Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 43

Маред удивлялась сама себе. Только что, несколько минут назад, ей до боли в сердце хотелось, чтобы все было именно так, как сказал Монтроз. Праздник, пикник, и можно гордиться тем, что она все это заслужила. А еще тем, что это — ради тебя. Что кому-то не безразличны твои победы, пусть даже такие скромные. Но почему, ради Бригиты, это должен быть именно Корсар? Неужели остальному миру она, Маред, совершенно не нужна? По всему выходило, что так. Она всегда старалась быть воспитанной и послушной, не доставлять хлопот ни отцу, ни мужу, но что бы ни делала — этого неизменно было мало. Лучшей похвалой в устах отца было — "Даже мальчик не сделал бы лучше". И Маред радовалась, только вот горечь в глазах отца при взгляде на нее появлялась все чаще — а она, сколько бы ни старалась, не могла главного — стать ему сыном, а не дочерью. Эмильен… Он был верным и ласковым мужем, только иногда намекал, что ее образование — простительная блажь и, пожалуй, после рождения детей следует остепениться и посвятить себя семье… Он бы на ее рассказ о высшем балле за экзамен только снисходительно улыбнулся и потрепал ее по головке — как оно и случалось.

А еще у нее не было подруг, совсем не было. Потому что для этого нужны время и деньги — хоть немного. Она же всегда тратила одно, чтобы заработать другое, и совсем не умела быть милой. Хотя старалась! Но разговоры о молодых людях и нарядах были так бессмысленны, что Маред с тоской понимала — лучше она за это время напишет очередное эссе или хотя бы почитает книгу.

И вот теперь получается, что она никому не интересна, кроме богатого мерзавца, у которого и так есть абсолютно все: титул, деньги, любовницы и любимое дело… А теперь у него еще и Маред есть — в довершение!

Злость накатывала волнами, смешиваясь с жалостью к себе. Маред даже зубы стиснула, чтоб не открыть рот и не сказать что-нибудь лишнее. И зажмурилась еще плотнее, пережидая непонятный, ниоткуда вдруг взявшийся приступ глупой ненависти. Да что же у нее с нервами такое! Потому, видимо, и не поняла сразу, что мобилер остановился — настолько легок он был на ходу — у ярко освещенной витрины большого магазина. Чавкнула каучуковая прокладка двери — Монтроз вышел молча. Маред сидела, не шевелясь, глубоко дыша и пытаясь успокоиться. Получалось, пожалуй, только теперь вместо злости накатило желание расплакаться навзрыд. А сзади, не иначе как из багажного отделения, вдруг запахло чем-то пряным, невероятно соблазнительным, хотя до этого корзина и короба вели себя пристойно, не издавая никаких ароматов. Маред тихонько всхлипнула…

Возвращение Монтроза пришлось как нельзя более кстати — при нем точно не позволишь себе лишнего. Лэрд бросил на заднее сиденье большой мягкий пакет в оберточной бумаге и протянул Маред высокий стакан, над которым поднимался парок. Кофе! Милосердная Бригита, кофе с молоком и корицей — судя по запаху… Стакан сразу приятно согрел руки Маред, а Монтроз так же молча подал ей огромную мягкую булочку, тоже горячую, и небрежно пояснил:

— Восточная кухня довольно острая, лучше пробовать ее после чего-то более привычного. Да и приедем на место мы не скоро.

Маред, едва сдерживаясь, чтоб это выглядело пристойно, куснула булочку, сделала добрый глоток сладкого и слегка пряного напитка. Прислушалась к себе. О, какое это оказалось блаженство. Темнота перед глазами стремительно рассеивалась, даже занывшие виски и затылок перестали болеть, а в желудке стремительно распространялись покой и умиротворение. Мягкая пышная булочка, присыпанная ванильным сахаром и маком, таяла во рту, кофе был хоть и сладким, но тоже восхитительно вкусным, и Маред ела, уже не торопясь.

Неожиданно она поняла, что раздражение исчезло. Уже не хотелось плакать или устроить безобразный скандал, а жизнь показалась вполне привлекательной. Даже запахи из багажного отделения будили не раздражение, а предвкушение. И интересно, что такого купил Монтроз — пакет немаленький…

— Достать вам еще что-нибудь? — поинтересовался лэрд, не отрывая взгляда от дороги.

Теперь они ехали по предместью, где конных экипажей было гораздо больше, чем мобилеров, и Монтрозу пришлось сбавить ход и быть очень внимательным.

— Нет, благодарю, — отозвалась Маред. — Нам далеко ехать?

— Примерно полчаса, может, немного дольше. Выберемся из этой толчеи, и можно будет прибавить скорости. Как вам показалось будущее место работы?

Тон у него был легкий, ни к чему не обязывающий, но Маред не то чтобы насторожилась… Ей показалось, что ответ важен для лэрда королевского стряпчего. И хорошо, что в этом можно не лукавить, а сказать чистую правду.

— Оно великолепно! Конечно, то, что я видела…

Монтроз хмыкнул одобрительно и свернул, наконец, на широкую дорогу, через несколько минут покинувшую запутанные окраинные улицы. Мобилер он вел — Маред заметила еще в первый раз — спокойно и красиво, не пренебрегая удобством пешеходов и других владельцев экипажей, без особой лихости, но с полной уверенностью, словно предугадывая то, что будет вокруг через некоторое время. Маред вспомнила, как трудно было поначалу приспособиться к огромному и казавшемуся опасным Лундену после родного города. Огромные башни и здания, бесконечные извилистые улицы и широкие площади, нескончаемые потоки конных и механических экипажей. Поначалу она даже улицу боялась переходить, а ночью, во сне, бежала куда-то, боясь выбраться. Эмильен посмеивался над ее трепетом перед мобилерами…

— Думаю, увидели вы немного, — так же легко отозвался Монтроз. — Но это поправимо, еще успеете. А как прошло собеседование?

— Можно подумать, вы не знаете.

— Представьте себе, нет. Стивен считает, что глава фирмы — слишком важная персона, чтобы лично проводить испытание у практикантов. Список экзаменационных вопросов я видел, конечно, и даже участвовал в его составлении, но вот о чем тьен Хендерсон беседует с претендентами на место — ни малейшего понятия не имею. И у самих студентов, согласитесь, как-то неловко спрашивать. Так о чем же была речь перед экзаменом?

То ли лэрду действительно было любопытно, то ли он очень умело притворялся. Маред вздохнула, искоса глядя на чеканный профиль и лежащие на руле руки.

— Главным образом, об учебе. Какие предметы мы выбирали дополнительными курсами, что казалось особенно сложным. Ну, и почему каждый из нас решил посвятить себя именно правоведению.

— И что вы ответили? — с неподдельным интересом спросил Монтроз.

Маред пожала плечами, украдкой облизнув с губ сахарную пудру, благо лэрд смотрел на дорогу.

— Я просто не представляла ничего другого. Отец был нотариусом и адвокатом. Это не очень правильно, но адвоката у нас в городе просто не было, вот все и шли к нему. Как только я научилась читать и писать, стала помогать ему с бумагами. И потом, это же очень интересно! У нас было много книг, я читала о праве, существовавшем до Темных времен и даже до Войны Сумерек. А законы фейри! Это же их кодекс "Листья и корни" лег в основу первой "Правды", принятой… Ох, простите, кому я рассказываю…

Однако Монтроз даже не улыбнулся.

— Понимаю, — просто и спокойно откликнулся он. — Кстати, в истории права вы вполне можете разбираться лучше меня. Все-таки я получил не классическое образование, а всего лишь экстернат.

— Вы — экстернат?! Но… почему?

— Не мог себе позволить, — хмыкнул Монтроз, съезжая на проселочную дорогу. — Я начинал во время Великого Взлета, тогда было очень легко сколотить состязание, но еще проще остаться нищим или погибнуть. Вот и зарабатывал, как мог.

— Очень сложно было?

Уже спросив, Маред осеклась, понимая, что лезет не в свое дело, но Монтроз равнодушно пожал плечами.

— Скорее, неприятно. Сейчас о Великом Взлете пишут, что это был прорыв имперской мощи и самосознания. На деле же — грязь, кровь и сплошная подлость так называемых партнеров. В конечном счете, все решали не контракты, а ножи и стволы боевых отрядов. И это было чрезвычайно гнусно, поверьте. Но те, кто вовремя понял, что время силы заканчивается и наступает эпоха закона, смогли приспособиться и пойти дальше.