Три ночи в леопардовом царстве (СИ) - Ясински Иван. Страница 12

часто приводит своих заблудших сынов туда куда нужно, жаль только иногда

слишком поздно, но может быть в этом мире для каждого определено место и

может быть на эти места есть очередь и для кого-то места судьбы

освобождаются в глубокой старости? Старость тоже не поздно, никогда ничего

не поздно, если речь идёт о судьбе. На перепутье сейчас попал и я или не

сейчас, я вспомнил мои сны под морфием, да, тот маленький мальчик был я и

иной раз задумаешься над теориями Зигмунда, что не так уж они плохи.

Маленьким мальчиком я вступил на ту дорогу по которой иду, встречая и

внутренне не понимая несправедливостей. Я посмотрел на то куда меня завела

судьба сегодня, оглядел старое кладбище, старика, молчавшего и довольного.

Боже. Я понял кого он мне напоминал! Бродячего пса, брошенного хозяевами и

не принятого не в одну стаю, ему было уже наплевать, этот тот пёс, который

идёт вам навстречу и не уступает дорогу, потому что он обижен, разозлён на вас

и на этот мир и ему все равно побей вы его палкой. Он не друг уже человека, но

ещё и не волк, он сам по себе. И разве можно назвать его плохим, если вы сами

с ним это сделали.

– Долго сидеть будем? – спросил я.

– А я не знаю чего мы вообще сидим, – удивился старик.

– Ха! Как-будто я предложил? – я засмеялся.

– Идем! – Федор Иванович поднялся.

– Теперь куда? – я все ещё сидел на холодной земле.

– Бабу хоронить! – судьба иногда совсем водит за нос.

Мы снова шли тропами, знакомыми только хозяину кладбища и Федор

Иванович иногда останавливался и что-нибудь говорил одной из могилок, ещё

пятнадцать минут пути и мы на месте. Если бы не все происшествия

предыдущих дней я бы бежал, ещё и отмахиваясь руками, крича о помощи с

этого места, так как передо мной предстала ужасающая картина хаотичных

захоронений имени моего друга Федора Ивановича, так хоронят своих жабят, паучат, кузнечиков маленькие дети, конфузно повторяя за взрослыми

трагические ритуалы. Столько наспех сколоченных косых крестов, столько

завядших полевых цветочков, столько подражания трауру и когда понимаешь, что там, под землёй, на глубине пары метров лежат настоящие, жившие

реальной жизнью люди, пусть уже давно и почившие, сердце начинает

колотиться и тарахтеть, руки трястись.

– Все, мои, – сказал Федор Иванович, оглядывая по меньшей мере двадцать

захоронений.

– Да, – мне нечего было сказать, я дрожал.

– Чего так смотришь? – спросил Федор Иванович.

– Страшно, не по себе.

– Страшно не это, страшно, что строят дома на кладбище, а это не страшно, это

нужно, причём всем и им, – он показал на могилы, – и мне, всем нужно

успокоение, чтобы радость на душе была. Мне, что помогаю хоть чем-то, им, радость от покоя.

И я понимал, что он прав и что он вовсе не сумасшедший, ими были те кто

строил эти чертовы дома, ими были все эти чиновники, бизнесмены и иные.

Фёдор Иванович взял лопату и начал копать яму на свободном месте. Я увидел

вторую лопату, взял её и начал ему помогать хоть чем-то. Было желание

побежать в администрацию, устроить какой-нибудь пикет, собрать революцию, но я копал, осознавая, что иногда копать яму лучший из выходов, усердие тоже

будет вознаграждено. Земля поддавалась плохо, она уже успела немного

промёрзнуть, мешали отмёрзшие и мёртвые корни растений, здесь все было

мертво, но за час мы управились, копали молча, в тишине и лишь падающие

листья прерывали гегемонию этого молчания.

– Хватит, – сказал Федор Иванович. Я остановился, хотя по инерции мог копать и

копать, сил и злости хватало.

– Всё что ли, достаточно глубоко?

– Собакам не надо, запах не чуют, его уже нет, сухие же покойники, потому не

глубоко можно! – со знанием дела сказал дед, он поправил маску грязной рукой,

отчего та стала ещё более чёрной.

– А где сам-то? – спросил я про мертвеца.

– А! Вот же! – Федор Иванович порылся в кустах и оттуда не без усилия

вытащил небольшой гроб, весь уже истлевший, в трухе. Я взялся помочь и мы

опрокинули гроб в яму, – Ну вот, здорово! Сейчас присыпем и домой! – он

глотнул своего напитка.

– Эй, дебилы! Вы чего здесь? – на нас вышел из кустов мужчина в серой

строительной форме, в белой каске, под костюмом строителя виднелся галстук, это был мой знакомый по работе из фирмы «Зиккурат» Тиверов Арнольд

Карлович. На вопрос мы ничего не ответили, он продолжил.

– Вы, бля, слышите, уроды тупые! Кто сегодня кидал краской? На той неделе?

Вам чего спокойно не живётся! Ноги сломать? Ты, бля, чего здесь делаешь? – он

посмотрел на меня и продолжил надвигаться.

– Арнольд Карлович! Вы!? – спросил я.

– Я! Ты чего, с ним? – он был зол.

– Мы ничего не делали! – предпринял попытку сгладить конфликт я.

– Делали! Ещё как делали! – встрял Федор Иванович, – потому что вы суки и не

уважаете никого! Ни живых, ни мёртвых!

– Ты мудак? – спросил строитель с дьявольской ухмылкой, он переключил

внимание на Федора Ивановича, – я начальник стройки и вам, мудакам, тормозить мой объект не дам! Я вас в тюрьму уродов упрячу! Растерзаю!

– Я не мудак! Я Лонгинов Федор Иванович и здесь лежит мой дед, я имею

право! И я положу свою голову за правду! – закричал дед.

– Лонгинов, – несколько удивился я, – а я Лонгов, – я улыбнулся не вовремя на

похожесть наших фамилий.

– Лонгинов! Туда же хочешь! – продолжал строитель, не обращая внимания на

мою реплику, он показал на яму.

– Да пошёл ты, урод! – и Федор Иванович кинулся на строителя с кулаками, тот

же не ожидая такого развития событий, вначале отшатнулся, но потом откинул

деда, как игрушку, тот улетел прямо в яму.

Я, словно мастер боевых искусств, ведомый неожиданным рефлексом, ведомый

тёмной энергий, силой, наотмашь, сам того не желая, резко, быстро ударил

начальника стройки черенком от лопаты. Тот же, немного постояв, дотронулся

до своего лица, а когда убрал руку вся рука, все лицо было в крови, он

посмотрел на меня уже не злым, а больше удивленным, недоумевающим

взглядом, пошатнулся и упал вначале на колени, а потом навзничь. Я неуверенно

подошёл к нему, потрогал пульс на шее, толкнул его, ещё и ещё потолкал его, я

никогда не видел мёртвых так близко, но сейчас почему-то не было никаких

сомнений, что строитель мёртв, его, орошённое кровью лицо, было сине-

багровым, глаза смотрели в никуда и бездумно, видимо душа уже покинула это

тело. Он был мёртв.

Я спрыгнул в свежевырутую могилу, где лежало тело давно усопшей и дед.

– Федор Иванович! Фёдор Иванович! – закричал я, мне было жутко, на моей

душе, нет не кошки её скребли, волки разрывали её на части, – он мёртв, он по-

моему мёртв!

Фёдор Иванович лежал на животе, голова его упиралась в гроб, я развернул его, он хрипел.

– С вами что? – сказал я, он же начал кашлять, изо рта его шла кровь, – черт!

Скорую!

– Виктор! Нахрен скорую! – прохрипел он, – Виктор Лонгов! Виктор Лонгов! Вот

истина, судьба поджидает в самых неожиданных местах!

– Надо скорую, – неуверенно сказал я.

– К чертям!

– Федор Иванович! – пот тёк по моему лбу и непроизвольно текли слезы из глаз.

– Вот ты и пришёл! Наверное, смена моя! – он прохрипел уже тише.

– Да какая смена! – я держал его за плечи, – дед!

– Ха! – засмеялся он и кровь ещё больше хлынула из его рта, – она не зря меня

убила, чтобы твоё время настало раньше, время стражника земли!

– Кто она? – я уже мало чего понимал.

– Она, – он задрал свою куртку и показал на живот, правый бок был проткнут

доской из гроба, – её задание, убить меня, все мы связаны!

– Федор Иванович, боже, держитесь! – я потряс его.

– Боже, кстати, – хрипел дед, – Иисус тоже с нами, ведь ты знаешь как христиане