Мумия - Коллинз Макс Аллан. Страница 13

Эвелин, прижимающая к груди сумочку из кроко­диловой кожи, выглядела довольно мило. Ее наряд из платья и кардигана дополняла шляпа с плоскими по­лями, защищающими глаза от солнца. Даже чересчур мило, как подумал Джонатан, для посещения подоб­ного свинарника...

Придерживая Эвелин под локоток одной рукой, другой Хасан широким жестом обвел посыпанную щебнем площадку:

– Вот здесь наши гости могут пообщаться с заключенными...

– Довольно мило, – произнесла Эвелин. Ее сар­казм был настолько тонок, что его не уловил даже Джонатан.

Эвелин до сих пор дулась на брата. Она была про­сто взбешена, узнав, что Джонатан вовсе не находил шкатулку на раскопках возле Луксора, а раздобыл ее в одном из самых отвратительных заведений во французском квартале.

– Так ты мне солгал! – укоряла она его с чувством ущемленного самолюбия.

И чему эта дурочка удивляется? Ложь дается трудно только поначалу. Когда постоянно обманываешь, поневоле овладеваешь этим искусством. И уж если ты не в состоянии обвести вокруг пальца тех, кто тебя любит, то что говорить о людях совершенно посторонних?

Джонатан пояснил, что вытащил шкатулку из кармана бесчувственного О'Коннелла, участвовавшего в пьяной потасовке, после чего его (О'Коннелла) сразу же арестовали. Эвелин, возмущенная столь жутким, по его словам, поступком «собственного брата», нас­тояла на том, чтобы порасспросить предыдущего владельца шкатулки (однако ни словом не обмолвилась о том, чтобы вернуть ее хозяину).

Эта идея показалась Джонатану не слишком удач­ной. Все-таки шкатулку он украл, а воровство в Каи­ре наказывается настолько жестоко, что любой поче­сал бы в затылке (или в другом место), прежде чем решиться на такое.

Начальник тюрьмы подвел их к просторной нише, забранной решеткой. Такое помещение было бы впол­не уместным где-нибудь в зоопарке, например в обе­зьяннике. Этот «загон» являлся частью тюремной сте­ны, и, видимо, в него приводили на свидание заклю­ченных.

– А почему мистер О'Коннелл в тюрьме? – обра­тилась к Хасану Эвелин. – Я понимаю, что он был за­держан за поведение, оскорбляющее общественную нравственность...

Начальник тюрьмы пожал плечами:

– А почему бы вам не спросить об этом его самого? Он объяснял это своей любовью к приключениям. Я вам так скажу: вы вовремя успели прийти сюда. Я ви­дел в списке на сегодня его фамилию.

– Вы имеете в виду, что сегодня состоится суд?

– Суд? – Хасан буквально захлебнулся от сме­ха. Его зубы имели замечательный зеленый цвет, который так ценят ювелиры в нефрите. В улыбке же он ценности не представлял. – Очень остроум­но, мисс Карнахэн. Редко встретишь у женщины такой красоты и грации столь развитое чувство юмора...

Они как раз подошли к решетке, когда дверь в сте­не распахнулась и четверо арабов-охранников в одеж­де цвета хаки втащили в камеру заключенного. Им оказался красивый молодой человек, белый, небри­тый, с кандалами на руках и ногах. Одет он был в то, что когда-то являлось белой рубашкой и армейскими бриджами. Все это превратилось в лохмотья за неде­лю, проведенную им в тюрьме.

– А вот и ваш друг, – объявил начальник тюрьмы.

Охранники швырнули заключенного к решетке с такой силой, что он врезался в нее лицом. Впрочем, на нем при этом не отразилось никаких чувств.

– Послушайте. – обратился Джонатан к Хасану. – Неужели это так необходимо?

Начальник тюрьмы расплылся в улыбке, снова обнажая свои зеленые зубы, и повернулся к Эвелин:

– Я вижу, что наш брат тоже не лишен чувства юмора. Между прочим, это и есть мистер О'Коннелл, бывший житель Чикаго, штат Иллинойс. Позже он поступил во Французский Иностранный Легион. Так вот, ваш друг – дезертир.

Эвелин внимательно разглядывала О'Коннелла, и он занимался в отношении девушки тем же самым, но только его интерес имел несколько другой характер

– Это он и есть? – спросила Эвелин брата. – Тот самый, кого ты обокрал?

Джонатан нервно хохотнул и краем глаза посмотрел на начальника тюрьмы:

– У моей сестры действительно потрясающее чув­ство юмора... Да, дорогая, это и есть тот самый бродяга, который мне кое-что продал.

О'Коннелл просунул голову между прутьями ре­шетки, внимательно посмотрел на Джонатана и на­хмурился:

– Что это я вам продал?

– Господин начальник, – обратился Джонатан к Xасану, – не будете ли вы столь любезны оставить нас наедине с нашим другом на несколько минут? Мы были бы вам премного благодарны.

– Как это «с другом»? – снова ничего не понял Ричард.

Джонатан протянул ладонь начальнику тюрьмы, придерживая между пальцев фунтовую купюру. Муж­чины пожали друг другу руки, и купюра перешла к Хасану.

– Конечно, как скажете, – Хасан вежливо покло­нился, – Я уже ухожу... ровно на пять минут.

– Мы будем сильно скучать без вас, произнес О'Коннелл с деланной тоской в голосе, одновременно посылая Хасану воздушный поцелуй.

На этот раз начальник тюрьмы улыбаться не стал: ни искренне, ни злорадно. Он только многозначитель­но покачал в воздухе указательным пальцем, заметив при этом:

– А вот в заключенных чувство юмора я ценить не привык.

О'Коннелл рассмеялся:

– И как же ты собираешься наказать меня, жирдяй? Неужели мне перестанут ежедневно менять по­стельное белье?

Начальник тюрьмы чуть заметно кивнул грязно­му охраннику с сонными глазами, стоящему у Рика за спиной, и тот снова толкнул О'Коннелла на железные прутья. Лицо несчастного ударилось о них, словно ре­зиновый мячик о мостовую. Однако и на этот раз О'Коннелл даже не поморщился от боли, хотя бросил в сторону охранника презрительный взгляд.

– Это неблагоразумно с вашей стороны, сэр, – по­качал головой охранник, отходя от Рика и бормоча уже себе под нос: – Очень даже неблагоразумно.

Джонатан выждал, когда Хасан удалится, и толь­ко после этого обратился к О'Коннеллу:

– Надеюсь, ты больше не попадешь ему под горя­чую руку, старина.

– Где я мог раньше видеть тебя? – поинтересовал­ся О'Коннелл.

– Дело в том, что я... м-м-м... ну, местный миссио­нер, я доношу до людей слова добра.

– А что это за дамочка с тобой?

– «Дамочка»? – недовольно сдвинула брови Эвелин.

– Это моя очаровательная сестричка Эви, – по­яснил Джонатан, изысканным жестом указывая в сторону девушки.

– Эвелин. – коротко поправила она брата.

О'Коннелл еще раз взглянул на девушку и пожал плачами:

– Правда? Ну, если она распустит полосы, то, на­верное, не все еще будет потеряно.

– Я не потерплю! – воскликнула Эвелин, вытара­щив глаза от негодования.

– Что ж, меня это нисколько но удивляет, – спо­койно отозвался О'Коннелл ненова повернулся к Джонатану: – Что-то уж слишком знакома мне твоя фи­зиономия...

Джонатан непринужденно рассмеялся:

– У меня просто самое обыкновенное лицо, каких в этом городе сотни, старина.

– Нет, я тебя где-то видел.

– Мистер О'Коннелл, – встряла в разговор Эве­лин. – Позвольте мне объяснить причину нашего визита.

Лицо Рика со следами от удара о прутья погруст­нело:

– Пока я не услышал вашего британского акцен­та, – горько усмехнулся он, – я даже в глубине души понадеялся на то, что вы из американского по­сольства.

– Сожалею, но вы ошиблись, – продолжала де­вушка. – Мы пришли сюда из-за вашей шкатулки.

– Из-за чего?

– Из-за вашей шкатулки с секретом. Ну, такой маленькой золотой коробочки с восемью гранями. Дело в том, что мой брат... нашел вашу шкатулку...

– Теперь я вспомнил. – О'Коннелл улыбнулся, покачал головой и, рванувшись вперед, несмотря на кандалы, умудрился, просунув руку через прутья, ловко ударить Джонатана справа в челюсть. Брат Эвелин никогда не был силен в кулачных боях, и этот удар сразу же поверг его на землю. Не поднимаясь на ноги, он потер ушибленное место, плохо соображая, что произошло.

– Так или иначе, – снова заговорила Эвелин, – но ваша шкатулка у нас, и мы пришли, чтобы спро­сить вас кое о чем в связи с этой находкой.