Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк. Страница 43
Мануэль рассказал о знакомстве с необыкновенным генуэзцем, и на лице его было написано упоительное счастье.
- Я так рад за тебя! - воскликнул Алонсо. - Надеюсь, король и королева утвердят проект Колона. Только одно меня смущает. Колон собирается найти путь к землям Великого Хана, чтобы объявить эти земли собственностью Кастилии и начать выкачивать оттуда золото и драгоценности? Я правильно тебя понял? Иными словами, он считает, что Кастилия вправе просто так придти в чужую страну, объявить ее своей и ограбить?
Тут, увидев, как счастливое выражение на лице друга начинает угасать, Алонсо спохватился и поспешил исправить впечатление от своих слов:
- Мануэль, это все сейчас не так важно! Главное, что ты нашел достойное тебя занятие. Это действительно великий проект, в этом не может быть тени сомнения. Чем бы он ни завершился, он войдет в историю!
Мануэль, однако, призадумался. Вопрос был не из простых. Вправе ли Кастилия объявить чужие земли своими только потому, что они населены людьми, не знающими учения Христа? Ведь именно так она поступила с Канарскими островами. И то же самое сделали португальцы с Азорским архипелагом. Отец Мануэля, Фелипе, ратовавший за открытие заморских земель, никогда не касался нравственной стороны вопроса.
А ведь дело было не только в морали. Кастилия только что завершила десятилетнюю войну. Ни для кого не было секретом, насколько эта война истощила финансы королевства. Готова ли она к новой войне с неведомым ханом, который правит огромной империей?
"Пожалуй, Алонсо прав, предлагая сейчас не думать об этом, - решил Мануэль. - К тому же, возможно, я просто неверно понял Колона. Главное - отправиться на запад, в открытый океан, куда никто еще не отваживался плыть, и найти морской путь в Азию".
***
По причине ураганного ветра и непрекращающихся дождей, перемежавшихся градом, в Альпухарру отправились не через два дня, а только через неделю, когда тучи развеялись, и солнце немного отогрело замерзшую Андалусию. Небольшой конный отряд скакал на юг через горные перевалы, когда над ним в напоенном влагой воздухе зажглась исполинская арка сияющей радуги.
-
Глава 9
-
Дарует море из своих щедрот
Бесцветный, невозможный запах соли,
И чудный лик, родной до смертной боли,
В последний раз в глазах твоих мелькнет.
Бланш Ла-Сурс
2 августа 1492 года, на следующий день после возращения в Кордову из Малаги, кордовский книготорговец Алонсо Гардель - "книгоноша", как называл его дед, - чувствовал себя разбитым и больным. В мыслях все время всплывали одни и те же картины: красные от слез глаза женщин, потерянные лица детей, согбенная фигура старого Мусы и мрачное, вдруг лишившееся молодости лицо его друга детства Рафаэля Абулафия, когда грузчики несли их скудные пожитки на борт марокканского торгового судна "Ниср аль-Бахр". Спустя час корабль отчалил от берега, взяв курс на Северную Африку.
Помочь им больше было нечем. Алонсо сделал все зависящее от него, чтобы хоть немного облегчить участь этой столь родной ему семьи. Оформил купчую на их дом и лавку со всем ее содержимым. Небольшую часть приобретенного имущества дал деньгами, чтобы им хватило на оплату переезда, - с собой, согласно декрету королевы, они все равно не могли брать ни денег, ни серебра, ни золота, ни украшений. На остальную, существенно более крупную часть суммы, он выдал им вексель торгового дома Хосе Гарделя, который им, наверняка, оплатят партнеры Хосе в Фесе. Если не произойдет никакой беды: не нападут пираты, не пойдет ко дну судно, не бросят в темницу власти на новом месте, как уже неоднократно случалось с другими изгнанниками, если они не погибнут в дороге от голода и болезней, - у них в Марокко будут какие-то средства на пропитание.
Семейству Абулафия очень повезло. Остальные десятки тысяч еврейских семей покидали Кастилию и Арагон полностью обобранными, имея при себе лишь носильные вещи, припасы и векселя короля Фернандо, которых никто нигде погашать не станет. Для жителей марокканских эмиратов, Египетского султаната и Османской империи, куда в основном направлялись еврейские изгнанники, эти документы не представляли ни малейшей ценности.
Люди покидали Кастилию на основании особого указа, подписанного королевой Исабель 31 марта в древней цитадели эмиров в Гранаде, так называемого Альгамбрского декрета об изгнании евреев, не согласных принять христианство, со всех территорий королевства, включая и заморские владения. Через несколько дней такой же указ, касающийся евреев Арагона, подписал король Фернандо.
Никто не мог в точности сказать, сколько человек было вынуждено в спешном порядке продавать за бесценок нажитое за жизни многих поколений имущество и уехать в Марокко, Турцию, Португалию и другие места, где их соглашались принять. Евреи жили на Пиренейском полуострове со времен Римской империи, поселившись здесь раньше, чем вестготы и мавры. По-видимому, речь шла о десятках или даже сотнях тысяч человек. На сборы им было дано всего три месяца. Позже срок был продлен еще на месяц, до 2 августа. После этой даты любому еврею, исповедующему иудаизм, находиться на территории Кастилии или Арагона было запрещено под страхом смертной казни.
Алонсо тряхнул головой, пытаясь перестать думать обо всем этом, и зашел проведать Ибрагима, комната которого размещалась на втором этаже, по соседству с его собственной.
- Мир тебе, дед! Вижу, ты не расстаешься с "читальными камнями".
Ибрагим поднял на внука бесцветные глаза. Сквозь увеличительные стекла для чтения, удерживаемые с помощью защелки над переносицей, они выглядели крупнее, чем на самом деле, что придавало старику несколько удивленное выражение лица. Он сидел в специальном кресле на колесиках у низкого стола, заваленного книгами.
- Да, Али, это приспособление воистину вернуло мне зрение, - оживленно ответил Ибрагим. - Не знаю, надолго ли. Почему-то каждый раз после их использования у меня перед глазами как будто стоит еще более густой туман, чем до того, как я надел их. И все же я не могу не радоваться. Благодаря этому изобретению я вернулся к чтению книг. За это я многое готов простить христианам.
Подбор для деда подходящих "читальных камней" в гильдии стекольщиков и заказ на их изготовление было первым действием, предпринятым Алонсо после того, как они продали дом в Гранаде и заняли второй этаж у дяди Хосе. Там как раз освободилось место в связи с тем, что Хуан переехал жить к молодой жене. Теперь второй этаж был занят выходцами из Гранады - Ибрагимом, Алонсо и Сефериной. На первом располагались покои кордовских Гарделей. В пристройке с внешней стороны здания находился магазин тканей и одежды.
В первые месяцы после того, как Алонсо с Мануэлем привезли Ибрагима в Гранаду из ставки эмира в Альпухарре, старик с крайней неохотой говорил о прошлогодних событиях, связанных с ужасами голода в осажденном городе. Особенно болезненно старик воспринимал любые напоминания о Фатиме, которую так и не удалось спасти. Лучший лекарь визиря ничего не сумел сделать: цинга слишком измучила подорванное голодом тело девушки, и она умерла в Лаухар де Андарас на руках у безутешного деда. Ибрагим никак не мог успокоиться, повторяя, что Аллах по ошибке забрал юное существо вместо преклонного старца.
Уговорить Ибрагима продать дом в Гранаде, где прошла вся его долгая жизнь, и переехать в Кордову оказалось не так трудно, как предполагал Алонсо. После того, как Мануэль завершил службу и уехал в Саламанку, некому стало их защищать. А защита требовалась - новые власти косо смотрели на упрямого старого мусульманина, отказывающегося принять христианство (несмотря на его же крайне скептическое отношение к догматическому исламу), но живущего вне районов, отведенных новой властью для мусульман. Однако еще более следовало опасаться самих мусульман, особенно старых знакомых Алонсо. После того, как отец его соученика, погибшего при защите Гранады, встретив Алонсо на улице, разразился криками, называя его во всеуслышание предателем и вероотступником, Ибрагим прекратил всякие споры относительно необходимости переезда.