Украденные воспоминания (СИ) - Камчеров Дмитрий Викторович. Страница 32

— Ну, так что там меня ждет завтра? — его слова послужили толчком для медиума, он будто ждал чего-то, и вот это то-то произошло. Карпенко вздрогнул, сильнее сжал руку Евгения, но глаз не открыл, он еле заметно кивал, словно соглашался с чем-то, продолжая молчать, это начало выводить Женю из себя.

— Ты потерял, — сказал медиум отстраненным голосом.

— О чем вы? — недоуменно спросил Евгений.

— Ты потерял что-то, — повторил он, — что-то очень ценное для тебя.

Женя, словно, язык проглотил, впервые ему показалось, что медиум говорит правду, или же верит в свои слова.

— Я вижу силуэт, это человек, — Поляков придвинулся ближе, ему было безумно интересно. — Кто-то близкий, родственник, — Карпенко нахмурился и замолк, но через некоторое время продолжил, — девушка, скорее всего сестра, — произнес он победным тоном, будто бы разгадал величайшую тайну всех времен.

— Интересно, — Евгений не знал, что еще сказать, зато он знал наверняка — этот человек мошенник.

— Это еще не все, вместе с сестрой ты потерял нечто очень важное, она забрала это, — медиум убрал руку и уставился в пол, он весь вспотел. — Больше я ничего не вижу, извините, но будущее предсказать не получится.

— Да не переживайте, я бы вам все равно не поверил, видите ли, я единственный ребенок, — на самом деле Евгений не был на сто процентов в этом уверен, ведь Анна многое о нем не знала, он сказал это по другой причине.

— Нет, не может быть, я это видел, я вас не обманывал, — хитрость удалась, и теперь в его оправданиях чувствовались сомнения, Женя как раз этого и ждал.

— Вы лжете, Степан Олегович, вы самый настоящий мошенник и не более, — с довольной улыбкой сказал Евгений.

— Мы напишем о вас статью, но боюсь, она будет не совсем такой, как вы бы хотели, — вторил ему Петр — Думаю, мы узнали все что хотели, вставай Одоенский, нам пора.

— Как скажешь, — Женя был горд собой и его совсем не волновал тот факт, что Карпенко потеряет свой бизнес.

Но медиум не собирался сдаваться, он пропустил Полякова вперед, а Евгения схватил за руку у самой двери:

— Послушайте, — сказал он виновато, — может я и врун, да к тому же и мошенник, может, я не могу вызывать души умерших людей, не могу делать все то, о чем говорил, но у меня на самом деле есть дар.

— А у меня нет времени на вашу болтовню, дайте пройти! — фыркнул Женя.

— Нет, все же послушайте. Мой дар слаб и бесполезен, но иногда я вижу нечто важное, как и в вашем случае, вы должны послушать меня, это не совпадение, мое видение точно что-то значит.

— Я рад, что у вас все-таки что-то есть, — с презрением ответил Евгений, — и пусть я вам поверю на счет сестры, пусть, но это ничего не изменит. У меня, — Женя запнулся, — амнезия, я ничего не помню о себе, своем прошлом, а тем более о своих родственниках. Надеюсь, теперь я могу пройти? — он толкнул руку Карпенка и вышел в коридор.

Поляков не стал дожидаться напарника, скорее всего, решил приехать раньше Евгения, показать себя примерным работником. Женя представил себе пятиминутную лекцию, о том, что нужно ценить свою работу, ведь ему очень повезло с этим местом, в то время как другие люди не могут себе ничего найти. После напутственной речи редактор обычно сдает позиции и признает, что Женин талант просто незаменим, и берет с него обещание в преть больше не опаздывать. Такое бывает почти через день, а то и чаще, поэтому парень просто смирно стоит и кивает, думая совершенно о другом в такой момент.

Припарковав свою машину недалеко от здания, где находилась редакция, Евгений еще немного задержался. Мимо проходила группа людей, своего рода демонстрация протеста, но их было настолько мало, что это не производило никакого эффекта. Несколько плакатов гласили: «Долой других», «Монстров нужно уничтожить» и тому подобное. А неподалеку, изображая вампиров, стояли две молоденькие девушки, все в черном и с пластмассовыми клыками во рту. Подружки, наверное, уже приготовились к драке, но, на их счастье, протестующие никак на это не отреагировали, Женя улыбнулся.

Рабочий день прошел как обычно — скучно. После очередной лекции редактор все же отметил хорошо проделанную работу, но Жене показалось, что он больше хвалил Полякова, нежели его, а ведь это именно он разоблачил мошенника. Аллочка, аппетитная секретарша, бросила на него испуганный взгляд и поспешила принять вид очень занятой особы, она постоянно так делала, когда Женя был рядом. Ее хитрые карие глаза лишь иногда украдкой смотрели на парня, но еще, ни разу Евгению не удалось завести с ней беседу, которая длилась бы дольше одной минуты. Что было более чем странно, ведь по телефону она могла болтать, хоть целую вечность, парню несколько раз не посчастливилось завязать с ней подобную беседу.

Назло всем, Женя провел остаток дня за своим столом в углу, ничего не делая, а иногда даже дремал.

Второй стакан водки быстро опустел и Карпенко обнаружил, что в бутылке осталось совсем немного. Больше спиртного в доме не было, а идти в магазин не хотелось. Он вообще редко «употреблял», но сегодня после ухода журналистов ему ужасно захотелось напиться.

На кой черт было устраивать это глупое интервью, думал он. Когда люди узнают правду, все рухнет, больше не будет клиентов, кончаться деньги, не будет ничего того, к чему он так привык за последний год. Опять придется работать, эта мысль пугала Степана, он допил содержимое бутылки несколькими глотками и поморщился, то ли от водки, то ли от мысли о работе.

Досада разъедала его изнутри, водка сделала свое дело, и ему захотелось прилечь. Но стоило Карпенко лишь прикрыть глаза, как он снова увидел силуэт девочки. Крошка лет пяти или шести, сидела на полу и рыдала.

— Мама! Мама, — говорила она писклявым голоском, запинаясь, — Я не хотела, я больше не буду, — она прикрыла личико руками, — Вспомни меня.

Внезапно ее нежные ручки посерели и покрылись морщинами, девочка вскрикнула и убрала руки от лица. Но морщины, словно болезнь, распространились по всему ее телу, и дошли до лица, она старела, постарела почти мгновенно, но ее тело осталось неизменным. Маленькое, детское тело лежало посреди пустоты, девочка умерла. Сердце Степана словно остановилось в тот момент, когда затихла девочка, он бросился к ней и проснулся, очутившись на полу. В дверь позвонили.

Кое-как Степану удалось подняться и проковылять до двери. Голова немного кружилась, но через глазок ему удалось рассмотреть своего гостя. Женщина лет сорока, невысокая с приятными чертами лица, коротко подстриженная, она снова нажала на звонок. В голове Степана мелькнула возможность заработать в последний раз, но сразу же пришла горечь оттого, что придется ей отказать, в таком состоянии он даже ребенка не обманет.

— Сейчас открою, минуту, — промямлил Карпенко и отворил дверь.

— Здравствуйте. Что вы хотели? — спросил он чисто из вежливости, стараясь держаться ровно, но женщина не ответила. — Послушайте сейчас не время, — Степан попытался закрыть дверь и встретился взглядом с незнакомкой, когда она шагнула в квартиру. Карпенко протрезвел почти мгновенно, в течение пары секунд он испытал чувство, которое заставило его оцепенеть. Он увидел страдание, нет, он его испытывал, в данный момент он испытывал нескончаемое страдание, ее страдание. А еще он увидел желание женщины, и сам захотел этого, женщина желала только одного — умереть. Степан успел лишь ахнуть, когда незнакомка воткнула шприц ему в шею, и вырубился.

Через минуту в квартиру вошли двое мужчин, они легко подняли Карпенко и в полном молчании вынесли из квартиры. Незнакомка прикрыла дверь и вышла следом. Внизу их ждал фургон, медиума небрежно бросили внутрь и сами залезли туда же. Внутри в фургоне было окошко, через которое водитель оглядел тело пленника.

— Связать его, — громким голосом, медленно выговаривая каждую букву, сказал он. Мужчины и женщина принялись выполнять приказ, они кое-как спутали ноги Степана, и связали руки за спиной. Водитель поправил седые волосы, заплетенные в косу, и устало посмотрел на себя в зеркало, последнее время он сильно устал, это изматывало его и отображалось на лице. Множество морщин говорили о его возрасте, мешки под глазами, впалые щеки, все это делало его ничуть не привлекательным, высохшие губы уже не могли улыбнуться. Мужчина вздохнул и достал из кармана замотанный в платок камень, а из бардачка складной ножик. Ножом полоснув себя по руке, приложил к ране камень, кровь будто ожила, наполняя письмена, которые бороздами покрывали камень, он слабо засверкал.