Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт". Страница 67

— Спроси, что мы будем сегодня делать?

— Что мы будем делать? — звонко от напряжения повторила Маред.

— Разговаривать, — улыбнулся Алекс, зная, что девчонка услышит улыбку в его голосе.

— И для этого нужно раздеваться?

А теперь к страху добавилась злость. Алекс и сам прикрыл глаза, чтобы расслышать малейшие оттенки в голосе девушки.

— Не всегда. Но ты даже не представляешь, как обнажается душа, когда раздеваешь тело.

— Я так понимаю, вы сами обнажать душу…

Маред запнулась, в последний момент сообразив, что продолженная мысль будет означать, что раздеться должен и Алекс. Мысли девчонки были так ясны, что он снова улыбнулся.

— Разумеется, собираюсь, — мурлыкнул он. — Мы будем разговаривать и учить тебя слушать. Меня — и тебя саму. Заведи руки назад, девочка. Это будет уже другой узел, и его я тебе тоже покажу. Когда-нибудь твой мужчина оценит заботу… Знаешь, один интересный человек как-то сказал: "Правильно завязанный галстук — это первый серьезный шаг в жизни". Правда, я не уверен, что он использовал галстуки таким образом, но кто его знает?

Подхватив второй галстук, черный с разноцветными ромбами, он плотно, но не туго связал запястья Маред за спиной. Отступив на пару шагов, быстро разделся сам. И снова шагнул к девушке, опять прижавшись, всем телом ощутив, как между ними проскочила искра, словно от прикосновения к лейденской банке. Еще бы… после ткани — да голая кожа. Маред дернулась, выгнулась, пытаясь отстраниться, но Алекс не позволил. Прижал сильнее, впитывая эту дрожь, наслаждаясь ею. Потом легонько оттолкнул сам и тут же потянул за собой на кровать. Девочка легла набок неуклюже, не доверяя его рукам и не понимая, чего от нее хотят.

— Нет, не так. Я лягу на спину, а ты сядешь сверху, — тихо сказал Алекс. — Просто сядешь, понимаешь? Так будет удобнее… разговаривать.

Он расчетливо выделил последнее слово, с мягкой интимностью снизив голос, и по нервному движению Маред понял, что попал в цель. Помог привставшей девушке сесть сверху и согнул колени так, чтобы Маред могла опереться на них спиной. Немного раздвинул, пропуская ее связанные руки. Теперь, даже если бы девушка внезапно дернулась, свалиться ей не грозило. Спрыгнуть, впрочем, тоже сразу не получилось бы. А уж какой открывался вид… Алекс сглотнул пересохшим ртом и подумал, что неизвестно еще, кому тут придется тяжелее.

— Расслабься, — повторил он, глядя, как девчонка старается как можно меньше опираться на него и как можно больше — коленями на постель. — Так ты долго не просидишь. Неудобно ведь.

— Мне — удобно, — огрызнулась Маред.

Покраснев от груди до ушей, она судорожно ловила ртом воздух — руки Алекса медленно прошлись по внутренней стороне ее раскрытых бедер, погладили от коленей и вверх, обрисовывая линии и изгибы тела.

— Как скажешь, — усмехнулся Алекс. — Тогда начинаем. Я говорю — ты отвечаешь. Если будешь молчать или мне станет скучно — придется придумать другое занятие, поинтересней. Но тебе оно вряд ли понравится. Начнем?

— Да, — прошептала Маред, боясь шевельнуться.

Алекс погладил ее бедра, кончиками пальцев нарисовал спираль на нежном, по-девичьи плоском животике, прислушиваясь к отклику тела.

— Тебе часто говорили, какая ты красивая?

Вытянувшись в струнку и едва дыша, Маред медлила с ответом.

Ну-ну, посмотрим, сколько ты продержишься. Лишение зрения играет с сознанием странные шутки, лишая его защиты обыденности, убирая барьеры между душой и внешним миром. Алекс улыбнулся, прислушиваясь к частому неглубокому дыханию, позвал:

— Маред?

— Нет, — торопливо отозвалась девчонка. — Нечасто.

— Неужели? — усмехнулся Алекс. — Но все-таки говорили? Кто?

— Не ваше дело, милэрд.

Медленно, очень медленно Алекс провел кончиками пальцев по обнаженной груди Маред, обвел соски сначала по границе ореола, а затем дальше, по спирали, к самому соску. Чуть прижал темно-розовые, напрягающиеся под его пальцами, бутоны. Представил на них зажимы… Нет, не то. Ты не любишь боль. Готова ее терпеть, но не будешь наслаждаться. Боль для тебя может быть только легкой приправой к основному блюду. Но сначала тебя нужно вытащить из раковины, которую ты строила долгие годы.

— У вас было много поклонников? — светским тоном поинтересовался Алекс, гладя затвердевшие соски.

— Нет.

И тело под пальцами напрягается куда сильнее, чем следовало бы при таком простом вопросе. Неужели ты вышла замуж за первого, кто тебя позвал, девочка? Или здесь что-то глубже? Какая-то давняя обида… Я ничего о тебе не знаю, а следовало бы. Ведь не можешь ты всерьез считать себя некрасивой? Так зачем прячешься за уродливыми платьями и скучной прической?

— Плохо, — сообщил он вслух. — Так мне быстро станет неинтересно.

Вот так, девочка. Поймешь намек? Она поняла. Но все-таки упрямо сжала губы, слегка откинув голову назад, и Алекс немедленно воспользовался случаем погладить нежное беззащитное горло. Девчонка сглотнула, дернувшись в сторону. А шея у тебя, значит, чувствительнее груди? Или просто грудь еще никто правильно не ласкал? Чувствительность можно разбудить, ты об этом узнаешь. Легкие зажимы на соски для притока крови, кубики льда и согревающее масло, массаж, поцелуи… Алекс провел ладонями по напряженным плечам девушки и снова погладил ее руки вниз до локтей.

— Не помню, — прошептала Маред. — Мне… не говорили…

— Какое упущение. Тогда скажу я. Ты прекрасна. В твоем возрасте хорошая фигура не редкость, но у тебя она не просто хороша. Красота — это вопрос пропорций, а твое тело совершенно пропорционально…

Не переставая говорить, он легко и нежно гладил бока, грудь и бедра девушки, не трогая пока низ живота. В невольной попытке отодвинуться Маред лишь теснее прижалась к его коленям, опираясь на них всей спиной. Вот так-то лучше…

— Еще у тебя чудесные глаза. Светлые и холодные, как ледники в северных горах. И так же сияют, как лед на солнце. Губы… Ты любишь целоваться?

— Нет…

— Некогда? — сочувственно поинтересовался Алекс. — Или не с кем? Я полагал, что уж в Университете неплохой выбор приятных молодых людей.

— Я посещаю Университет, чтобы учиться! — сама ринулась в ловушку раскрасневшаяся Маред. — Учиться, а не…

— Понима-аю, — протянул Алекс, от души забавляясь.

Он улыбнулся, глядя, как девчонка ежится под его вроде бы небрежными, но тщательно рассчитанными прикосновениями. Томительно неспешная игра затягивала, будила воображение, и Алекс пообещал себе, что получит удовольствие сполна, прежде чем снова уложит девочку в постель по-настоящему. Невинность так быстро теряется, а маленькая тье сейчас на каждое слово и прикосновение отзывается с потрясающей остротой.

— Тебе удобно сидеть? — невозмутимо продолжил он, возвращаясь к поглаживанию груди Маред и любуясь ее нежными линиями. — Может, вытянешь ноги?

— Нет! Мне…удобно…

— Непохоже. Что ты так боишься? Тебе сейчас больно? Неприятно?

Маред молчала, еще сильнее запрокинув голову, и Алекс вздохнул.

— Это был вопрос. Тебе прямо сейчас больно?

— Нет…

— Неприятно?

— Да! — с вызовом ответила девушка.

— Я заметил, — сообщил Алекс, по очереди обводя пальцем ее набухшие соски. — Как долго ты собираешься врать сама себе? Последнее дело, знаешь ли.

— Я не вру.

Шепот был откровенно злым, и можно было не сомневаться, что если б не галстук, Алексу достался бы очередной ненавидящий взгляд. Моя же ты прелесть…

— Тогда у тебя проблемы с логикой, что недопустимо для юриста. У меня хватает опыта, чтобы разглядеть женское желание, и мы оба помним, что ты еще ни разу не уснула в этой постели, не получив перед этим удовольствия.

Маред молчала. Отодвинуться больше не пыталась, да и некуда было, так что она просто вжалась спиной в колени Алекса, развернув плечи и закаменев всем телом. Алекс тяжело вздохнул.

— Девочка, ты выбрала мужскую профессию, помнишь? Ты хочешь войти в мир мужчин, где на тебя всегда будут смотреть, как на добычу. Всегда, пока не докажешь обратного. Еще не поздно передумать. Ты можешь расторгнуть наш договор, найти приличного молодого человека, выйти замуж и вести обычную женскую жизнь. Но ты ведь не хочешь? Тогда не веди себя, как мышь в кошачьих лапах. Не бойся, когда бояться нечего. Не позволяй навязать тебе чужие мысли и желания. Если, конечно, сама этого не хочешь. И никогда ни за что не ври себе самой. Чего ты сейчас боишься? Вам преподавали логику, я надеюсь? Удивительно, что ты ее сдала.