Свобода Маски (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик. Страница 136

Я найду и книгу, и химика. Или умру, пытаясь.

Мэтью осторожно вернул рисунки обратно в коробку, закрыл ее и положил на то место, где она лежала. Затем он надел плащ, треуголку и пару кожаных перчаток, которые ему выдал профессор чуть ранее, а также преподнес в подарок пистолет — ныне закрепленный в кобуре на поясе молодого человека. Вторым оружием Мэтью был кинжал с рукоятью из слоновой кости, который отдал ему Альбион в Лондоне.

Похоже, в каком-то смысле мистический страж Англии все еще был здесь, рядом.

Снаружи был холодно, несмотря на яркое солнце. И должно было похолодать еще сильнее. Железное полотно серых облаков приближалось с северо-запада. Декабрь закрывал двери, но зима была еще впереди. По пути к стойлам Мэтью думал о жизни и смерти Уильяма Атертона Арчера. Возможно, вскоре в «Булавке» появятся новые истории об Альбионе, призраке в золотой маске, и этот персонаж войдет в лондонский фольклор. Будут впереди еще мрачные времена, и «Булавка» не преминет создать новых героев и злодеев по этому случаю… а, возможно кто-то из новых персонажей будет олицетворять и добро, и зло одновременно.

Возможно также более весомое и респектабельное издание — «Газетт» — уже выпустило статью об исчезновении известного вершителя правосудия судьи Арчера, и доложила констеблям Лондона, которые бросили силы на его поиски, что по некоторым данным выяснено, что сэр Арчер был силой похищен из больницы на Кейбл-Стрит в Уайтчепеле. Загадкой оставалось, почему сэр Арчер оказался именно в этом госпитале, в столь неблагополучном районе. Согласно показаниям молодого клерка Стивена Джессли, который посещал судью Арчера в больнице, не было никаких гипотез, кем и с какой целью мог быть похищен этот достопочтенный господин.

И, возможно, «Газетт» проявит интерес и к тому, чем интересуется аудитория «Булавки», и отметит свои надежды на то, что Альбион не оставит это дело без внимания, так как сэр Арчер был единственным, кто принципиально не выпускал закоренелых преступников обратно на улицы Лондона и, таким образом, способствовал делу Альбиона — мистического борца за справедливость, которого считали призраком.

Мэтью сегодня утром встретился с Ди Петри после пушечных выстрелов, когда заставил себя дойти до таверны и взять что-нибудь поесть. Ему досталась тарелка холодных бобов и два куска кукурузного хлеба, вымоченного во вчерашнем кофе, но Мэтью бездумно проглотил это все, понимая, что ни в одном куске этой еды нет яда, ведь теперь каждый человек, который в этой деревне мог держать оружие, был нужен профессору в качестве элиты его войска и, соответственно, должен был пребывать в здравом уме. Но на всякий случай, Мэтью сказал хозяину таверны, что если хоть что-то из еды будет отравлено и затуманит его разум, Профессор Фэлл зарядит третью пушку. Это существенно подняло уровень уважения, который испытывал к молодому человеку трактирщик.

Ди Петри — с перевязанным после полученной прошлой ночью травмы носом — сел с Мэтью за один стол, но от еды отказался: аппетита после жуткого зрелища на площади у него не было, однако он хотел поблагодарить Мэтью за то, что он помог вытащить мадам Кандольери из театра. У нее была тяжелая ночь, но уснуть она все же сумела. Ее раной занялся человек, имеющий некоторые познания в медицине. Освободившись от наркотического дурмана, связывающего язык, этот молодой человек рассказал, что когда-то был студентом, но учебу пришлось бросить, когда открылись подробности того, чем он занимался: выкупал трупы и продавал их для опытов другим студентам-медикам Лондона. Так или иначе, зашивать раны он умел и мог адекватно оценить состояние повреждения: сказать о наличии или отсутствии инфекции, дать рекомендации, наложить повязку. Сейчас его повысили до должности городского врача.

— Розабелла сказала, вы спрашивали о ее кузене и дяде, — сказал Ди Петри. — Можете объяснить, за чем охотится профессор?

— Нет, не могу, — покачал головой Мэтью. — Розабелла может рассказать вам о чем-то, что было создано ее дядей, и это привлекло внимание Фэлла, но она не знает, что это, и профессор не спешит делиться информацией. Впрочем, так или иначе, у нас вышел отличный разговор.

— Интересно. То есть, вы говорите, это что-то, созданное ее дядей?

— Да.

— Я полагаю, Розабелла рассказала вам в таком случае о своей коллекции?

— Ее коллекции? — Мэтью поставил свою чашку на стол, в которой плавал совершенно невыносимый на вкус кофе. — Коллекции чего?

— Зеркал, — пожал плечами Ди Петри. — Она не говорила Вам? Каждый год на ее день рождения с шестилетнего возраста ее дядя посылал ей зеркало собственного авторства. У нее два из них с собой прямо сейчас, она использует их, когда делает макияж для мадам. Я думаю, в каком-то смысле зеркала и заставили ее интересоваться человеческим лицом и… собственной женской природой… так она научилась делать театральный макияж.

Мэтью выдержал паузу, осмысливая полученную информацию. Затем спросил:

— Как высчитаете, можно считать зеркала предметами мебели?

— Не уверен… а что?

— Просто интересуюсь. Я тоже не уверен.

Ди Петри какое-то время, похоже, готов был поразмыслить над этим вопросом, но быстро потерял к нему интерес: его волновал более важный аспект.

— Профессор когда-нибудь отпустит нас?

Когда Мэтью сохранил молчание, отвлекшись на то, чтобы сделать глоток отвратительной мутной жидкости из своей чашки, Ди Петри тяжело вздохнул.

— Я не понимаю, как он так может. Он ведь не позволит законникам узнать об этом месте, верно? Наверное, он, скорее, убьет нас, чем отпустит…

— Я не знаю, — ответил, наконец, Мэтью. А он и в самом деле не знал.

— Мы утратим свой разум здесь, да? — сокрушенно спросил Ди Петри. — Розабелла передала мне то, что вы рассказали ей о наркотиках. Конечно, мы все заметили, какие странные здесь люди и подумали, что с ними всеми что-то не так. Как мы могли не заметить? Даже прошлой ночью, когда начало твориться это безумие, некоторые жители продолжали вести себя так, будто спали наяву. И та женщина, что закричала в зале… Алисия сказала, что когда она посмотрела на аудиторию и увидела столько пустых лиц, у нее буквально пропал голос. Я полагаю, нас еще ничем не пытались травить — потому что предстояло дать представление. Но скоро, наверное, нам в еду начнут что-то добавлять?

Бесполезно было отрицать правду.

— Да, — тихо произнес Мэтью.

— А что насчет вас? Вы разве не в той же лодке?

— Мне тоже предстоит устроить кое-какое представление вдалеке отсюда. А когда я вернусь, я…

Что? — спросил он сам себя. Какая у него была возможность помочь Ди Петри, мадам Кандольери и Розабелле? Как он мог хоть кому-то помочь выбраться, кроме Берри и Хадсона?

— Вы и в самом деле собираетесь вернуться сюда без принуждения? Почему?

— У меня есть ответственность. Это все, что я могу сказать.

— Dio del cielo! [Боже Всевышний! (ит.)] — воскликнул Ди Петри. — Вы можете помочь нам, пока будете за пределами этого места! Найдите законников! Найдите кого-то, кто может вытащить нас отсюда! Вы же сделаете это? Прошу вас! Не ради меня, но… Алисия не так сильна, какой хочет казаться. У нее очень нестабильная жизнь. Да, разумеется, с этими ядами, которые всех здесь делают счастливыми и отправляют жить в мир своих фантазий, мы все будем жить здесь так хорошо, как нигде больше. Но это же пародия, Мэтью! Это зло! Пожалуйста… если можете помочь, но не сделаете этого… тогда вы станете частью зла, вы понимаете?

Мэтью содрогнулся от мысли об этом, потому что не было способа избежать суровой правды. И все же, все, о чем он мог думать сейчас, это книга, которую необходимо было в кратчайшие сроки вернуть, чтобы по формуле Джентри смогли восстановить противоядие для Берри, а противник, у которого эта книга находится, смертельно опасен.

— Мне нужно идти, — только и выдавил он, поднявшись со своего места.

— Пожалуйста, Мэтью! Пожалуйста! — с мольбой закричал Ди Петри, когда молодой человек понуро побрел в сторону двери. — Не отворачивайтесь от нас!