Слепой охотник (СИ) - Каршева Ульяна. Страница 47

Кто-то схватил его под руку и приложил к носу что-то мягкое, что тут же намокло.

— У тебя давление? — встревоженно спросили издалека.

— Что?

— У тебя кровь носом — наверное, давление повышенное? — спросили снова.

Он захлопал рукой в пространстве за спиной, и кто-то сообразил придвинуть к нему стул, на который он, словно по-настоящему слепой, осторожно присел. Ирина, стоявшая рядом, вместе с его движением сесть провела рукой так, чтобы вата оставалась у его носа, а потом быстро сменила её на новую, сухую.

— Запрокинь голову, — посоветовал Ярослав. — Сейчас из кухни льда принесём.

— Не надо, — насморочно ответил Женя, с болезненным интересом наблюдая, как неравномерно покачивается перед глазами стол и окно напротив. — Сейчас само пройдёт.

— Нечего пускать на самотёк, — проворчал издали Змей.

— Ярослав, не надо, — предупредил рядом кто-то знакомый. — Он прав. Сейчас кровотечение закончится. Оно не связано с давлением.

— Как это не связано? — очень удивились, приближаясь.

— Он остановил собственной кровью Демьяна. Взгляни на лист. Он цел, в отличие от остальных. Кровь охотника поймала Демьяна.

Женя, несмотря на помогающую руку Ирины, услышав неожиданное для себя, всё-таки снова встал и шагнул к столу, чтобы собственными глазами удостовериться в том, что сказал Григорий — он узнал его наконец-то. И онемел при виде того, что происходило на листе: не лицо, не голова Демьяна — маленькая фигурка его изо всех сил пыталась вцепиться в неровные линии кровавого косого креста, но отдёргивала руки, как будто крест был раскалённым донельзя.

Потом его куда-то водили. Он чувствовал, как ему моют лицо, из-за чего снова было холодно, и утомлённо злился — из-за слабости, которая мешала воспринимать мир нормально. И он ничего не слышал: мир надоедливо гудел, время от времени в том гудении появлялись волны реплик, которых Женя не понимал, потому что не мог расслышать… Затем его снова куда-то повели, заставили выпить что-то сытное и сладкое, после чего бесцеремонно уложили на мягкое и укрыли тёплым. И кто-то сел рядом и взял его за руку. Он почуял, что не один. Что неожиданностей больше не будет — хотя бы на время его вынужденного покоя. И уснул.

… От Жени уходить не хотелось до слёз.

Ирина понимала, что ей нужно найти эту чёртову тетрадь бабули. Григорий сказал, что тогда они будут многое понимать из того, что сейчас воспринимают вслепую. Но всё равно уходить не хотелось. Ледяные пальцы художника, уснувшего на диване, постепенно нагрелись, пока девушка держала их в своих ладонях. И думать о том, чтобы оставить его в одиночестве, не то что не хотелось — страшно было. Особенно когда она смотрела на него и ёжилась: лицо похудело так, словно он дня три не ел, а под глазами такие мешковатые тени залегли, словно он заблудился в лесу и вышел вот только что…

— Ирина, Ярослав тебя сменит.

— Это обязательно? — пробурчал Змей.

— Обязательно. Ты будешь сидеть рядом с ним, чтобы он и во сне знал, что он не один. Нам он нужен выспавшимся, а не пробродившим в кошмарах.

Девушка осторожно положила руку Жени так, чтобы можно было подтянуть одеяло и укрыть её. Встала, уступая место «сиделки» Ярославу. И в очередной раз прислушалась: ошеломлённая тишина неуверенно покачивалась вокруг. Нет злых криков, замолкли машинные сирены-сигналки… Женя остановил звуковой ад. Но долго ли продержится благословенная тишина?

В своей комнате Григорий оглядывался, прикусив губу, и размышляя.

— Думаешь, она в твоей комнате оставила? — ненужно спросила Ирина.

Он притянул её к себе. Коснулся губами макушки. Девушка слабо улыбнулась.

— Я тебя не видел годы… — пробормотал брат. — Чёрт, никак не привыкну. Конечно, у меня. Сюда наверняка лишний раз никто не хотел заходить. Здесь прятать — самое то. Ну, начнём?

— А Красимир? — неуверенно спросила Ирина.

— Он сидит в прихожей — на всякий случай сторожит дверь.

И они начали обыск.

Обыскивать было что. Существовал комод с нижним ящиком, забитым всяческой мелочью. Высокий книжный стеллаж легко превращался в тайник как внутри, на полках, так и вне, поскольку между ним и стеной получался узкий просвет, куда умный человек мог спрятать что угодно. Кроме всего прочего, был письменный стол, в котором Ирина хранила свои университетские принадлежности. Причём, обернувшись посмотреть на то, что она вывалила из ящиков, Григорий нахмурил брови на вещи и на книги и вопросительно кивнул:

— Ирина, а на каком ты курсе? Прости, пока со временем ориентируюсь плохо.

— Я ушла после первого, — стараясь говорить как можно легкомысленней, ответила она. — А потом приехала бабуля и предложила мне место помощницы в «Фитоаптеке».

— В какой фитоаптеке? — От неожиданности Григорий со стопкой книг в руках остановился возле стеллажа, недоумевающе глядя на сестру. — Ты с таким трудом поступила в университет — и бросила его?

— Жить на что-то надо, — безразлично сказала Ирина. Не было желания перечислять все те лекарства, которые на первых порах повыписывали старшему брату, пока он лежал в больнице, а врачи старались понять, что с ним.

— Это из-за меня. — Он даже не спросил, а констатировал. — Иришка… Как только восстановлюсь на работе, думай о том, чтобы вернуться. Помощницу какую-то придумали… — вздохнул он. — С какого курса ты ушла?

— С первого.

— Пойдём вместе, — почти угрожающе сказал Григорий. — Я объясню всё, что нужно, и тебя возьмут на второй курс.

Девушка невольно улыбнулась. Она сидела на полу, скрестив ноги и глядя на брата сверху вниз. Он говорит это так серьёзно. Сердитый какой… Может, она и правда сможет вернуться. Даже без участия брата в восстановлении.

— Гриш, а почему Демьян перестал бушевать? Его держит кровь Жени?

— Нет, не держит. Она сдерживает его деструктивную силу, воздействующую на город. Ну, как последствия того, что он творит.

— Гриша, ты такой уверенный. Ты знаешь всё, что происходит?

— Нет. Увы. Я знаю лишь кое-что. И понимаю, что именно происходит, уже только после того как событие свершилось… Нашёл, — сказал Григорий и засунул на место следующую стопку книг. — Вот.

Сначала он помог Ирине подняться с пола и лишь затем вручил ей тощую пачку листов. Да, это и впрямь похоже на тетрадь, неуклюже скреплённую, точней — прошитую тонким ремешком… Ирина только было хотела поднять первый лист, как брат остановил её. Оглядев комнату, похожую на помещение после тщательного обыска, — что, впрочем, так оно и было, Григорий сказал:

— Я сейчас уйду и закрою дверь. Сюда никто не войдёт. Про уборку забудь, ладно? Всё потом. Как только я выйду, ты сядешь и посмотришь эту тетрадь. Не советую смотреть стоя. Всяко может быть.

И ушёл.

Ирина с сомнением осмотрелась. Да, всё вывалено и громоздится беспорядочными кучами, а вроде недолго искали. Но брат правильно сказал, что всё потом… И всё же… Она подошла к окну, что пыталась сделать уже несколько раз, но внутренний страх не подпускал даже подойти близко, даже из другого угла комнаты просто взглянуть на оконный проём. А теперь сумела.

Чувствуя в руках сухие листы и даже ощущая их слабый запах, как долго пролежавшей в сырости бумаги, Ирина, осторожно переступая через книги и другие мелкие предметы на полу, приблизилась к окну. И заставила себя взглянуть.

Сначала увидела несколько тёмных, дымных облаков. Они постепенно рассеивались в прозрачно-голубом небе, а новых не появлялось. Правда, Ирина напомнила себе, что она видит лишь кусочек города, а может, где-то в другом месте пожары продолжают появляться — новые-то. Затем она, помешкав и даже затаив дыхание, опустила глаза. Это окно тоже выходило на двор. Ирина насчитала целых две пары «поцеловавшихся» машин, хозяева которых теперь чесали в затылках, обсуждая происшествие. Кроме всего прочего, напротив дома, в скверике, на скамейке, сидела женщина, вокруг которой хлопотали другие две женщины. Приглядевшись, девушка поняла, что они перевязывают ей голову.