Гнездо там, где ты (СИ) - Том 1 - Краснова А.. Страница 79

Ночи же стали для меня по истине сравнимы с пыткой. Оставаясь в полном одиночестве в ЕГО покоях - иные мне отказывались выделять, нетронутая им, я возлежала на ЕГО огромном ложе, окутанная ЕГО запахом, наблюдала за мерцанием звёзд на небосводе из ЕГО окон, кусая губы от навязчивого вопроса, где, а главное с кем ОН сейчас. И когда в тысячный раз говорила себе, что мне нет до этого никакого дела и в сердцах посылала Мактавеша к чёрту, прекращая заниматься самоедством, я забывалась тревожным сном, а мой воспалённый мозг устраивал мне адскую встряску, потому что и тогда Фиен Мактавеш не оставлял меня.

В истинном облике инкуба, таким, как я знала его в Темном мире, и на берегу бушующей реки, и там, где величественные каледонские горы могучими титанами скрывали мою пагубную слабость от всего окружающего, он вторгался в мой сон. Его шальной запах, вкус, хищнический взгляд, чарующий жертву изумрудными всполохами. Его уста обещали самое изысканное, ни с чем не сравнимое наслаждение, взамен требуя лишь одного – покорности! Ничтожная плата - делать то, что он, господин моего тела, возжелает за истинный рай. Демон греха! Демон плотской страсти! С легкостью он пробуждал во мне острое, как лезвие эльфийского клинка, уничтожающее остатки сдержанности желание. Дикое, пронизывающее плоть, наиострейшее вожделение, высвобождение от которого также жизненно важно, как и раздирающая легкие потребностью утопающего вынырнуть на поверхность для спасительного глотка. И хода обратно нет, в противном случае это равносильно погибели. Принимая его условия, я цеплялась за мой грех, несчастными крохами ещё не инфицированного страстью рассудка презирая собственное тело, такое послушное, потное и дрожащее в его руках, пока мозг мой не взрывался от дразнящих ласк его языка над чувственной плотью. Даже впиваясь клыками в мою грудь, плечи, бедра, нещадно раздирая когтями бока, оставляя глубокие раны – любое его прикосновение мной принималось с восторгом. Когда же боль затмевала вожделение, и я начинала кричать, он бережно удерживал меня в руках и милостиво зализывал раны, принося исцеление и нашёптывая: «Моя глупая принцесса, теперь ты понимаешь, кто твой бог, кому принадлежишь, кто твой повелитель?!» В ответ я облизывала и кусала саднящие от его поцелуев губы, в знак согласия закрывала глаза и тихо радовалась, что это всего лишь сон.

Будучи днём свободолюбивой эльфийкой, нетерпящей над собой власти Мактавеша воительницей, ночью, освобождённая своими единоличными снами я превращалась в похотливую, послушную, как разогретый на солнце воск, его индивидуальную шлюху. На мокрых от крови и пота простынях он приручал меня к своим желаниям, учил услаждать его тело, сжимая в пятерне пряди волос, и когда поощрял довольным урчанием зверя: «Да, детка! Да, моя ушастая сучка!», я трепетала, осознавая, что и сама обрела над ним определённое господство. Он брал меня так, как хотел, раз за разом исступленно врезаясь в моё тело. Мы столь странно подходили друг к другу, что казалось, даже звуки страсти, исторгаемые своими неистовыми создателями в остервенелой порочности, беспорядочно отражаясь от холодных стен, переплетались в отдельном греховном соитии. Ошалевшая, позабывшая своё имя, статус, корни, позабывшая суть, я хрипела его именем, отдавая демону оргазмы, пока он, оставляя в моём чреве своё демоническое семя, полностью не пресыщался.

А утром... Утром всё возвращалось на круги своя. Я просыпалась в ужасе от собственных эротических фантазий и озиралась по сторонам, страшась увидеть рядом с собою ухмыляющуюся рожу Мактавеша, уж слишком реальными они виделись. Но ни демона, ни других причин для беспокойства не было. Всё, в том числе и моё тело, оставалось в том же состоянии, как и было накануне, разве что... незначительное головокружение и лёгкая усталость, что вполне объяснимо нервозностью последних недель.

*****

Стоя у обрыва, я наблюдала за полётом двух чаек, описывающих неровные круги над морем в поисках рыбы. Оторванные от земли, удачно завершив охоту, птицы вернутся к родным берегам в стаю, к собратьям, где знают, что там их гнёзда.

Я же, после кончины Морнаоса и гибели отчего дома столько лет боялась осесть. Опасаясь преследований демонов- палачей, рыщущих в поисках выживших эльфов, отреклась от сына, спрятав его среди ничего не подозревающих людей. Долгие годы скрепя сердце я мирилась с фактом демонической сущности Квинтуса, на расстоянии наблюдая за процессом его взросления. Потом, после той адской резни, в которой он получил своё первое ранение, поняла, что время пришло и забрала его в турму, под свой контроль. О! Как ликовало моё сердце, когда он появился с вопросами на пороге моего шатра. Но что я могла ответить о его происхождении? «Квинт, сын мой, ты ублюдок, плод соития похотливой эльфийской суки с самым обольстительным демоном из всех, что созданы преисподней. Да, не забудь порадоваться, потому что в твоих жилах течет кровь великих королей»? Нет, я молчала, ревностно слушая воспеваемые им дифирамбы приёмным родителям и проклятия настоящей матери, благословляя непробиваемый панцирь, что нарос на сердце благодаря вечным упрёкам подруги. Я терпела недовольство Иллиам о неустроенности быта, её укоризненны взгляды, «промывку мозгов» о том, что так не должно жить эльфийской принцессе, и видел бы меня сейчас мой родитель. И вот когда, наконец, обзаведясь Килхурном, я решилась создать родовое гнездо, в насмешку судьба послала мне встречу с единственным мерзавцем, имеющим маниакальную тенденцию разрушать все, что мне дорого.

- Твою ж мать! Боги! За что? Где ваша грёбанная справедливость?! – в исступлении закричала я в разверзшуюся передо мной неспокойную водную стихию. Вдогонку отчаянью я подхватила с земли и швырнула в разбивающиеся о скалы волны увесистый камень. - В вас нет сердца! Я презираю и отрекаюсь от вас!

Безжалостные боги услышали мой вызов. Поднимая столп яростных брызг, ледяное море с ревом поглотило булыжник, и неожиданный порыв пронизывающего до костей ветра, стремясь сбить с ног, отрезвил мою ярость, приводя в чувство.

- Что ты здесь делаешь, женщина?

От этого голоса я вздрогнула и обернулась. Мактавеш собственной персоной! Он стоял, скрестив руки на груди, и недовольно взирал на меня. Суровые складки пролегли меж бровей, обветренные губы сошлись в тонкую линию. Я уже начала привыкать к навязчивому желанию пройтись по их контуру кончиком языка, чтобы стереть эту жёсткость и вернуть на место извечно колкую, бесовскую ухмылку, против воли зарождавшую во мне презренные, но безуспешно гонимые эротические видения, от которых жидким оловом в венах закипала кровь. Дьявол! Кончится когда-либо это сумасшествие?! В какой его стадии нужно быть, чтобы, завидев, бредить о губах подонка, исковеркавшего мою жизнь?!

- Прошу у богов милости как можно дольше не видеть твоей наглой физиономии.

ГЛАВА 28 (ДАННОТТАР)

- Ай да Али! Ай да сукин сын! – я захлопнул и отшвырнул на край стола хозяйственную книгу советника.

На кой чёрт ушастому понадобилось всё добро Данноттара увековечивать на бумаге в пронумерованные списки, я до сих пор не понимал. Не раз я посмеивался над этой его педантичной привычкой, но он лишь отшучивался и твердил, что с радостью уступит эту обязанность вождю клана. В ответ я закатывал к потолку глаза, тяжело вздыхал и, предвкушая очередные нотации о необходимости учитывать запасы провианта на зиму, через секунду и духу моего рядом с советником не было, оставляя за Алистаром право в одиночестве подтрунивать надо мной. Разумеется, будучи вождём, радеющим о благе своих подчинённых, в нерадивости я бы себя не упрекнул, но не видел смысла во всем том бумагомарательстве, что томами выстраивалось на полках читальной залы Данноттара усердиями советника. У нас был свой скот, возделанные рабами поля, данноттарские лошади ценились своей выносливостью, и за них давали хорошую цену. Жаловаться было не на что. В замке всего было в изобилии. Казна Данноттара, ломясь от золотых монет и драгоценностей, полностью подтверждала мою позицию. А если уж придёт нужда, на то есть острый меч, быстрый конь, а главное – мы сами. Увлечение Алистара я не разделял, но коли советнику по нраву точить перо вместо стали, что же, пусть, вреда от этого я не видел, впрочем, как и пользы.