Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн - Бахрошин Николай. Страница 10

— Один умный человек может сделать глупость, а потом всячески от нее открещиваться, — говорил он некоторое время спустя. — Но если у нас, русских, соберутся вместе пятьдесят или, не дай бог, сто умников, они почти обязательно сварганят сообща такую вопиющую дурь, что впору потом всем блевать кровью…

И его услышали! Не губернатор, не новоявленные политики, уже почувствовавшие, что можно хватать все подряд из бывшей госсобственности, но до конца не проникшиеся такой «прухой», генерала услышали жители края. Беженцы, уже потянувшиеся с приграничных окраин и рассказывающие о фашистских подвигах желто–зеленых, рабочие, которым новый губернатор обещал золотые горы, а платить как–то совсем забыл, студенты, домохозяйки, пенсионеры…

Все, в общем, понимали, что желто–зеленым нужна земля, нужны стратегические ресурсы, но вот население планеты — совсем без надобности. Пусть он, народ, обычно безмолвствует, такая у него угрюмая историческая роль, но иногда может и поддержать. Хотя бы в качестве электората. Черновская «партия автономности» сформировалась настолько сама собой, на энтузиазме и неприятии, что он, похоже, сам не сразу понял, что стал лидером оппозиции, более влиятельным, чем губернатор. Генерал, впрочем, не стал баллотироваться, заседать и карабкаться в небо планетарной политики.

— Когда дом горит, не время искать поджигателей! — изрек Батя. — Вот потушим пожар, тогда и займемся своеобычными глупостями, а сейчас надо дело делать!

Да, генерал всерьез занялся организацией сопротивления. Сначала он какими–то хитрыми маневрами через друзей в бывшем Генеральном штабе бывшей России задержал на планете 17–ю отдельную бригаду космодесанта и 84–й мобильный, ракетно–лазерный полк планетарной обороны. Даже втянул их в несколько перестрелок с желто–зелеными, после чего те надолго утратили наступательный пыл.

Потом армейцы получили окончательный приказ сверху — ни во что не вмешиваться, не обращать внимания, не поддаваться на провокации местных политиканов, а спокойно, дисциплинированно, закрыв глаза, грузиться в эшелоны и отправляться тащить службу куда–то на планету Урал, по возможности сохраняя технику и вооружение подразделений. Единственное, что смогли сделать для Усть–Ордынки офицеры — это зацепиться за неопределенное «по возможности» и списать несколько законсервированных складов с оружием, боеприпасами, техникой и прочим военным скарбом. За усушкой, утруской, истечением срока годности и нехваткой подвижного состава космотранспорта.

К тому времени Чернов уже сформировал из добровольцев несколько отрядов самообороны.

* * *

Потом меня часто спрашивали — как мы воевали на Усть–Ордынке? Маститые стратеги из офицерской школы в Минеополисе никак не могли взять в толк, как можно почти два года вести боевые действия, не имея ни численного, ни, тем более, материально–технического превосходства над противником.

Да, хорошо, хорошо воевали… Даже весело… Как попало и чем попало. Чего стоили хотя бы самодельные гранатометы из обрезков водопроводных труб. Толкач и резинка — вот и вся техника, но гранаты, кстати, летели совсем неплохо, метров на двести — двести пятьдесят.

А антиграв–пояса, начиняемые взрывчаткой и запускаемые на радиоуправлении, смонтированном из обычных детских игрушек! А минирование местности автомобильными мини–аккумуляторами, которые, как оказалось, при некотором конструктивном дополнении взрываются не хуже противопехотных «лягушек»!

Голь на выдумки хитра! Что только не шло в ход вместо недостающего оружия: самострелы, самопалы, самодельные ракетометы и огнеметы, производство которых Батя наладил на Усть–Ордынском заводе бытовых приборов… Не дошли только до мечей и луков, пожалуй.

Лихое времечко! Ни линии фронта, ни планирования операций — набеги, стычки, рейды, ответные вылазки… Схватились, постреляли, разбежались и так — постоянно. Генерал Чернов старался сделать из нашего гуляй–поле воинства подобие армии, но даже ему это удалось далеко не сразу. Собирается, помню, десяток добровольцев.

— А что–то мы давно не щупали за хобот желто–зеленую мразь! А не пора бы?! А то желто–зеленые вольно жить стали на нашей земле! Пора им нарезать по два метра в длину и полтора — в глубину!

Другие в ответ:

— Еще как пора! Мы как раз патронами разжились, есть повод повеселиться!

— Господа волонтеры, милости просим на броню, МП–танк отправляется по расписанию…

И — понеслось! Пошла–поехала душа в рай, не обещала вернуться!

Потом, конечно, война стала другой, более позиционной, где каждый переход линии фронта сопровождался прорывом и потерями. Партизанщина совсем прекратилась, в ход пошло уже современное вооружение. В нашем распоряжении оказались склады бывшей русской армии, да и желто–зеленые тоже всерьез втянулись в войну…

* * *

Так почему началась та война?

А почему начинаются все войны на свете? Не от великого ума, это точно… На правах ветерана космодесанта, не боясь обвинений в трусости, я могу сказать больше — есть во всем этом, в любой войне, даже самой правой и освободительной, изрядная доля настоящего сумасшествия. Да, идея, идеалы, стремления — все это может присутствовать, и вначале даже можно делить воюющих на нападающих и защищающихся. Соответственно — на правых и виноватых. Но это разделение быстро кончается, стирается, размывается — как угодно. Остаются «наши», остаются «они», и война — единственное общее между всеми.

Потому что именно «они» закидали «музыкой» — ультразвуковыми снарядами — окраину городка Онагры, где под перекрытиями обрушившегося дома погибли твои родители и сестренка Светка. Именно «они» жгли на медленной плазме пленных ребят из разведгруппы, превращая в живые факелы, именно «они» вырезали всех жителей большого поселка Вольный, точнее, всех женщин, стариков и детей, потому что мужчин там уже не оставалось.

Детям детсадовского возраста отрубали головы чем–то вроде мечей или сабель. (Ну, любили «они» всю эту самурайскую экзотику!) В поселке оказалось неожиданно много маленьких детей. Это ты навсегда запомнил — детские головы, раскиданные, как мячики (такое игривое сравнение, скрипя зубами!), пустые жестянки из–под «их» пайковой водки, хрустящие под ногами, грязно–бурые брызги крови на стенах домов и давящая тишина мертвого поселка…

И именно «их» ты методично отстреливал из крупнокалиберного пулемета, укрепившись в дзоте на высоте 17,28 и прикрывая отход батальона. Те трое, что оставались с тобой, уже погибли, ты понимал, что и тебе осталось немного, и это было уже безразлично, ты уже перестал числить себя среди живых, просто хотел стрелять как можно лучше и дольше, прежде чем тебя тоже убьют. Не думал, не чувствовал, а просто стрелял…

Потом — внезапная контратака наших, после которой ты долго не мог поверить, что все–таки остался жив. Впоследствии — благодарность в приказе за то, что ты «в течение четырех часов прикрывал отход своего подразделения, уничтожив при этом до двух взводов живой силы противника». Два взвода — это ведь очень много, если представить перед собой эти 60–70 человек, стоящих в одном строю, неправдоподобно много…

Да, для тебя «они» уже перестали быть людьми…

Желто–зеленые! Цвет их флага, который для тебя больше чем флаг — символ зла, сосредоточие ненависти…

* * *

Что такое война?

А кто ее знает — что это такое? Чья–то глупость и чье–то самопожертвование, храбрость и трусость, честь и предательство, и горе, и слезы, и смех — всё вместе, и всё в одной куче…

Я помню, когда эвакуировались десантники и ракетчики, наша бывшая непобедимая, несокрушимая, легендарная Российская армия, многих жителей охватило настоящее отчаяние. На Батины «отряды сопротивления» еще мало кто надеялся, а вот о желто–зеленых уже все слышали, начинали понимать, какого цвета их независимость.

Офицеры–армейцы, тоже давно прижившиеся в наших краях со здоровым климатом, полезным для сердца и прочих органов, хмуро уверяли, что ничего не случилось и не случится, всего лишь плановая передислокация. В верхах ведь тоже не все идиоты, одни войска уйдут, другие — придут, не бросят же целую планету просто так…