Опасайся дверных ручек (СИ) - Эйта Аноним. Страница 57

В голосе Юлги было совсем чуть-чуть насмешки.

-- Как ты... -- Вскинулась Ния.

-- Конец месяца, послезавтра - день Солнца, а одиннадцатого дня будет твоя свадьба. Это было очень сложно - догадаться. - Хмыкнула Юлга и отпила из кружки.

Вода была вкусной-вкусной, чистейшей.

-- Давай, рассказывай, только своими словами. Прости, в прошлое я сейчас не смогу - сама видишь, чуть не надорвалась. - Сказала она, когда допила. - Я постараюсь тебя понять.

-- Ты себя-то понять не можешь. - Фыркнула Ния и примирительно подняла руки, -- Ладно, ладно, обо мне, так обо мне. Все очень просто и, на самом деле, описывается всего парой слов: жреческий брак.

Глава 16

Водники были консервативным народцем. Оттого и система наследования власти у них была путаная и не слишком-то понятная для Юлги, которая во всех этих традиционных игрищах отроду не разбиралась. Из объяснений Нии можно было понять, что власть у водников принадлежит Верховному Жрецу многогранной Богини, как правило, старшему мужчине из жреческого рода. Но при определенных услових это мог быть любой мужчина рода и никогда - женщина. Сильных жреческих родов было два: род Улы и род Ялы. Несколько веков назад с помощью каких-то невероятных подковерных интриг и потрясающего везения, от которого, по общему мнению, ощутимо веяло хладной улыбкой Богини, Верховным Жрецом стал Тайек из очень малочисленного рода Олы, но, к добру или к худу, закрепиться не смог, удача ему изменила: его первенцем оказалась девочка, и в следующем поколении Верховный происходил уже из рода Ялы.

Вио рода Улы был уже третьим сыном своего рода на посту Верховного подряд, но вечно везение длиться не могло. Его жена созналась, что ждет девочку, уже через месяц после зачатия, а это значило, что следующим Верховным станет будущий муж его не рожденной еще дочери, которого надлежало выбрать из рода Ялы, и у Вио еще восемь месяцев, чтобы что-то по этому поводу предпринять.

Где-то на этом моменте Юлга попросила еще воды, и пила из полученного стакана мелкими глоточками, пытаясь выстроить путаный рассказ Нии в одну стройную схему. Толком не получилось, но что-то она уловила, и уточнила, старший ли сын Анген.

На что Ния отрицательно покачала головой и попросила не перебивать.

Осознав, что власть придется передавать не сыну, а зятю, Вио не слишком расстроился, справедливо рассчитав, что даже если зять будет упрямее барана, лишить деда общения с внуками никто не сможет, просто не имеет права, да и раньше его, Вио, смерти, заветный браслет Верховного зять не получит и вряд ли осмелится ему перечить. Проблем с родней зятя он хотел как можно меньше, оттого стал присматривать мальчика из младших ветвей рода Ялы.

Так бы он и выбрал кого-нибудь неглупого и покорного, но тут вмешалась мать Нии. Она познакомилась с несколькими кандидатами Вио, и что-то ей в них всех категорически не понравилось: так Ния стала поводом первого родительского скандала. Мать настаивала на красной свахе для своей девочки, причем непременно из Храма Живицы, отец совершенно не понимал, зачем в жреческий брак вмешивать какой-то совершенно другой Храм. Стерпится - слюбится, и нечего тут обсуждать. Так они и ругались бы до бесконечности, но у матери было одно решающее преимущество: для Вио беременность была таинством, чем-то сакральным и хрупким. Матери Нии не составило труда найти в нем эту слабость и разыграть небольшое женское недомогание. В результате Вио пообещал картинно стонущей, охающей и хватающейся за живот жене все и еще немного, а она безо всяких угрызений совести поймала его на слове.

Так Анген в свои двенадцать лет получил на руки орущую фиолетовую Нию и узнал, что вот это вот - его судьба. К подобному утверждению он отнесся с изрядным скептисом, осознание того, что ему на руку буквально втиснули браслет Верховного Жреца вообще пришло к нему только года через три.

Родители его были, в общем-то, рады: они принадлежали не самой захудалой, но и не старшей ветви рода Ялы, имели самый что ни на есть средний доход, Анген был их вторым сыном, и такого везения они просто не ожидали - не от него точно. На них свалилось ожидание грядущих огромных денег и приятельство с Вио, обеспечивавшее икорку на их повседневный хлеб с маслом. Старший сын смог поступить в элитную школу, о которой раньше и мечтать не смел, две младшие сестренки Ангена о ней не мечтали, а точно знали, что туда поступят. Сейчас у обеих, несмотря на их юный возраст в десять и одиннадцать лет, были сговоренные женихи из старших ветвей, и уж тут обошлось безо всяких свах, девочки просто оказались внезапно весьма ценными фигурами - еще бы, кому не захочется иметь женой сестру Верховного Жреца?

Казалось бы: Ния принесла Ангену счастье. Стала его билетом в счастливую сытую жизнь. Спроси любого водника: Ангену повезло несказанно, а еще больше повезло его семье.

Однако Ния знала Ангена уже восемнадцать лет и понимала, насколько тому плевать на икорку и статус. Сколько она себя помнила, взгляд его загорался только при виде больших зданий, больших машин, гигантских масс воды, способных размолоть дерзнувшего пойти против них о камни и не заметить...

Здесь Юлга перебила и заявила, что на Нию Анген тоже смотрит весьма однозначно, но та только отмахнулась.

Дело в том, объяснила она, что они всю жизнь были вместе. За восемнадцать-то лет Анген смирился с ее существованием. Привык.

-- Знаешь, -- говорила Ния, -- я всю свою жизнь знала, что Анген - мой. Я никогда его не ревновала к другим девушкам, потому что знала, что он - мой. Я принимала его как должное, как... подарок на мое рождение. Это и был подарок, мама сделала для меня самое лучшее, что могла сделать. Мне в голову не могло прийти, что он может считать иначе, потому что он был моим всегда. Он подтирал мне сопли, он возился со мной в песочнице, присматривал, когда родители были заняты... ему было очень трудно совмещать учебу и возню со мной, но он как-то умудрялся.

Она улыбнулась, вспоминая.

-- Хотя учеба была единственным поводом, по которому он мог мне отказать. Я не ревновала его к девушкам, зато ревновала к альбому для черчения. Глупо, правда? У альбома нет шансов. Родившись, я лишила Ангена выбора.

-- Постой-ка! - Возразила Юлга, -- Но ведь у тебя тоже не было выбора! У Ангена было двенадцать лет свободы и неопределенности, но ты-то с рождения знала, с кем тебе суждено быть! Или... я что-то не так поняла?

Ния замерла, и Юлга подумала, что эта простая мысль вполне могла до сих пор не посетить ее хорошенькую головку. Не потому, что Ния была альтруисткой, жертвенной натурой, вовсе нет, а потому, что Анген и вправду был рядом с ее рождения, и она просто не представляла своей жизни иначе.

Вопрос только в том, думал ли о таком Анген. Юлга очень надеялась, что нет, его отвлекали его мосты и вода, и чем он там еще занимается, и задумываться о том, что брак договорной он не успевал. Да и зачем бы ему вообще заниматься такими глупостями? Он выглядел совершенно довольным невестой, счастливым даже. Хотя и Ния выглядела так же, и вот, задумалась же.

Юлга видела Ангена и Нию вместе и после этого представить их с кем-то другим просто не могла. Нет, они не заканчивали друг за другом фразы и не ворковали, не переставая, даже наоборот: Анген поддразнивал Нию, она велась - как в первый раз, и было понятно, что игра эта давняя и любимая обоими. Однако, несмотря на выдуманные разногласия, они предугадывали друг друга непроизвольно и сами того не замечали: однажды на прогулке Ния споткнулась и чуть было не упала, Анген стоял к ней спиной, но сделал шаг назад и поймал ее, вернул в устойчивое положение, не прерывая болтовни с Вартом. Ния даже не вскрикнула, когда падала, да и то, что ее поймали, восприняла как должное; так же спокойно Анген отнесся к тому, что Ния в какой-то особо жаркий день нахлобучила ему на голову шляпу с широкими полями. До конца лета он покорно носил ее, не снимая, но осенью избавился с заметным облегчением. Юлга спросила Нию, зачем Ангену шляпа, та долго думала, а потом не без помощи дара Юлги вспомнила, что как-то раз он свалился с солнечным ударом, и с тех пор она всегда дарит ему какую-нибудь забавную шляпу летом, когда решит, что стало слишком жарко для непокрытой головы. Сначала он носить их не хотел, он вообще терпеть не мог головные уборы, но потом смирился, и, честно говоря, они оба уже и забыли, откуда пошла эта традиция.