Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк. Страница 23

Город был назван Санта-Фе. Теперь, до конца осады, он стал официальной ставкой Фернандо и Исабель. Здесь находились все военачальники и министры, придворная знать, высшие иерархи церкви и инквизиции, сюда приезжали послы иностранных государств. Фактически Санта-Фе был временной столицей двух пиренейских монархов.

5 октября воюющие стороны договорились о шестидесятидневном перемирии и начали переговоры об условиях капитуляции эмира. Во время встреч с католическими королями Боабдил дал понять, что в Гранаде действуют противоборствующие группировки. Одни торопили его как можно скорее договориться о сдаче и положить тем самым конец голоду. Другие же, возглавляемые командиром конницы Мусой, требовали драться до конца, как это делали четыре года назад защитники Малаги.

О том, что испытывали все эти месяцы жители голодающей Гранады, можно было только догадываться. Размышления Алонсо на эту тему были неутешительны. Он не находил места из-за беспокойства о дорогих людях, в первую очередь - об Ибрагиме. Где-то в глубине души теплилась, несмотря ни на что, надежда на то, что деду каким-то чудом удалось выжить.

В декабре дядя Хосе предложил Алонсо принять участие в поездке его сыновей в Саламанку для налаживания связей с дворянами-овцеводами и закупок отборной саламанкской шерсти.

- Я очень доволен тем, как быстро ты сумел включиться в наше дело, - сказал ему Хосе.

Алонсо не возражал. Он знал, что умеет вести переговоры искуснее своих кузенов и что дядя ценит его за это. Участие гранадского родственника в семейной торговле тканями, коврами и одеждой уже стало сказываться в форме растущих доходов всей семьи, а также его собственных.

Правда, поначалу Алонсо не подавал особых надежд, поскольку с большим трудом учился отличать одни виды материалов от других. Но постепенно, после множества ошибок и повторений, он все же освоился с этой нелегкой для него наукой, по крайней мере настолько, чтобы она не мешала ему заключать успешные сделки. Лучше всего срабатывала способность Алонсо уговаривать людей в сочетании с умением Хосе или его сыновей подобрать нужную ткань.

- К тому же, - продолжал Хосе, - тебе это поможет хотя бы ненадолго отвлечься от тревожных мыслей о Гранаде. Мы же все видим, как ты изводишь себя!

Этот довод тоже не явился для племянника неожиданностью. И тут дядя все же сумел удивить его.

- Я знаю, что Матильда не случайно говорит о твоей мечте открыть в Саламанке книжную торговлю. Думаю, ты можешь воспользоваться своим пребыванием там и навести справки на эту тему. Я ничего в этом не понимаю, но доверяю тебе. Если ты сочтешь, что такое предприятие может через какой-то разумный период времени принести прибыль, я буду очень рад помочь денежными средствами. Если, конечно, ты не возражаешь против моей помощи.

Алонсо с радостью принял это предложение.

Теперь, постепенно приходя в себя возле камина в гостиничной комнате в Саламанке, он с удивлением осознавал тот факт, что находится в городе своей мечты, но только ничего не может разглядеть из-за царящей за окном темноты и непогоды.

***

Алонсо находился в ладье, плывущей мимо дворца, на балконах которого стояли группы мужчин и женщин в нарядных одеяниях. Они беседовали о литературе и музыке, и Алонсо остро чувствовал, что будет принят в любой из этих групп как желанный собеседник. Но как попасть во дворец? Входа нигде не было видно. Алонсо заметил, что лодку тянут три лебедя - черный самец посередине и две белые самки по краям. Они рвались вперед с такой силой, что ладья приподнялась над водой и оказалась на уровне галереи на одном из верхних этажей дворца.

"Это же сон, - догадался Алонсо, - мне все это снится!". Как всегда, мгновение догадки сопровождалось вспышкой радости. Тут же сработало ставшее уже привычным желание как-то изменить обстановку сна, чтобы утвердиться в том, что вся эта красота - дворцы и реки внизу, облака рядом с ним, - все это - мир, созданный его собственным рассудком, и поэтому он волен распоряжаться им по своему усмотрению.

Сновидец Алонсо пожелал увидеть прямо перед собой "даму из медальона". Он часто это делал во сне, и девушка, как обычно, немедленно оказалась перед ним. Она стояла на балконе какого-то невероятно высокого здания, а возле нее проплывало перистое серебристое облако. Синие глаза улыбались, ветер трепал черные локоны. Алонсо направился было к ней, но стал просыпаться. Пытаясь удержать сон, он внимательно разглядывал лепнину балкона прямо перед собой, но, как видно, эта мера была запоздалой, поскольку сон уже себя исчерпал.

Алонсо еще долго лежал, вспоминая в подробностях только что приснившийся сюжет. Его удивляло свойство памяти. Днем он уже не мог вообразить ту синеглазую девушку, чей миниатюрный портрет однажды мельком увидел в медальоне Мануэля де Фуэнтеса. Во сне же ее лицо возникало совершенно отчетливо. Это было странно и манило ощущением некой тайны. Как будто существовали два Алонсо. Один, дневной, уже почти не помнил девушку. Второй же, сновидец, не забывал ничего.

С тех пор, как минувшей весной Алонсо впервые осознал в сновидении, что спит и видит сон, - Алонсо называл такие сны "сказочными - он каждую ночь ложился в постель, развивая в себе упорное намерение сохранить осознанность, понять во сне, что его окружает мир его собственного воображения, а не действительность, и непременно что-нибудь в этом иллюзорном мире изменить.

Его усилия постепенно приносили плоды. Если поначалу он видел "сказочные" сны не чаще одного раза в месяц-полтора, то теперь они случались один-два раза в неделю. Довольно часто в мгновения, когда интенсивность эмоционального переживания достигала апогея, сон начинал улетучиваться. Из первых "сказочных" сновидений Алонсо выбрасывало практически сразу. Позже ему удалось расшифровать место в рукописи, где содержался совет именно для подобных ситуаций. Неведомый автор древнего текста рекомендовал сновидцу, чувствующему, что он вот-вот проснется, сосредотачиваться на какой-нибудь детали в мире сна. Это могло продлить сновидение. Алонсо вскоре убедился, что рекомендация действительно часто помогает: его "сказочные" сны стали заметно продолжительнее, чем раньше.

Итак, в том, что касалось управления снами, Алонсо мало-помалу двигался вперед, однако те же самые действия в реальности не оказывали на нее никакого воздействия.

***

Наутро, когда братья покинули гостиницу, еще моросило и небо было плотно обложено тучами, но во второй половине дня в образовавшийся среди них просвет вдруг словно случайно вплыло солнце, разом озарив город и полностью преобразив его облик. Это было так неожиданно, что ни один из троих Гарделей, возвращавшихся после деловой встречи, не смог удержать восхищенного возгласа.

С холма, на котором они в этот момент находились, их взорам открылся золотой город!

В это невозможно было поверить: дворцы, церкви, коллегии университета и обычные дома приобрели под воздействием солнечных лучей необъяснимое, таинственное, золотистое свечение. Казалось, сам камень, из которого выстроены здания, источает свет. Вдали виднелся многоарочный римский мост через реку Тормес.

- Что за наваждение? - воскликнул Хуан.

Ответа ни у кого не нашлось.

Здесь и там братьям попадались на глаза группки студентов. Их легко можно было узнать по черным камзолам с цветными атласными перевязями и наброшенным на плечи плащам.

В одном месте братья наткнулись на здание, выложенное каменными раковинами. Окна были забраны в замысловатые кованые решетки.

- Какой странный дом! - удивился Алонсо.

- Может быть, он как-то связан с орденом Сантьяго? - предположил знаток геральдики Энрике. - На гербе этого ордена тоже изображена раковина.