Алис Фантастическая повесть - Басанин Марк. Страница 7

— И то, и другое. Тут есть, впрочем, вещи, которых он не продаст ни за какие деньги.

— Например, этот рыцарь? — спросил Палтов. — Мне кажется, я видел его в петербургской вашей квартире.

— Его тогда только что купили и потом привезли сюда.

— Значит, и здесь вы живете у электротехника Девильсона?

Алис едва заметно улыбнулась.

— Тот остался в Петербурге. Он родной брат здешнего хозяина. Но не все ли вам равно?

Палтов не отвечал. Он кое-как добрался сквозь кучу сваленных и разбросанных на полу предметов до рыцаря и рассматривал его доспехи.

— Подите сюда, — повелительно крикнула Алис.

— Мне кажется, — сказал Палтов, — что в доспехах этих стоит человек. То же самое показалось мне и тогда.

— Какие глупости! — с досадой воскликнула Алис. — Подите же сюда и оставьте рыцаря.

— Я хочу снять с него шлем.

— А я вам запрещаю.

— Я начинаю думать, что в доспехах действительно прячется человек, — сказал Палтов. — Отчего вы так упорно не позволяете мне дотронуться до него?

— Это мой каприз. Подите же сюда, или я рассержусь. Рыцаря не смейте трогать.

Палтов отошел и сел рядом с Алис.

— Вы желали меня видеть, — начал он. — Что хотели вы мне сказать?

В это время в гостиную вошла девочка, встретившая Палтова. Она молча поставила на стол тарелку с пятью апельсинами и, положив перед Алис и ее гостем по небольшому серебряному десертному ножичку, так же тихо и незаметно удалилась, как появилась.

— Теперь еще не время, я хочу испытать вас, — ответила на вопрос Палтова Алис.

И, взяв с тарелки один апельсин, она проворно очистила его своими тонкими, длинными пальцами с розовыми ногтями и жадно принялась глотать дольку за долькой.

Из угла, где стоял рыцарь, вдруг послышался звон.

— Кушайте апельсины, — предложила Алис.

— Вы слышали? — вместо ответа спросил Палтов, неприятно пораженный этим звоном.

— Что такое? Я ничего не слышу. У вас расстроены нервы, ешьте апельсин: это освежит вас. Погодите, я сама очищу для вас.

И, говоря это, Алис выбрала один из апельсинов, взяла ножичек, положенный перед Палтовым, и разрезала апельсин сначала на половинки, потом на четыре доли, потом каждую четвертушку еще пополам.

— Вы должны съесть все это, — сказала она, — чтобы мой труд не пропал даром.

Палтов поблагодарил и стал есть приготовленный для него апельсин.

Не успел он проглотить двух кусочков, как им овладело что-то похожее на забытье. Он смутно соображал, что Алис оживленно рассказывает ему что-то, но что именно, это ускользало от него. Машинально он стал глотать один кусок за другим. Вдруг он заметил, что Алис отделяется от дивана и точно поднимается кверху. В ту же минуту послышался резкий звон рыцарских доспехов. Палтов вздрогнул. Безотчетная тревога наполнила его душу. Он сделал над собою усилие и попробовал приподняться. Тогда он заметил, что кресло, на котором сидела Алис, было пусто. Шатаясь, подошел он к трюмо. Со стекла взглянуло на него страшно бледное лицо с широко раскрытыми глазами и необычайно расширенными черными блестящим зрачками. Он понял, что это его лицо. Ему стало страшно. Почти в тот же момент он ощутил сильную острую боль в висках и сердце. Он хотел как можно скорее бежать из этой комнаты на свежий воздух, но ноги его точно налились свинцом и приросли к полу, так что ему казалось, что он не может отделить их от него. Что-то похожее на отчаяние шевельнулось в его груди.

Рыцарские доспехи снова зазвенели, на этот раз особенно сильно. Какой-то человек подошел к нему, — перед Палтовым, как во сне, мелькнуло его лицо, темное, как у негра, — сильно схватил его за руку и повлек за собой. Палтов потерял сознание.

Когда он очнулся, он увидал себя на улице. Он сидел на ступеньках какого-то крыльца. Прямо над его головой горел фонарь. Там и сям блестели маленькие тусклые огоньки уличных фонарей. Приглядевшись, Палтов рассмотрел красные вывески дешевой портерной и понял, что, должно быть, здесь оставил его незнакомец. Инстинктивно он ощупал свои карманы. Его часы были целы, также и его бумажник с мелкими кредитными билетами. На нем были его шинель и фуражка. Ему не сразу удалось припомнить, что с ним случилось. Сердце его болезненно ныло, в висках стучало, и по спине острой струйкой пробегал холод.

Он встал, шатаясь, но тотчас же понял, что идти пешком не может. Местность, в которой он находился, ему была совершенно незнакома. Заметив проезжавшего мимо извозчика, он окликнул его, не торгуясь сел и велел везти к себе на квартиру.

Гординский, ожидавший, его как обещал, был поражен его видом. Палтов не стоял на ногах. Бледное лицо его было смочено каплями холодного пота. Приятель раздел его, уложил в постель, укрыл одеялами, пледом, шинелью и побежал за доктором. Всю ночь провозился он с Палтовым, которому к утру стало гораздо лучше. Он даже мог встать, но слабость не покидала его. При малейшем усилии в глазах у него темнело, сердце болезненно замирало.

— Что с тобой? Откуда ты вчера приехал? — приставал Гординский.

— После, — отмахивался тот. — Я расскажу тебе потом.

Много раз Палтов порывался передать Гординскому подробности этого вечера, но все не решался.

Через несколько дней он настолько окреп, что мог уже выходить на улицу. Тем не менее, тайный недуг с каждым днем все более и более подрывал его силы. Он заметно худел, почти потерял аппетит, стал страдать бессонницей и мучительными галлюцинациями. Гординский, сначала было успокоившийся насчет здоровья своего друга, встревожился и уговорил его поехать к одной из московских медицинских знаменитостей.

Профессор осмотрел его, расспросил, выслушал и объявил, что это следствие сильного нервного напряжения. Гординский заставлял Палтова самым аккуратнейшим образом принимать прописанную им микстуру и пилюли, в назначенный час ложиться, вставать и гулять, делать холодные обтирания. Но все эти средства не достигали цели. Состояние духа Палтова было угнетенное. Ежеминутно он ждал известия от Алис, напряженно прислушивался ко всякому шуму и, мало-помалу, нервы его расшатались до крайней степени.

Но об Алис не было ни слуху, ни духу.

Гординский не знал, что предпринять. Он уже получил несколько писем от родных, которые умоляли его приехать поскорее, но оставить товарища в таком ужасном положении он не решался. Снова повез он его к профессору. Узнав от Гординского, что Палтов человек богатый, недавно получивший большое наследство, знаменитый врач тотчас же предписал ему совершенно изменить образ жизни и обстановку. Он посоветовал ему нанять светлую просторную дачу и жить на лоне природы, строго исполняя все его предписания.

Палтов мог бы переехать к тетке, но его пугала скука, царившая в ее доме, и стесняло то, что его болезнь внесет в него суету и беспокойство. Гординский сталь тогда убеждать Палтова уехать с ним из Москвы и поселиться в его семье, но Палтов так решительно воспротивился, что даже изумил товарища.

Впрочем, через несколько дней уже нечего было думать о переезде куда бы то ни было. Палтов совершенно обессилел. По целым дням он лежал на диване с закрытыми глазами, в состоянии полузабытья. Когда Гординский убедился в том, что болезнь его приятеля перешла в более тяжелую форму, он пришел в отчаяние. Вне себя, он кинулся к лечившему Палтова профессору и, объяснив ему, в каком положении его друг, просил его приехать. Тот явился, осмотрел больного, расспросил самым подробнейшим образом Гординского, причем все время лицо его хранило недоумевающее выражение и, наконец, сказал:

— Знаете ли, это совершенно необыкновенный случай! Я становлюсь в тупик. По моему, с ним все кончено. Он вот так и умрет, как лежит сейчас, так что вы и не заметите. Все признаки отравления крови. Где и как мог он заразиться — не понимаю. Я отказываюсь быть ему полезным. Это верная, хотя и медленная смерть.

Гординский умолял его сделать все, что он может, и тот обещал ему попробовать, хотя не ручался за успех.

Когда профессор уехал, Гординский сел около Палтова и долго всматривался в его бледное, исхудалое лицо. Заметив, что тот не спит, он сказал: