Козырная дама - Соловьева Татьяна. Страница 20

— Не милиция? — удивился Эстет. — Тогда кто же?

— Прокуратура и мои бывшие коллеги, гэбисты.

— ФСБ? — снова удивился Эстет. — Обмельчали ребята, если уж начали заниматься жуликами.

— Жулики уж больно крутые на этот раз! Горы трупов, море крови и дерьма… В прокуратуре операция проходила под кодовым названием «Ассенизаторы». Взяли банду с поличным в поселке Борзенка. И почти в полном составе…

— Неужели всех взяли? До единого? — в вопросе Эстета прозвучала ирония.

— Почти… Но главарь пока на свободе, хотя фамилия известна. Горелин его фамилия. Возникла она, можно сказать, случайно, поначалу главарем банды следователи считали некоего Жору Долгушина.

— Его тоже взяли?

— Да.

— Чудно получается — банда в полном составе собирается в одном месте, как будто специально для того, чтобы операм было легче с ней расправиться, — усмехнулся Эстет. — Какие-то опереточные преступники!

— Не такие уж они и опереточные, если судить по навороченным делам… — заметил Ворбьев. — Но многие задержаны действительно в одном доме. Остальных брали кого где. Одного — прямо на рабочем месте. Оказался человеком, близким к органам охраны правопорядка.

— Да ну! Неужели и в их рядах есть преступники? И кто же это?

— Некто Пыхов, фельдшер морга судебно-медицинской экспертной службы.

— Надо же, какие дела! — неопределенно протянул Эстет. — Хорошо поработала прокуратура, ничего не скажешь, молодцом!

— Молодцом! — подтвердил и Ворбьев.

Странный у них шел разговор. Ворбьев выкладывал, что знал, Эстет равнодушно слушал и вроде даже с трудом терпел, бросая реплики лишь для того, чтобы не молчать.

Ворбьев был вольным стрелком, в группировку Эстета, которую тот называл «Экологической бригадой», не входил, в общих делах не участвовал. Его задачей была информация, которую он добывал по прямому указанию Эстета либо приносил ему сам, как сегодня. Конечно, подозрение, что тот так или иначе причастен к банде «ассенизаторов», у Ворбьева было, но в какой-то миг он и впрямь засомневался, так ли это? А что, если Эстету действительно рассказ о раскрытой квартирной банде нелюбопытен, он прервет его и, не заплатив ни копейки, отправит восвояси?

Но Эстет разговор не прервал.

— Интересно, многое ли известно следователям? — спросил он.

— Вряд ли… Разве что детали — то, что банда существует более трех лет, что на счету ее немало кровавых дел… Но допросы только начались, а вот чем закончатся…

— И этот… Пыхов, или как его там, тоже участвовал в кровавых делах? — как бы между прочим спросил Эстет.

— Нет, у него была другая задача — поскорее, до того как будет проведено вскрытие, отправить тело в крематорий. Прокуратура, насколько мне известно, собирается шерстить судмедэкспертов. Думаю, для Петрова, начальника экспертной службы, это чревато большими неприятностями, даже если часть их спишут на хроническое пьянство, которым страдает большая часть его работников.

— Это его проблемы… — На этот раз равнодушие Эстета было неподдельным. Проблемы Петрова его нисколько не волновали. — И что этот фельдшер? Говорун?

— У Казанцева, а дело ведет он, все рано или поздно становятся разговорчивыми.

— А кто такой Казанцев? Из ваших?

— Нет, из прокурорских. Следователь. Специализируется на квартирных делах.

— Хороший следователь?

— Странноватый. Но начальство им довольно.

— Значит, далеко пойдет, если никто не остановит… По твоим словам выходит, что взяли не всю банду. А что ж не арестовали главаря?

— Точно не знаю, — честно признался Ворбьев. — Казанцев человек скрытный, подозрительный, себе и то раз в году доверяет, по предварительному обещанию. Но могу предположить, если Горелина оставили на свободе, значит, у Казанцева на этот счет есть какие-то соображения. Он из тех людей, которые просто так ничего не делают.

— Экий ты, право, ушлый! И как умудряешься знать все, что происходит в городе?

— Это у меня с детства. Когда был маленьким, очень любил смотреть по телевизору киножурнал «Хочу все знать», — попробовал пошутить Ворбьев, заглядывая хозяину в глаза.

Хотелось, ох как хотелось ему увидеть в серых насмешливых глаза Эстета если не восхищение, то хотя бы поощрение. Неужто он, Вор-бьев, того не стоит? И суток не прошло после операции по захвату банды, проводившейся прокуратурой и ФСБ в атмосфере строгой секретности, а ему, Ворбьеву, уже известны многие ее детали.

Но Эстет, как всегда, казался спокойным, ироничным и равнодушным, хотя на шутку отреагировал:

— Это хорошо, что любишь все знать. Будут новости, приходи…

Воробьев понял: разговор окончен. Он поднялся из глубокого кресла и открыл было рот, чтобы напомнить о том, что поиздержался, но Эстет, видимо, и сам не забыл, с чего начался их разговор. Пройдя к огромному письменному столу, занимавшему чуть ли не половину его просторного домашнего кабинета, достал из ящика конверт с деньгами.

Ворбьев улыбнулся благодарно, спрятал конверт в сумочку-визитку, болтавшуюся на руке, попрощался и вышел.

Сведения, добытые Ворбьевым, действительно были любопытны. Но требовали некоторых уточнений. Эстет подошел к телефону, набрал по памяти номер. Голос в трубке возник сразу же после первых гудков, будто звонка ждали.

— Ты в городе?

— Да, — настороженно ответил невидимый собеседник, соображая, что могло стоять за звонком Эстета.

— Что творится на белом свете, знаешь?

— Лето наступило…

— Остришь? — холодно спросил Эстет.

— Это я так, — стали оправдываться на том конце провода. — Что-то случилось?

— Случилось. Вчера вечером в поселке Борзенка взяли банду, в том числе и Долгушина.

— Ни фига из дому пишут!

— Ты что же — не в курсе? — удивился Эстет, но удивление это больше смахивало на угрозу.

— Меня не было в городе, — оправдываясь, сказал собеседник. — Вернулся меньше часа назад и еще ни с кем не связывался. Ты уверен, что информация точная?

— Точнее не бывает. Насколько осведомлены твои ребята?

— О тебе они, разумеется, ничего не знают. Но для меня некоторые опасны… Особенно Жоржик Долгушин.

— Есть и поопаснее. Пыхов, например.

На том конце телефона раздалось тяжелое дыхание.

— Пыхова тоже взяли? — наконец донеслось из трубки.

— Взяли. Поэтому и звоню. Что намерен делать?

— Линять.

— Успеешь! На тебе Пыхов. Он не должен заговорить. Знаешь, каким способом сохраняется тайна?

— Это моя задача?

— Твоя. Организуешь, свободен.

— Но если Пыхов в СИЗО…

— Хоть у черта за пазухой! — перебил Эстет. Угроза в его голосе прозвучала явственнее. — Красиво жить хочешь? Твои недоноски наследили, оставили улики. Причем, заметь, улики настолько серьезные, что подобрались к Пыхову. А я, как горничная, должен за тобой уборку делать? Организуешь Пыхова — доложишь. У меня все!

Эстет положил трубку. Но тут же поднял ее снова. На этот раз звонок был коротким.

— Возьми под наблюдение Горелина. Глаз с него не спускать. Докладывать о каждом шаге. Дальнейшие инструкции будут.

Горелин с помертвевшим лицом все еще стоял у стола, с которого взял сотовый телефон в черном кожаном футляре, когда раздался звонок Эстета. Заметив, что по-прежнему держит телефон в руках и даже не выключил его — из трубки доносились частые короткие гудки, он нажал нужную кнопку и положил телефон.

«Все пропало! Все пропало! — Горелин заметался по комнате, зацепив, уронил стул, машинально поднял. — Что же делать, что делать? Три года работали! Как все было налажено! И вдруг все засыпались…» Подумалось: и засыпались-то его ребята потому, что все было слишком хорошо налажено. Привыкли к удаче, расслабились… «И Жоржика взяли… Худо-то как, худо… Жоржик — слабак, мозгляк, хлюпик. Сдаст он Горелина, сдаст. А дела были такие, что зоной не отделаешься, вышак светит…»

— Линять надо, линять! — вслух проговорил Горелин и тут же отогнал мысль, кажущуюся такой заманчивой, такой здравой.