О чем поет вереск (СИ) - Зима Ольга. Страница 78

Мэллин поддернул ткань в очередной раз, тяжко вздохнул, смерил Фордгалла недоверчивым взглядом:

— Никогда бы не подумал, но ты котенок, — и уселся на карнизе поудобнее. — Прыгать за тряпочкой…

Лесовик взрыкнул, наколдовал что-то воистину темное и мощное. Мидир встревожился, но Мэллин то ли призвал в помощь замок, то ли черные камни сами прикрыли принца, но не успевшее оформиться колдовство сгинуло без остатка.

Осознав, что магия и прыжки ни к чему не приведут, Фордгалл уселся на песчаную дорожку и с ненавистью сверлил Мэллина взглядом.

— Ну хорошо, хорошо, не смотри так, — намотал тот платок на руку и улыбнулся: — Цап-царап! В качестве утешения могу сказать, что котеночек из тебя краси-и-ивый!

— Утешения к чему? — лесовик едва выговаривал слова, настолько его ломали тающие надежды на солнечный трон.

— К тому, что я, пожалуй, пойду.

Брат встал, как будто под ногами был обычный пол, а не узкий карниз. Отряхнул дублет, штаны, чихнул, не рисуясь, и добавил:

— Ещё немного, и про нас станут говорить нехорошее. Все знают, как страстны лесовики и чувственны волки! Уединились, понимаешь, за высокими кустами! Ты явно нервничаешь, а у меня плохая репутация.

Фордгалл ошарашенно-зло выдохнул и застыл на месте.

— Что за чушь! Весь двор знает…

— Весь двор знает, что ты нёсся за мной, как за шансом на счастье, — Мэллин выразительно постучал каблуком по карнизу и двинулся по нему направо, к парку. — Я не волчица, но двор горазд на выдумки.

Фордгалл поспешил следом, не отрывая взгляда от намотанного на ладонь Мэллина платка.

— Я уверен, никто не посмеет шутить с волком!

— А я уверен: наутро ты проснешься знаменитым.

Мэллин не удержался и фыркнул, лесовик взрыкнул.

— Да, да, я понимаю тебя! — хихикнул Мэллин. — Прости-прости, не смогу принять твой дом как свой, пусть мы провели вместе ночь! Каждый узнал о себе много нового, не по разу сбил дыхание и почувствовал себя изнурённым, но ты должен знать — увы! — это не считается в доме Волка настоящей связью. К тому же мы спелись с советником, я не могу пренебречь его чувствами.

Фордгалл покрылся корой и заполыхал волосами.

Мидир готов был Мэллину поаплодировать: довести лесовика до белого каления и перекидывания в боевую форму одними словами — тоже надо уметь.

— Я вижу, вижу, ты горишь! — новая порция хохота. — Но вынужден потушить пожар страсти. Нам никогда не быть вместе!

Фордгалл раскрыл рот, подсвеченный желто-оранжевым пламенем, но Мэллин опередил его:

— И снова прости, лесовичок, — приоткрыл отпертую раму высокого коридорного окна. — Как-нибудь свидимся. Не переживай за честь солнечной красавицы, шарфик я ей верну! Что-то не хочется всякий раз бегать от её настырных ухажёров. Хотя… — почесал нос, — уже и не придется.

Мэллин поклонился и шагнул в окно, аккуратно прикрыв раму за собой.

Фордгалл потихоньку остывал, окруженный блекнущими оранжевыми искрами, а за его спиной голубело рассветное небо.

Примечания:

*Золотая башня — замок дома Солнца, вторая столица Благих земель. Построена задолго до первой эпохи, разрушена в конце второй, восстановлена в начале третьей.

Глава 31.1. Вересковая смерть. Предчувствие беды

Этайн поежилась, и Мидир обнял ее поплотнее: одна его рука была закинута за шею и лежала на ее плече, вторая покоилась на жарком бедре. Ветер шевелил тяжелые занавеси, разливался предутренней влагой и казался куда прохладнее, чем положено для начала осени.

Пожалуй, это время суток Мидир любил больше всего. Мир еще спал, но был на грани пробуждения; его женщина, его королева прижималась к нему доверчиво, деля с ним днем его жизнь, ночью — его ложе.

Лежащая на боку Этайн сонно выдохнула, прервав его мысли. Устроилась поудобнее, положив одну ладонь туда, где колотилось его сердце, вторую, сложенную в кулачок, прижала к своей груди.

Как эта женщина одним полудетским жестом заставляла его еле дышать от нежности, не знали и старые боги!

Надо было вставать, но уж больно не хотелось отрываться от Этайн. Он подтянул коленом ее бедра ближе, вызвав томный вздох: «Миди-и-ир…»

Его имя в ее устах всегда звучало по-особому и нравилось ему гораздо больше, чем привычное «мое сердце».

— Спи, любовь моя, еще очень рано, — прошептал Мидир, потягиваясь в сладкой истоме и все равно не разжимая объятий.

О том, что она уснула, вернее, он дал ей уснуть всего двадцать минут назад, он мог сказать точно, но не стал. С некоторых пор король Благого Мира опасался упоминаний о времени.

— Ты обещал сказку, — Этайн потерлась щекой о его грудь.

— И я расскажу тебе сказку, — подхватил Мидир ее слова, понизив голос. — О принце и принцессе. Я расскажу тебе ее столь тихо и ласково, что посмотреть твои сны слетятся все феечки этого мира…

Волчий король припомнил забавные фигурки, что использовал советник, и материализовал их в спальне. Этайн приоткрыла совсем темные глаза, слабо улыбнулась.

Куколки сходились, расходились на черной глади белья, затем обнялись под звуки голоса волчьего короля, и над двумя воссоединившимися влюбленными засияла настоящая радуга.

— Как красиво! Они, как и мы, будут жить долго и счастливо и умрут в один день? — прошептала Этайн, снова прикрывая глаза и уткнувшись носом в грудь Мидира.

Он повел плечом. Человеческая присказка звучала иначе в мире, полном магии, где любое неосторожно оброненное слово могло стоить жизни или способностей к волшебству.

— Ну… — Этайн вздохнула, будоража ощущениями близкого теплого вздоха и ее сонного мирного присутствия, — хотя бы одну или две тысячи лет! Для вас, ши, это же немного?

— Не так уж мало. Однако я тебе это обещаю, — Мидир медленно повел рукой, и радуга вместе с фигурками истаяла.

Третий кукольный участник, принц на троне, хоть и был в тени, пропал последним, а глянул под конец весьма недовольно. Мидиру показалось даже, эта малявка погрозила ему тряпичным кулачком!

Волчий король прикоснулся к виску Этайн, окончательно погружая в сон, и решил поискать брата мыслью. Тревога была неясной, но она не покидала Мидира, а лишь усиливалась…

Мэллин, видимо исполняя вчерашнюю угрозу главного повара, чистил овощи. Вернее, уже закончил и теперь баловался, вырезая из них забавные фигурки. Сам себе фыркнул:

— Увидь это Воган, и я никогда не вылезу с кухни! Никогда! — сделал страшные глаза картофельной голове, чем-то напоминающей голову самого повара. — Вполне можно было применить магию для всей этой ерунды! — подхватил голову и передразнил бас Вогана: — Вкус, видите ли, не тот! — щелкнул изображение по носу. — Я принц, между прочим!

— Принц, принц, — улыбнулась ему возникшая в дверном проеме Лианна. — Доброе утро, принц!

Лианна — сияющая и прекрасная. Мидир, как и Мэллин, внимательно и с интересом оглядел будущую королеву дома Солнца, которой счастливое замужество явно шло. Золотые волосы струились по плечам и спине, без всякой прически сохраняя порядок; лицо с правильными чертами будто светилось, заставляя щуриться и отводить взгляд, не выдерживая долгого любования; светло-карие живые глаза словно подсвечивали предмет, на который смотрели. В костюме наблюдался небольшой беспорядок, но стоило отдать новобрачным должное — платье осталось целым и почти не помятым.

Сам Мидир к финалу дня собственной свадьбы оставил от одежд Этайн сплошные лохмотья. Он на мгновение задумался, вспоминая, как долго и церемонно проходило бракосочетание матери Лианны, и скривил губы.

Думать о разбирательстве с не менее прекрасной и не менее упорной, чем дочь, царствующей королевой второго по значимости дома пока не хотелось. Однако ощущение, что он на время стал отцом двух взрослых ши, было неожиданно приятным.

Как это Джилрой отпустил Лианну? Нет, не отпустил, поймал его мысленно Мидир. Витязь Неба, принявший дом любимой, решил не проходить в залу, а стоял в переходе, подпирая широким плечом стену и задумчиво разглядывая на носовом платке золотое шитье дома Солнца. Откуда его достала Лианна, и что он там хотел увидеть, оставалось загадкой. Однако эта мелкая тряпочка превратила витязя печального образа в витязя вполне счастливого.