О чем поет вереск (СИ) - Зима Ольга. Страница 26

— Не особо! Не особо, Мидир! — полыхнул желтизной глаз Лорканн. — А не «совсем нечестен»! Показаться слабее, чем есть, разумно. Вдобавок, ее мятежные идеи по переустройству мира я использовал. Она хотела поймать короля-грифона, — неожиданно хихикнул он, — и у нее получилось.

— Странно, что убить тебя она хотела лишь раз!

— Магия первой встречи! Знаешь ли, все меня хотят убить при первой встрече, а некоторые — при каждой! И молчат!

Мидир еле сдержал рык, но Лорканн понял, раз ухмыльнулся еще шире:

— Не держи в себе, благой! Давай встретимся, я всегда готов повыдирать тебе шерсть!

— А я — выщипать тебе перья! — рыкнул Мидир.

— Приятно, когда чувства столь сильны и взаимны. Хотя не мне тебе объяснять. Ты, я гляжу, до всего дорвался сам!

Холодок прошелся по спине Мидира. Лорканн все понял, разнюхал глубину задействованной магии.

— Не трогай мою королеву, Лорканн. Займись лучше своей, — процедил волчий король.

— Моя королева — неблагая, Мидир. Неблагая!

— И что с того?! Моя мать была земной женщиной!

Лорканн поднял голову и заклекотал не хуже птицы, прекрасно зная, как раздражает Мидира, сразу раздувшего ноздри.

Потом глянул сквозь опущенные ресницы:

— Только благие мастера сравнивать пушистое и горячее.

— Поясни, — сквозь зубы выдавил Мидир, примериваясь и вновь понимая — не зацепить.

— Джаретт не нарушил свободу Синни: она ушла под холмы добровольно. Что же до твоего милого Вереска, чью спину ты сейчас нежишь…

Лорканн, не став договаривать, отряхнул колени и поднялся, а грифон за его спиной расправил широкие крылья и хрипло каркнул.

— Подумай об одном, властитель Светлых земель. Свобода, магия, любовь — грани одной сути. Древо жизни объединяет наши миры! Не руби его!

Мидир, переплетя пальцы Этайн со своими, прислушивался к ее дыханию, гладил свободной рукой ее спину, и ответа не придумал. Не дождавшись, Лорканн закончил:

— Это была хорошая беседа. Мы никого не убили… Но обязанности Темного властелина не позволяют мне долее чирикать с тобой.

— Лети уже, птичка!

— Мидир! — оперся Лорканн руками о проем и наклонился вперед. — Не позволяй привязанностям брать верх над долгом! Избавься от этого цветка, да поскорее! Не то… Знаешь ли, бывают чувства, которые отпустить уже невозможно!

Мидир вытянул руку ладонью вперед, выталкивая неблагого и заканчивая разговор — с Лорканна станется сбросить усталость от Окна, пронзившего два мира, на собеседника. Не очень-то вежливо, но очень по-лорканновски. Вот и валяйся потом пару-тройку часов без сил. Еще Этайн напугает…

— Мое сердце, — прошептала она. — Мое дикое необузданное сердце, — повернув голову, поцеловала Мидира в шею, добавила задумчиво: — Ты говорил с кем-то…

— Да, моя красавица. Это неважно.

— А что важно? — подняла Этайн лицо, улыбнулась нежно именно ему, и лучистые зеленые звезды вновь затмили весь мир.

Мидир притянул земную женщину для поцелуя.

Примечания:

[1] Мо гра — любимая (ирл.)

Глава 14. Баллада о вереске

У меркнущего Окна есть одно замечательное свойство: сильному магу можно проложить дорогу в любое место этого мира.

Мидира потянуло туда, где щемит сердце от сдержанной красоты, где студеные волны ласкают шуршащий берег, где птицы ныряют не хуже рыб, а рыбы выбрасывают в воздух тугие струи ледяной воды. Где зимой осиротевшие небеса полыхают радугой, а сейчас, в первом месяце осени, солнце без устали бродит вдоль горизонта. Но не опускается, а подобно чуткому любовнику, лишь дразнит его поцелуями.

Мидир все три дня продержал Этайн в Черном замке и, хотя до этого он никому не показывал свой мир — девушки Верхнего видели лишь того, кто привел их — решил, что ей должно понравиться.

А для обратного пути можно будет позвать эйтелла.

Нужно хорошо знать место, где они окажутся, но Мидир помнил этот далекий берег до мельчайших подробностей.

Мягкий мох, густой и столь высокий, что нога тонула в нем до щиколотки, принял их не хуже перины. Взметнувшийся над стылым морем берег позволял любоваться синевой неба и воды, причудливыми изгибами дальних островов и множеством птиц, что галдели и кружились над обрывом. Мелкие цветы кружевом белели вокруг, и двигаться куда-либо прямо сейчас Мидиру расхотелось.

— Место вокруг нас изменилось, — тронула улыбка манящий рот Этайн. — А твоя ладонь все еще под моей юбкой. Как и мысли!

В свете северного моря и неба ее глаза отливали чистотой изумруда, белая кожа слабо мерцала, а рыже-золотистые кудри казались Мидиру яростным пламенем. И он решил, что берег никуда не убежит…

Когда крики чаек и гагар опять полоснули уши, Мидир поднялся с земли, потянув за собой Этайн. Привел в порядок их одежды, хотя никому — ни небу, ни земле, ни птицам не было дела до того, как они выглядели. А иных обитателей здесь не водилось.

— Я заметила рубец на твоем плече. И старый, очень старый след на запястье, — произнесла Этайн. Поглядела встревоженно. — Кольцевой. Словно…

И то и другое было настолько слабо видно, что Мидир и не думал прятать шрамы вовсе.

— Это было очень давно. Следы на плече есть у всех волков. Уроки по владению телом. А второе… — Мидир подхватил с земли мелкий белый цветок из семи лепестков, протянул Этайн. — Не стоит твоей заботы.

— Мидир! — отказалась она переводить разговор в шутку.

Он вздохнул, уже зная, что Этайн не отступится. Стирать память или рычать показалось не выходом. Подбирая слова, волчий король произнес негромко:

— После руки Нуаду мы научились отращивать конечности. Хоть это долго и неприятно.

— Откуда такой шрам? Что ты с собой сделал?!

***

Шум накатывающейся на берег гальки сменяется треском вспыхивающих степных трав. Ноздри вновь забиваются пылью, копотью и запахом горящей плоти.

Красный дракон выдыхает пламя — с ним не могут справиться волки. От нестерпимой боли многие обращаются в зверей, и горят, горят! Однако не отступают.

Воины Степи рядом с волками, готовые биться и умирать.

За их спинами прекрасный когда-то город Степи. Покрытые изразцами высокие башенки красного кирпича, полукруги конюшен, тщательно выращенные сады… Теперь там лишь развалины, где укрылись женщины и дети, куда успели оттащить раненых. Но добраться туда дракону — пара пустяков.

— Вы уверены, мой принц? — шепчет Киринн. — Никто не знал про эту тварь, мы можем отступить и вернуться спустя неделю уже с войском.

— Киринн, ты знаешь не хуже меня — спустя неделю тут некого будет спасать!

— Разрешите мне! — большая голова склоняется, в серо-голубых глазах беспокойство.

— Только огонь может потушить огонь. Ты знаешь, почему я, — Мидир хлопает его по мощному плечу: начальник замковой стражи крупнее подрастающего черного, не вошедшего в полную силу второго принца. — Такой смесью магии подавится даже дракон!

Киринн с усилием кивает. Кровь сыновей Джаретта сильна, а кровь потомка перворожденного и человека — сама по себе ловушка. Пусть согласиться на это начальнику стражи сложно, но, приняв план, он больше не противоречит и не сомневается. Киринн — один из немногих, кто не сомневается, никогда не сомневается в Мидире.

— Как всегда, мой принц: нестандартно, безумно, гениально. Прикройте глаза, — и начальник замковой стражи отправляет еще двоих на верную смерть.

Дракон поворачивает шипастую голову, вновь извергает пламя…

Мидир уже рядом. Отшатывается от одной из лап, переворачивается, уходя от удара хвоста, подскакивает к самой морде.

Дракон после выдоха на время лишен своего огня. А в вытянутой руке Мидира горит алым камень. Дракон вытягивает длинную шею, водит головой влево-вправо следом за движением его руки. Камень Огня полон магии древних, лучшего угощения не придумать! Вот только кинь его — и дракон выплюнет.