Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк. Страница 27
Консуэло раздала каждому по вощеной дощечке с палочкой, перевернула песочные часы и объявила, что конкурс начался.
Алонсо, недолго думая, записал свое "произведение". Это заняло несколько секунд. Консуэло ошеломленно взглянула на него, когда он отложил дощечку в сторону. Остальные трудились довольно долго.
После окончания конкурса судья молча прочла все три произведения и, расхохотавшись, провозгласила:
- Ну что ж, Алонсо, вы, как Одиссей, всех перехитрили и заслужили первое место! Думаю, это решение никто не будет оспаривать.
Двое остальных участников радостно поздравили покрасневшего гостя, потребовав, чтобы хозяйка дома зачитала его стихотворение вслух. И Консуэло прочла, делая паузы после строк и еще более продолжительные паузы после строф, сонет, сочиненный Алонсо Гарделем:
ТОЛЬКО ТЫ И Я
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
Только ты и я.
- Рифма безупречна! - заключила Консуэло под общий хохот. - Структура выдержана. Легкость стиля неподражаема, выразительность не знает себе равных! Уважаемый Алонсо Гардель, я собственными руками изготовлю вам венок победителя.
И она приглашающим жестом вытянула в его сторону обе свои руки, отчего они обнажились до локтей.
-
Глава 6
-
Я вас заставила
Играть со мной
Согласно правилам
Игры иной.
Бланш Ла-Сурс
Ночью, ложась спать в гостиничной комнате, Алонсо был уверен, что увидит во сне Консуэло. Мысли его постоянно возвращались к ней. Но наутро, лежа в постели и припоминая последний сон, он с удивлением констатировал, что, как обычно, видел синеглазую "даму из медальона". Это могло быть дополнительным подтверждением предположения о существовании двух разных Алонсо - дневного и ночного.
Вставать не хотелось. Алонсо со вкусом припоминал подробности вчерашнего вечера, предоставляя радости заполнять его существо без остатка. То обстоятельство, что он познакомился с этими людьми, было прекрасно, неожиданно и необъяснимо! Случайно встреченный человек оказался создателем нового жанра в литературе, для которого еще даже не придумано название. Великий знаток риторики делился вчера с ним, никому не известным мориском, своими издательскими и литературными планами. И, наконец, эта женщина! Откуда здесь, в самом сердце охваченной фанатизмом католической страны, взялась такая Консуэло Онеста?
Непостижимо и как-то очень в духе сновидений!
Консуэло просила его зайти вечером, а сейчас еще было только утро. Но Алонсо переполняло такое нетерпение, что он просто не мог сидеть сложа руки в гостинице или участвовать в будничных разговорах с братьями Гарделями. Ему казалось, что от этого он мог расплескать какую-то недавно приобретенную, еще почти не освоенную силу, которую следовало беречь и взращивать.
Будь его воля, Алонсо побежал бы в дом над мостом прямо сейчас. Вместо этого, он направился в противоположную сторону, как бы нарочно отдаляясь от места, манящего его, как сирена путешественника. Он ходил по золотистому городу, вслушиваясь в пение воображаемой сирены, и ему казалось, что оно становится слабее по мере увеличения расстояния между ним и ею. Но, чем тише был голос, тем он почему-то становился желаннее.
Как прекрасен эпизод в "Одиссее", где герой привязал себя к мачте, чтобы послушать сирен! Однако Одиссея спасли не только веревки. Обычного человека они бы не удержали, - уж в этом сейчас у Алонсо не было никаких сомнений. Нет, Одиссей победил в битве с зовом сирен лишь потому, что Гомер его, Одиссея, выдумал.
И, если ты, Алонсо, не хочешь завязнуть, как мушка в патоке, будь одновременно и Одиссеем, и Гомером. Тем, кто действует, чувствует, радуется и страдает, но в то же время и тем, кто видит это все со стороны, кто ни на мгновение не забывает о мнимости и нереальности всего, что происходит с героем. Будь тем, кто придумывает Алонсо, ежесекундно шлифуя его образ. Наслаждайся пением сирен, но не забывай, что все - и ты, и они - лишь тени на освещенной факелом стене.
***
По дороге к Консуэло Алонсо купил ей в подарок серебряную брошь с янтарем, не зная, правильно ли он поступает.
В этот раз, идя вслед за Суад, Алонсо успел разглядеть сад, окружавший дом Консуэло. Орешник, густые самшитовые кусты, мирт. Гранатовое дерево, заглядывающее в окно первого этажа.
Алонсо вошел в дом, где хозяйка уже ждала его в прихожей.
- Вот и победитель, - проговорила она певуче. Консуэло была в тунике из полупрозрачной, очень дорогой ткани. Волосы собраны большим перламутровым гребнем. - Прошу вас. Награда ждет!
Женщина взяла Алонсо за руку и отвела в комнату под лестницей. Два диванчика, пуфы, столик, ковры и гобелены на стенах, большая, занавешенная кровать и трюмо с прекрасной работы амальгамным зеркалом во весь рост, в котором отражались стоящие на столе горящие свечи, порождали удивительное ощущение уюта.
- Бесценная Консуэло, это вам, - Алонсо вынул из мешочка за поясом брошь и протянул женщине.
- О, Алонсо, как мило с вашей стороны! - она тут же поднесла вещицу к тому месту, где пряжка держала тунику, и встала перед зеркалом. - У вас есть вкус.
Он не знал, насколько искренне она говорит, но все равно был рад это слышать.
- Как и обещала, я приготовила венок победителя собственными руками. Вам осталось только облачиться в тогу, чтобы я смогла возложить вам его на голову.
- В тогу?!
Консуэло кивнула на кусок красного полотна, лежащий на одном из пуфов. Алонсо протянул к нему руку. В ладони еще жило теплое чувство прикосновения к ее руке.
Отдернув руку и так и не взяв тогу, Алонсо внезапно для самого себя резко привлек Консуэло. Ее губы раскрылись навстречу ему, словно она заранее знала, что так все и произойдет.
Если бы страсть могла поднимать волны на реке, сейчас за окном разразилась бы буря.
- Но как же тога? - прошептала она, когда их губы на мгновение разъединились.
- Тога - потом... Мы же не римляне, - они уже каким-то образом оказались на кровати, и Алонсо продолжал бормотать охрипшим голосом, пытаясь расстегнуть ее пряжку: - Мы варвары, вестготы...
- Свирепый Алонсо, гроза женщин, - подзадоривала Консуэло, обнимая его и быстро проводя языком по его шее и уху. В ее движениях присутствовала та самая, уже замеченная им точность, и он понял, что они напоминают ему танец. Сложный, продуманный, красноречивый язык жестов, поворотов, движений рук, ног, изгибов, наклонов. Танец, ставший частью ее жизни, ставший походкой, дыханием. Можно ли научиться такой хореографии?
Новый взрыв страсти, когда она осталась без одежды. Еще один, когда она раздела его. Казалось, вздыбилось все его существо, а не только одна часть тела.
Алонсо открывал ее тело, стараясь запомнить каждую мелочь, каждый изгиб. В изящном теле Консуэло жила такая пороховая смесь силы и беззащитности, что он терял от нее рассудок, и сама эта потеря рассудка при полном сознании, без сна или обморока, была долгожданным, вечно желанным отказом от обычного своего образа, от привычного осознания себя неким конкретным Алонсо, с конкретным характером, склонностями, происхождением, предысторией. Все это отпало, как шелуха, и на свободу вышло безымянное, вечное счастье бытия. Острота его требовала выхода, она нарастала до непереносимости, и, наконец, наступил тот миг, когда Алонсо понял, что именно испытывает вулкан, когда извергает огненную лаву.