На неведомых тропинках. Шаг в пустоту - Сокол Аня. Страница 8

Впоследствии я убедила себя, что не успела даже попробовать, так и ввалилась под тень палатки с пивным логотипом, явно украденной из летнего кафе, с полной тарелкой мяса. Я искала соус. Я его нашла. И не только его. Дальнее от входа полотнище было откинуто и подвязано, так что у палатки не хватало одной стены, именно там и располагалась широкая жаровня с тлеющими углями и гигантскими треногами удерживающими вертел. Не хочу вспоминать, что было насажено на него, не хочу, но все равно вспоминаю. Вместо какой-нибудь туши хряка они запекли выпотрошенного человека. Больше всего мне запомнился неровный обгоревший череп мужчины.

Я несколько месяцев вытравливала из себя воспоминания и думала, что у меня получилось. Но иногда, когда я уверена, что все забыто, оно возвращается, полувоспоминание, полусон, полуявь. Я неспроста пошла искать соус. Слишком уж аппетитно пахли те кусочки. Я взяла верхний и отправила в рот целиком. Мясо было приготовлено великолепно, сочное, из-за специй чуть сладковатое, поэтому мне и понадобился соус. По дороге на кухню я съела еще парочку. Они, конечно, вышли обратно, прямо там между складным разделочным столом и тележкой с одноразовой посудой, но это не отменяет самого факта. С тех пор я не доверяю собственному носу.

Меню порадовало картофелем с травами и лотками с мясом. Как и ожидалось, неизвестного происхождения, похоже на свиные стейки на кости. Но как я уже говорила, одного раза для меня более чем достаточно.

Явидь на минуту нарастив темную чешую на ладони, поставила передо мной железный чугунок с исходящей паром картошкой, проигнорировав тарелки, подносы и очередь голодных детей. Понюхала, скривилась и стащила еще один, уже с мясом, для себя. Спровоцировав нездоровый ажиотаж среди учащихся. Они наивно полагали, что одна порция в одно рыло или две, для особо наглых, но не целый лоток. Мы в корне изменили их представления о наглости, и поваров ждут тяжелые времена.

Некоторое время мы ели в полном молчании, что на фоне постоянного общего шума нисколько не тяготило. Я ковырялась в овощах, Пашка в лотке, после второго куска ее энтузиазм, как и аппетит, угас. Она вытерла руки бумажной салфеткой и отбросила ее на покрытый клетчатой клеенкой стол, вызывающий ностальгию по советскому общепиту. Конкретно — по пельменной на углу улиц Свободы и Республиканской, давно снесенной, куда иногда водила меня мама.

— Пашка, — отвлекла я ее от нелегких дум, — можешь смеяться, но я считаю тебя подругой или близко к этому.

— Мы подруги, — явидь моргнула, — я за тобой слежу, охраняю, доношу, значит, мы подруги.

Я скрипнула зубами, что не укрылось от Пашки, но заставила себя продолжать.

— Тогда скажи мне, чего ты ерзаешь? Пафос про защиту «доброго» имени Седого оставь для его секретаря и прочих. Туда же отправь переживания по поводу моего и Алисиного будущего. Что не дает тебе, и только тебе, завалиться на траву и глядеть в облака?

Она не ответила, взявшись за лоток с мясом. Я, решив не настаивать, рассеянно оглядывала зал. В главном зале столы стояли в четыре ряда практически впритык друг к другу, разделяясь проходом по центру шириной метра в два и стойкой самообслуживания, тянущейся через всю столовую. С двух сторон к большому залу примыкали два поменьше, куда вели арки с разных сторон вытянутого помещения. Даже отсюда мне были видны столики с кремовыми льняными скатертями, полным набором столовых предметов и горячими чайниками на столах. Надо ли говорить, что те, кто стоял в очереди за мясом неизвестного происхождения, не осмеливались переступить незримую границу, усаживаясь за столы неподалеку. По ту сторону были те, кто оплатил обучение, по эту — кто нет.

— Это я виновата! — выдала вдруг Пашка. — Вернее, не виновата, я же не знала. Но хозяин скажет, что все из-за меня…

Явидь зарычала, стиснув мясо в кулаке так, что на стол брызнул сок и разлетелись волокна, кость тихо хрупнула.

— Помнишь, я говорила, что ненависть ушла и filii de terra меня впустит? — Она бросила измочаленный кусок обратно в лоток. — Я врала. Я бы с удовольствием оторвала Угриму голову и сейчас.

— Я заметила.

— Этот… этот… отказался от возможности стать отцом, можно подумать, я каждому встречному это предлагаю. Словно ему не честь оказали, а ярмо на шею повесили. «Не думаю, что это необходимо», — передразнила она ледяным голосом наставника, — вырвать язык за такое мало будет.

— У тебя получилось убедить и меня, и filii de terra в обратном. Мы же здесь.

— В том-то и дело, — явидь поникла, — я знала, что Угрима не будет.

— Откуда? — Я отодвинула чугунок с остатками картофеля.

— Я попросила хозяина отозвать его на время посвящения. — Она опустила голову. — Я хотела видеть, как моего Невера посвятят высшим и низшим, не поручать это другим, а принести его самой, понимаешь? Хозяин услышал и помог. Что я скажу ему теперь? Что из-за моего каприза его дочь в пяти минутах от обвинения в убийстве младшего Видящего?

— Н-да. — Я покачала головой.

Банальное стечение обстоятельств. Но показалось бы мне оно таким банальным, если бы в результате него пострадал не Варлаам, а Алиса? Нет! Я бы нашла, кого обвинить, и не была бы к явиди столь снисходительна. И они не будут.

Я думала об Алисе, оставленной на попечении Угрима, о том, какую роль суждено сыграть детям в этой недетской партии. Я думала, кожей ощущая навязчивые чужие взгляды. Они всегда смотрели, куда бы я ни пошла. Человек — чужак, и внимание в нашей тили-мили-тряндии мне обеспечено. Я оглядела зал, кто-то шептался, кто-то продолжал нахально разглядывать диковинку, кто-то замирал на месте, как этот кареглазый пацан, забывший, зачем подошел к стойке с подносами. В голове закрутилось воспоминание. Я видела этот испуг, от которого сердце наверняка бьется в горле, раньше видела эти карие глаза. Но у воспоминания не хватало какой-то детали, я не могла сказать какой.

Пашка фыркнула, ее развлекали эмоции паренька. Точно так же, как они развлекали толпу, собравшуюся у замороженного тела лишенного разума. Третий раз встречаю мальчишку на своем пути, и каждый раз он пугается до судорог. Льщу себя надеждой, что еще не настолько страшна, чтобы пугать детей. Я не ищу подобного внимания, и пора бы уже свести с необычным поклонником знакомство, даже если он лешак, наслушавшийся сказок дремучей бабки о страшных человеках, вырубающих леса.

Я встала, и одновременно с этим парень бросился бежать, сбив по дороге двоих с подносами и раскидав их несостоявшийся обед по полу, поскользнулся, вскинул руки, едва сохраняя равновесие, и выскочил за дверь. Чтоб так бегать, надо иметь вескую причину.

Я отстала от мальчишки не более чем на несколько секунд, но, когда выскочила за дверь, дорожка была пуста. Пацан, в отличие от меня, знал тут каждый куст.

— Зачем тебе пугливый щенок? — Пашка вышла следом и принюхалась. — Думаешь, он имеет отношение к лишенному?

— Не имею ни малейшего представления. — Я, поколебавшись, взяла правее. — Я пугаю этого ребенка до судорог и хочу знать почему.

— Значит, узнаешь.

Она втянула теплый полуденный воздух и, махнув мне рукой, указала в противоположную сторону, следопыт из меня никакой.

— Он может позвать хранительницу, наябедничать, что большие нехорошие тети и змеи преследуют его, маленького и несчастного, — предупредила я, когда мы обошли столовую.

— Не позовет.

Явидь быстрым шагом пересекла лужайку, плавно переходящую в спортивную площадку с лестницами, канатами и перекладинами. За ней стоял вполне современный коттедж из толстых брусьев цвета солнечного теплого меда, такому место не в нашей тили-мили-тряндии, а на рекламной картинке, белых овечек да семьи с улыбками не хватает.

— Ты неплохо научилась читать по лицам, толковать движения, жесты, следить за интонацией. — Змея обогнула коттедж со светлыми, в тон дереву, занавесками, поморщившись от запаха смолистой, согретой солнцем древесины. — Хорошо, но недостаточно. Иначе бы знала, что, помимо страха, в парне полно вины. Никого он не позовет. Он виноват и не хочет, чтобы это вскрылось.