Безжалостный (ЛП) - МакИнтаер Шерил. Страница 26

— Доброе утро, — говорит она хрипло в мою грудь.

— Доброе.

— Я хочу мороженого.

Удивлённый смех срывается с моих губ, из-за чего голова Холланд подпрыгивает вверх и вниз из-за моего быстрого дыхания.

— Мороженое? На завтрак?

Она откидывает волосы с лица — требуется три взмаха, прежде чем мне удаётся увидеть её глаза.

— Почему нет? Это один из плюсов быть взрослым. Ты можешь есть на завтрак что-то необычное, и никто тебя не остановит, — Холланд улыбается, по-настоящему улыбается. Волосы беспорядочно связаны, щёки розовые после сна, глаза большие и светлые от озорства, и она крадет моё дыхание.

Ухмылка на моём лице исчезает, когда я прижимаю руки к её челюсти и притягиваю ближе к себе.

— Ты так невероятно красива, когда улыбаешься, − я грубо целую её, показывая, насколько великолепной считаю её.

Лицо Холланд ещё больше розовеет, когда я её отпускаю. Я наблюдаю, как она выпутывается из одеяла и спрыгивает с кровати, раздетая и чертовски сексуальная. Она подходит к холодильнику и достаёт из морозилки два с половиной килограмма шоколадного мороженого, берёт две миски и ложки с сушилки на столе, а затем прыгает рядом со мной на кровать.

Действуя быстро, она кладёт в каждую миску по большой ложке и предлагает одну мне.

— Ты никогда не говорил, кому продаёшь свои фото, — говорит Холланд, пробуя мороженое. Она сидит, прижимаясь спиной к стене, со скрещенными под собой ногами. — Эротические, — добавляет она.

Я вращаю ложку, прокручивая её в моём замёрзшем завтраке.

— В основном коллекционерам, — держа одной рукой миску, я вытягиваю её обнажённые ноги и скольжу пальцами по гладкой коже.

Она выгибает бровь.

— Люди коллекционируют фото обнажённых женщин?

Я останавливаюсь, теперь мои руки на её коленях.

— Да. Много людей. И прежде, чем ты спросишь, нет, они не все мужчины. На самом деле, я продал достаточно женщинам за эти годы.

— Ты делаешь выставки?

Я киваю, сжимая участок её ноги между коленом и бедром.

— Делал. Когда жил в Нью-Йорке, ежемесячно выставлял работы в галерее. Теперь большинство моих продаж онлайн.

— Ты жил в Нью-Йорке? — переспрашивает Холланд с любопытством.

— Некоторое время, — отвечаю, не предлагая большего, и хотя в её взгляде сквозит любопытство, она не настаивает на деталях. Я поднимаю руки вверх, перемещаясь всё ближе и ближе к месту, где мне хочется находиться.

— Ты спал со всеми своими моделями? — спрашивает она, слизывая остатки шоколада с ложки. Проклятье, это наталкивает меня на самые различные идеи.

— Ни с одной после тебя, ты и я.

Холланд запинается.

— С тех пор как мы были… с тех пор, как мы встретились. Но до этого?

— Нет, — отвечаю я медленно. — Не со всеми, — как только столовое серебро покидает её рот, я прижимаю к нему свои губы. Её холодный и сладкий язык скользит по моему. Я готов прекратить разговоры, но Холланд, которая, казалось, никогда много не говорила, очевидно, чувствует расположенность к беседе сегодняшним утром. Она отстраняется, проводя рукой по бицепсу.

— Я видела твою стену. Было много разных моделей.

— Да? — я сажусь на пятки, ожидая и гадая, к чему она клонит. Я так чертовски твёрд, что мои яйца начинают болеть.

— Так, сколько это — не со всеми?

Я наклоняю голову на бок, пытаясь прочесть выражение её лица.

— Почему?

Холланд снова скользит языком по ложке, и головка моего члена начинает болезненно покалывать.

— Ты можешь быть честным. Ты не заденешь моих чувств. Едва ли они у меня есть.

Я не уверен, на какое из предложений отвечать первым. Я бы охотнее притворился, что ничего из этого не слышал и просто связал её на кровати.

— Я трахнул много женщин за последние пятнадцать лет. Некоторые были моими моделями. Некоторых я встречал в клубах бондажа (прим. ред.: клубы рабства), — мой голос повышается с каждым предложением, и, кажется, я не могу его контролировать. — Были девушки, когда я учился в старшей школе. Ещё больше в колледже. Нескольких я снимал в баре или в супермаркете, или долбанной библиотеке. Я не знаю, почему ты вдруг захотела обо всём этом знать. Никто из них ничего не значил. Я не женился ни на одной из них.

Холланд приподнимает брови, скользя ложкой между губами, и я резко вздыхаю.

— Счастлива?

Она сужает глаза, теперь лишь одна бровь изогнута, но не отвечает.

— Количество не имеет чертового значения, — говорю я, теперь мой голос низкий и хриплый. — В любом случае ни одна из них не зацепила меня. Ни одна из них не проникла под мою кожу так, как ты, — я поднимаю ложку, мороженое сейчас больше жидкое, чем твёрдое. — Этот разговор окончен, и я бы не возражал, если бы мы никогда этого не обсуждали снова. Сейчас я собираюсь насладиться своим завтраком.

Переворачиваю ложку, позволяя холодному шоколаду капать на её бедро. Её ноги дёргаются, и Холланд прикусывает свою губу зубами, наблюдая за тем, как я прохожусь языком по её коже. Это чертовски сладко.

— Я просто хотела узнать, спал ли ты с женщинами, которые были похожи на меня, — шепчет Холланд, дрожа всем телом.

Я забираю из её рук практически пустую миску, ставя на полу рядом с кроватью, и толкаю Холланд, пока она не ложится на спину. Широко раздвигаю её ноги, располагаясь между ними.

— Нет, — говорю решительно. — Они никогда не были достаточно хороши. Они не были тобой, — снова наполнив ложку, я наклоняю её, позволяя мороженому капать на низ живота, и медленно опускаю вниз, пока капли не оказываются на киске. — Знаешь, большинство женщин, волновались бы по поводу числа, — добавляю я.

Она слегка пожимает плечами.

— Я не такая, как большинство женщин.

Наши глаза встречаются, когда я начинаю ласкать её плоть.

— Нет, — я выдыхаю напротив неё, соглашаясь, — ты не такая.

Закончив на этом, я провожу остаток утра, доедая своё растаявшее мороженое самым эротическим образом, который только мог придумать.

Глава 32

Холланд

Сижу в своей пустой квартире, и в ушах начинает стучать от окружающей тишины. Когда ты привыкать к шуму, тишина оглушает.

Сегодня первый день за всю неделю, когда я вдали от Дженсена. Это мой выбор, не его. В последнее время мы постоянно были с ним заняты — художественный музей, где Дженсен, словно маленький ребенок в зоопарке, взволнованно восхищался каждым экспонатом; парк, где мы гуляли, держась за руки, пока он делал фотографии; кино, где мы обнаружили взаимную любовь к нелепым комедиям; и наконец его спальня, где он разжёг огонь, распространившийся по моей крови. Он всё делал по-своему, и именно с ним я хотела находиться.

Подозреваю, этот мужчина пытается за мной ухаживать. И это работает. Сейчас я была бы с ним, если бы у меня не было столько дел.

Скоро наступит мой двадцать восьмой день рождения. Мне необходимо обновить знаки на машине и заняться делами, которые я откладывала, например, добраться до продуктового магазина и прачечной. Я охотнее предпочла бы компанию Дженсена, но мне не хочется, чтобы он делал нечто важное из моего дня рождения. Будет лучше, если он не узнает, что оно не за горами.

Одевшись в простой жёлтый сарафан, я завязываю волосы в небрежный пучок на макушке, надеваю пару сандалий и выхожу с сумкой в руке.

Это великолепный день. Приятны и солнечный. Звуки лета в воздухе заставляют меня чувствовать себя довольной из-за того, что я выбралась из квартиры. Газонокосилки работают, дети кричат, птицы чирикают. Это чертовски хороший день. Я выуживаю солнечные очки из сумочки и надеваю их.

Прошло некоторое время, с тех пор, как я водила свою машину. С недавних пор Дженсен взял на себя роль моего личного водителя. За исключением тех дней, когда он забирает меня после рабочей смены. Он всегда разрешает мне садиться за руль, когда мы едем к нему. Теперь, когда ночи тёплые, первое, что я делаю, когда сажусь к нему в машину — открываю люк и включаю музыку. Дженсен любит качать головой, будто думает, что я смешна, но предполагаю, что в глубине души ему нравится это. Иначе, почему он до сих пор позволяет мне водить?