

- Этому можно научиться, - продолжал дед. - И в рукописи подробно написано, как этого добиться. Благодаря воину Искандера, тайное знание пришло на этот полуостров. Позже оно передавалось среди исключительно узкого круга людей и постепенно дошло до нас. Это очень ценные и в то же время опасные сведения. Представь себе, что будет, если люди с нечистыми помыслами научатся одной лишь силой мысли менять мир. Поэтому эти методы необходимо хранить в строжайшей тайне.

- Но если о них вообще никто не знает, то какой же в них прок?

Было видно, что Ибрагим доволен вопросом. А также тем, что вернулась Сеферина с новой порцией кофе и со сладкой пахлавой. Кое-что из сочащихся медом крошек перепало и мурчащему от удовольствия, всеядному Саладину.

- Если никто не знает, то и пользы никакой нет, ты совершенно прав, - согласился Ибрагим. - Поэтому в каждом поколении несколько человек были посвящены в тайну. Тебе, Али, предстоит не только сохранить манускрипт, но и самым тщательным образом изучить его содержание. Ты сможешь познакомить с ним тех немногих, которых сочтешь достойными безусловного доверия. Кроме того, очень хотелось бы, чтобы среди них нашелся хотя бы один человек, которому удастся развить способность менять мир силой мысли.

- Как я узнаю, кто сможет развить эту способность? - юноше вдруг стало еще жарче.

- Вот тут-то и кроется ловушка. Заранее узнать невозможно. Это всегда поиск наугад. Поэтому в большинстве поколений среди посвященных в тайну не было ни одного человека, наделенного даром. Придется тебе довериться сердцу, которое у тебя уже есть, и опыту, который у тебя будет.

- В таком случае я не понимаю, - воскликнул Алонсо, - почему ты уверен, что такая способность вообще существует? Неужели ты просто поверил древней рукописи?

- Я знаю об этом потому, - благодушно ответил Ибрагим, - что в некоторых поколениях такие люди все-таки попадались. И ради одного такого редкого человека, встречающегося пусть даже раз за многие столетия, мы и храним это знание. Мне не выпало счастья ни обладать такой способностью, ни даже знать такого человека. Но у моего отца был друг, из народа кало которых сейчас немало на юге Аль-Андалус. Его звали Франсиско Эль-Рей. И он умел управлять реальностью силой мысли.

Алонсо уставился на деда, не зная, верить своим ушам или нет.

- То есть упомянутый тобой Франсиско, - произнес он, слегка запинаясь от волнения, - мог, как волшебник из сказки об Аладдине, творить предметы из ничего?

- Нет, не совсем так, - Ибрагим покачал головой и перевернул кота на спину, отчего тот замурлыкал самым беззастенчивым образом. - Это не волшебство из сказок, когда по взмаху руки возникает нечто, чего не существовало ранее. Речь тут о выборе витка реальности. Ты стоишь перед целым пучком возможных продолжений одного и того же момента. Как будто перед тобой есть несколько миров, и ты можешь переходить из одного в другой. Поймешь, когда прочитаешь "Свет в оазисе".

Алонсо попытался что-то сказать, но закашлялся. Слова застряли в горле комком. Его замешательство было столь очевидным, что Сеферина сочувственно улыбнулась. Перехватив ее взгляд, Алонсо вдруг подумал о том, что и она посвящена в тайну. Эта мысль его поразила. Его мать, такая родная и в то же время такая домашняя, такая привычная, такая обычная, оказалась одним из буквально считанных людей на всем белом свете, которые обладали Тайной!

- Сколько всего человек сегодня знают об этом? - вымолвил он наконец, отчасти справившись с оцепенением.

- Если под источником знания разуметь вот эту рукопись, то о ней известно на сегодняшний день троим людям и одному коту, присутствующим в этой комнате, - лицо деда Ибрагима выражало не свойственную ему торжественность. - Но в мире могут быть и другие такие же рукописи. Не исключено, что текст со времен древнего иберийского воина многократно переписывался, и о том, сколько существует на сегодняшний день экземпляров, у нас нет никаких сведений. К тому же мы не знаем, что происходит в далекой и недоступной Индии. Стало ли там это знание за прошедшие столетия всеобщим достоянием... Или его хранят лишь отдельные группы...

Алонсо вскочил на ноги. Переполняющие чувства не давали спокойно сидеть на одном месте.

- Я все понял, - коротко произнес он. - Я буду беречь эту рукопись. А сейчас мне надо побыть одному.

Он вышел из дома и торопливо направился к ближайшему холму, испытывая настоятельную потребность взглянуть на весь мир сверху. И открывшийся ему вид был прекрасен! Чудесны были горы и долины, быстрые воды реки Хениль, водоемы и фонтаны во дворце эмира, обиталища нищих и чертоги богатых, прекрасны были деревья, люди, звери, птицы и даже насекомые.

"Это мой мир, - говорил он себе, чувствуя, как расширяется грудь. - Это мой сон. Я, Али Ибн Дауд Алькади, семнадцати лет, которого мать любит называть Алонсо, из рода муваллад, являюсь носителем и хранителем бесценного древнего знания. И, возможно, я наделен способностью менять мир силою мысли..."

Он еще много часов ходил по улицам и дворам Гранады, не чувствуя под собой земли. Ноги сами несли его, словно ему хотелось обойти пешком весь мир, весь свой мир.

В этот вечер он так устал от ходьбы и перевозбуждения, что даже не открыл вожделенную рукопись. Однако уже на следующий день, как только ушел со своими людьми Абу-Касим Абдель-Малик, визирь эмира, Алонсо пристал к Ибрагиму, упрашивая немедленно открыть ему ключ к расшифровке текста.

Как следовало из полученных объяснений, ключей было несколько.

- Давай сначала разберем название, - предложил дед. - Произнеси, как оно звучит.

- "Свет в оазисе". Только в конце должна стоять буква "тав", а не "тет", как в тексте. Вероятно, случайная описка.

- Не надо переводить. Просто прочти, как это звучит.

- "Ор ба-наот", - сказал Алонсо. Древнееврейские тексты он понимал не свободно, но и не хуже, чем многие его знакомые иудеи.

- Теперь прочитай название так, как будто оно написано на латыни, а не на еврейском.

Удивившись столь странной просьбе, Алонсо предпринял попытку:

- "Ор банаут"? Так, что ли? Но на латыни это ничего не означает.

- Почему ты решил, что после слога "ор" надо делать паузу? - спросил дед. - Ведь пробелов в рукописи нет.

- Да, конечно, - согласился Алонсо. - Я сделал здесь паузу, потому что думал, что текст написан по-еврейски.

- Так вот, - дед указал рукой на рукопись, - первый ключ как раз и заключается в том, что текст написан на одном языке буквами другого языка. Это уже своего рода шифр. Кроме того, он составлен без пробелов, и о том, где они стоят, приходится догадываться. Еще одна трудность состоит в том, что еврейские буквы не особенно удобны для записи латинских слов, так как они довольно часто не содержат никаких намеков на звучание гласных. Как ты знаешь, и в еврейском, и в арабском языках это обстоятельство не мешает правильно произносить слова. Но латынь устроена иначе. Поэтому есть немало мест, допускающих разночтения.