О чем поет вереск (СИ) - Зима Ольга. Страница 17

— Садись рядом, — позвал Этайн Мидир.

— Эта улыбка, — продолжила она, прижавшись спиной, откинув голову на плечо и крестив его руки на своей талии, — словно все вокруг принадлежит тебе, только об этом еще не знает — вдруг сменяется вековой печалью. А глаза холодные, темные, словно небеса перед грозой, — тихо вымолвила Этайн. — Серые хамелеоны. Звери переменчивые, отражающие все цвета этого мира. Желтые, зеленые… — она запнулась, нахмурилась. — Голубые…

Мидир спешно протянул деревянный кубок.

— Эбен? — Этайн отпила из него и погладила резьбу. — Его еще называют хурмой. Темный, почти черный, как все в твоих сумрачных покоях. Дереву было много лет!

Этайн провела пальцем по травяному узору.

— Тяжелый, брось в воду — утонет. Годичные слои незаметны, сердцевинные лучи узкие и… — она задумалась. — Металлический блеск… Очень, очень богатый и дорогой вид. Обезвреживает большинство ядов. Ты боишься отравления?

— Обычная предосторожность. Не знал, что ты столь хорошо разбираешься в дереве!

— Я занималась резьбой. Немного, для души. Упрямый, очень упрямый, своевольный эбен. Почти вечный! Сильный, плотный, красивый. Редкого мастера слушается. Норовист до того, что скорее сколется или сломает инструмент, чем подчинится. И то, лишь ласковой руке.

— Так и есть, — улыбнулся Мидир, и губы Этайн слегка дрогнули.

— Камень… — она провела пальцем по вставкам. — Он чудесен! Агат, оникс, кошачий глаз? Нет, слишком черный. Циркон! Странное ощущение.

Овальная огранка — почти кабошон — в точности повторяла камни в ожерелье Эохайда, и у Мидира екнуло сердце. Он протянул свой кубок, сбивая воспоминания:

— За то, чтобы мой дом стал твоим домом.

— За твой дом!

Этайн, кивнув серьезно, отпила теплого вина, вытерла губы и руки мокрой салфеткой, предусмотрительно оставленной Воганом. Вздохнула:

— Скажи, мой супруг. Ведь ши не болеют?

— Нет. Благие впадают в сон-жизнь, высшие неблагие не могут остановить круговорот обращений… Но это все связано с недугом души, а не тела. Что тебя беспокоит?

— С одной стороны, это очень хорошо! Зато с другой… Значит, знахарничать мне не придется. В чем будут состоять мои обязанности в доме Волка?

— О чем ты? — Мидир присел напротив на корточки, взял ее ладони в свои, прижал к горящим щекам.

— Рабов у вас нет, и меня это радует. Я обучена вести приемы, умею следить за порядком, за двором, за приготовлением блюд, хоть за конюшней!

Мидир качал головой на каждое ее слово.

— Нет?! Но как же! Если у тебя есть всё, зачем тогда нужна королева?

Он прижал ее руки к своей груди.

— Так уж и всё? Может, было пусто здесь?

— Мидир! — ахнула Этайн.

Слетела с кресла, шепнула счастливо: «Мое сердце!», зарылась пальцами в его волосы, прижалась губами к его губам…

Она отдавала всю себя даже в поцелуе. Темное, слепое вожделение захлестывало волчьего короля с головой. Ее грудь касалась его груди, аромат вереска забивал ноздри.

Однако этот цветок требовал нежного обращения. Мидиру очень хотелось, чтобы Этайн была счастлива в этот Лугнасад. Он сдержал себя.

— Пойдем, моя дорогая.

— Ты назвал ее «дорогой», — голос Джареда был еще более холоден, чем обычно.

— Потому что она дорого мне досталась, мой советник.

— Ты был очень убедителен! Даже я бы поверил. И не взял ее. Она притягательна до безумия. Именно так, разве ты не заметил по Мэллину? У нас полон дом волков, и хоть ты — наш король, твоего кольца на ней нет. Женщин наперечет, аромат вереска растекается по переходам Черного замка, и стражи уже скалятся друг на друга. Обозначь ее своей, твой запах отобьет всякую охоту соперничать у всех, кроме самых безголовых.

— Я не собираюсь торопиться, особенно — вынужденно. Спокойствие дома на тебе и Алане.

— Мне нужно что-то весомое.

— Этайн — моя королева. Ты слышал! На время Лугнасада ее слова — правда и закон для всех ши Благого мира. Передай каждому волку, каждому ши, кто кинет на неё неласковый или слишком ласковый взгляд: порву не задумываясь. Она моя!

— Этого достаточно, мой король. Пока…

— Но?.. Ты опять многозначительно молчишь.

— Я думаю про коней.

— Про коней?!

— Про троянских коней.

— Избавь меня от своих загадок.

— Просто к сведению, мой король. До конца Лугнасада — шесть ночей.

— Изыди, Джаред!

— Мидир, он прямо как живой, — протянула Этайн и дотронулась до металлической руки статуи около входа в опочивальню.

— Здра-вия вам, наша короле-ва! — четко выговорил страж.

Этайн, ойкнув, ринулась в объятия Мидира.

— Что за чудовище?

— Мое творение, — ответил Мидир, самую малость довольный ее непосредственным испугом. — Механические слуги. Мы их называем механесы.

— А можно, этот механический ужас не будет караулить наши покои? — взмолилась Этайн.

— Тебе стоит лишь попросить, моя красавица.

Мидир подвигал пальцами, и два стража шустро зашагали прочь.

— Алан, — потянулся мыслью Мидир к начальнику замковой стражи.

Тот откликнулся с заминкой: к концу шестого года он только начал овладевать магией.

— Мой король, я понял. Вы убрали механесов. Они пригодятся.

— Я должен что-то знать?

— Пока ничего серьезного. У излучины Айсэ Горм возмущение.

— Почему я не чую?

— Это не магия. Это виверны.

— Фоморов хвост*!

— Я уже послал волков туда и к вашим покоям.

— Добро, Алан, — и потом, подумав, все же добавил: — Спасибо за службу.

— Это честь для меня, мой король, — еще суше Джареда ответил Алан.

— Иногда механесы необходимы, хоть их скорость и отстает от волчьей, — договорил Мидир Этайн, не прерывая разговор.

— Ты… — ахнула она, — бережешь жизни своих волков!

— В нашем мире много волшебных существ. Они разные, Этайн. Смешные, странные, страшные. И ужасные. Есть такие, с кем даже я не хотел бы сталкиваться.

— Это хорошо, — тихо вымолвила Этайн, опустив глаза.

— Почему? — нахмурился Мидир.

— Потому что ты безрассудно храбр, мое сердце! — яростно сказала она, вцепившись в серебристую вышивку на его груди. — Поберегись, хоть ради меня!

Дождалась его кивка, быстро поправила сюрко и виновато спрятала руки за спиной.

— Ничего, Этайн. Тебе можно. Я буду помнить твои слова. А сейчас — посмотри наверх.

— Птицы! Птицы, излучающие свет! Не надо ни факелов, ни свечей! Чудесно! Твой замок нравится мне все больше. Как же я счастлива! — закружилась посреди коридора, а потом снова прижалась к Мидиру. — А какие широкие проходы! Хоть танцуй! Не удивлюсь, если вы и вправду танцуете… Но почему так тихо?

— Это королевское крыло. Здесь живу лишь я, Мэллин и Джаред.

— Черный камень столь гладок, что кажется зеркалом. Я не могу определить его. Странно. Совсем не могу. Он… теплый!

Волки-барельефы слева и справа, слабо мерцающие в свете птиц, выставили из стен каменные морды полностью, довольно вывалили языки. Мидир потрепал одну голову, и они вновь втянулись в стены.

— Ай! Только не говори!..

— Замок тоже можно назвать живым, — ухмыльнулся Мидир. — Он вырос тогда, когда к Кранн Мору — древу жизни — еще можно было прикоснуться. Земли Нижнего заполонили чудовища, Всеобщая мать уронила слезинку, прося о милости, великое древо в ответ сбросило семечки. Зеленое, черное и золотое. Из них выросли столицы трех миров. Они одарили ши защитой… Это было очень давно, — поймал взгляд Этайн. — Даже для меня.

— Правда?

— Правда в том, что осталось три королевства. А было… несколько больше. Черный замок крепок.

— И стены — не просто стены?

— Именно. Отсюда можно уйти, куда пожелаешь. В пределах этого мира. И не ошибиться с целью. А вернуться сюда могут лишь волки.