Неведомый груз Сборник рассказов из журнала "Вокруг света" - Морозов Александр Иванович. Страница 12
Много лет подряд на архипелаге работал выдающийся геолог, доктор Линэ, внимательно следивший за успехами советских сейсмологов. Во время своих исследований, поражавших смелостью и настойчивостью, Линэ постоянно пользовался новейшими методами и аппаратурой, разработанными в Советском Союзе. Крылов очень ценил, что Линэ удалось создать на архипелаге сеть небольших физикогеологических станций. На них работали местные молодые сейсмологи, непрерывно ведшие наблюдения за всеми разнообразными процессами и на поверхности земли и в ее глубинах. На архипелаге были давно переставшие действовать вулканы: исследования их глубоких кратеров, а также изверженных пород давали ученым возможность заглядывать в тайники «подземной лаборатории».
Но важные и интересные исследования Линэ привлекли внимание не только Крылова. О сейсмологе острова Мегра начали писать как о проповеднике идей советских ученых. Его стали травить иностранные «авторитеты», а власти на архипелаге — попросту всячески притеснять. Место директора лучшей сейсмической станции на острове Мегра занял противник Линэ. Один за другим увольнялись ученики старого сейсмолога по всему архипелагу. Все реже и реже печатались его труды. И однажды Крылову попалась в журнале короткая сухая заметка, посвященная Линэ, погибшему во время экспедиции на вершину вулкана Бару…
Трагическая смерть Линэ не оборвала работ Крылова по изучению архипелага Науэ. Крылов построил несколько моделей частей архипелага, которые были, по его мнению, особенно сейсмически неустойчивыми. Состав горных пород, характер строения земной коры, сведения сейсмических станций о глубинах залегания очагов землетрясений и другие условия, существующие на архипелаге, необходимые для создания модели, уже были хорошо известны Крылову.
Исследования Крылова привели его к заключению, что на архипелаге возможны сильнейшие землетрясения и начало новой жизни земной коры — бурной, сокрушительной. Но когда произойдет первое землетрясение, и в каком в точности месте? Модель должна была подсказать ответ на этот вопрос. Самые важные участки, выбранные как наблюдательные пункты, были воспроизведены в лаборатории с особенной тщательностью. Их оснастили множеством приборов, позволявших улавливать малейшие изменения напряжения в «горных породах», слагавших эти участки, в наклоне поверхности — грозном признаке приближающегося толчка.
Поведение моделей проверялось по донесениям сейсмических станций, расположенных в изучаемом районе земного шара: показания приборов моделей и аппаратуры, работавшей ка расстоянии многих тысяч километров от института, поразительно совпадали. И вдруг этот внезапный взрыв!
— Как же все это произошло, по-вашему? — горестно спросил Крылов. — Кто виноват?
— Я! — ответил Гребнев. — Я поторопился заглянуть в будущее района, который мы изучаем…
Крылов покачал головою, всем видом своим выражая осуждение поступку Гребнева.
Одно из замечательных свойств моделей заключается в том, что их «жизнь» можно ускорять, заставляя те или другие процессы идти более интенсивно. Так, например, можно, построив модель моста или фундамента здания, выяснить, что случится с настоящими сооружениями лет через двести-триста. Это достигается огромным ускорением процессов, совершающихся в материалах модели: во много раз увеличивается нагрузка, искусственно вызывается быстрая усталость деталей, сопровождающаяся их разрушением. Но ускорение физических процессов, происходящих в глубинах земли, связано с очень большими трудностями и некоторой опасностью даже в том случае, когда оно осуществляется в лабораторных условиях. Не исследовав до конца еще ни одной сейсмической модели, было слишком рискованно вести работу с данной моделью ускоренными темпами.
— Почему вы не посвятили меня в свои намерения? — сурово спросил Крылов.
— Я совершил тяжелый проступок и понимаю всю свою вину. Больше это никогда не повторится — никогда в моей жизни.
Крылов и Гребнев спустились по внутренней лестнице прямо на «остров», подвергшейся землетрясению. Осторожно обходя довольно широкие трещины ученые, нашли место максимального разрушения.
— Взрывные газы выброшены только в сторону наименьшего сопротивления, действие их к счастью, ограничено маленьким пространством, — сказал Крылов. — А изменения, шедшие под влиянием всего процесса в целом, сохранили свой характер… Это хорошо… Это замечательно…
Крылов стал на колени на поверхность модели, ощупывая руками появившиеся «сбросы» и горы. Картина, возникшая перед ним, так напоминала уменьшенную во много раз поверхность земли, изуродованную сильными подземными толчками, что ученый забыл обо всем, кроме результатов опасного опыта Гребнева. Сомнения его постепенно исчезали. «Очевидно, — думал он, — события буквально стоят за дверью…»
— Здесь я напоминаю о данном вами слове никогда больше не нарушать режима, установленного для эксперимента. Ведь все изменения в структуре нашей модели произошли бы и без форсирования, вызванного вами. Вы опередили события всего, может быть, на несколько дней… Научная работа нередко требует самопожертвования. Не всегда оно заключается в риске. Надо уметь гасить в своей душе все, связанное с честолюбием, со стремлением как можно скорее достигнуть цели самому. Я знаю, что вами руководили более высокие побуждения, но все же в них слишком много личного… Теперь смотрите на этот разрыв пласта. Что говорит он вам?
— Скоро… — начал Гребнев.
— Да, скоро мы узнаем, правильно ли наше утверждение… — сказал Крылов, смотря на полуразрушенную модель. — Так в первый раз в истории сейсмологии мы предсказываем катастрофу там, где о ней еще никто и не подозревает… Мы пока не имеем права оповестить об этом: в сущности, мы не знаем, насколько опыт на модели соответствует действительности.
— Значит, будем ждать сейсмограмм, подтверждающих результаты исследований модели? По всей вероятности, землетрясение захватит населенный район. Могут быть жертвы… — тихо сказал Гребнев.
— Нет! Ждать мы не будем. Но только на месте можно установить сейчас все значение подобного предсказания землетрясения, причину ошибок, неточностей, изучить наиболее существенные признаки, которые мы наблюдали на модели… Я еду на острова архипелага Науэ.
Судорога пробежала по лицу Гребнева, искривила его рот: лишиться возможности участвовать в интереснейшей научной экспедиции… Какое наказание за опасный азарт! Опустив глаза, Гребнев сосредоточенно смотрел на разрушения у своих ног. Он вдруг отчетливо представил себе, как два года назад вместе с Крыловым взбирался по склону действующего вулкана. Обжигаемые горячим ветром, они стремились подойти к жерлу как можно ближе. Дышать становилось все труднее. Словно трассирующие снаряды, проносились раскаленные камни, пронизывавшие огромную тучу, низко нависшую над вулканом. На склоне горы образовалась щель, в которой переливающейся, шевелящейся массой ползла лава. Гребнев, перескочив трещину, услышал тревожный крик Крылова… Может быть, сейчас Крылов тоже вспомнил это опасное путешествие, которое Гребнев считал одним из самых счастливых моментов своей жизни? Но Николай Григорьевич, конечно, сердится из-за разрушений в лаборатории и не доверяет больше выдержанности его, Гребнева…
— Поедете и вы, если врачи позволят, — сказал Крылов. — Когда будете готовы?
— Хоть сейчас! — радостно воскликнул Гребнев.
Крылов покачал головой.
— Нет, такой спешки не требуется. Мы сначала должны будем провести серию еще более ускоренных опытов, чтобы проверить наши выводы. Затем надо продумать наилучший маршрут путешествия, составить план работ. Кто знает, будет ли у нас на месте время для тщательного обдумывания этого плана. Необходимо подготовить аппаратуру, выполнить все формальности, связанные с отъездом… Вы не хуже меня знаете, как опасно будет путешествие, если наш прогноз оправдается.
Трудно сказать, как нас встретят на архипелаге и по дороге к нему. Помню, мой большой друг, профессор Беляев, отправился с экспедицией, чтобы помочь ликвидировать вспышку чумы в Шатахе. Вождь одного из тамошних племен, Нурри-хан, неожиданно заявил: «Хоть и чума — да наша! Не пущу я вас дальше»: Кому-то, видимо, требовалось; не пропустить в страну русского врача.