От ГУЛАГа до Кремля. Как работала охрана НКВД-КГБ - Захаров Николай Львович. Страница 14
— А как быть с прикрепленными Саркисовым и На-дарая?
— Не волнуйся, в отношении их и особняка меры уже приняты.
Я вместе со своим заместителем Васильевым взял группу офицеров из резервного отделения и быстро приехал в Сосновку. Переговорив с комендантом, сказал ему об аресте Берия. Забрал у него пистолет и ключи от сейфа с оружием. Вызывая поодиночке, мы быстро заменили всех постовых, сказав им, чтобы они не волновались и ждали вызова из отдела кадров для получения нового назначения на другой объект.
Решив вопрос с охраной, мы с Васильевым вошли в дом и попросили горничную сказать хозяйке, что мы хотим с ней побеседовать.
Вскоре вышла хозяйка, Нина Теймуразовна Гегечкори, в цветном халате с неприбранной прической. Я попросил хозяйку присесть, так как боялся, что она при моем сообщении может упасть в обморок.
— Нина Теймуразовна, по поручению министра МВД Круглова я должен сообщить вам, что сегодня ваш муж Берия Лаврентий Павлович арестован.
— Что вы сказали? Этого не может быть! Ведь он же заместитель Маленкова. А еще кто арестован? — она заломила руки. — Я сейчас позвоню Круглову.
— Нина Теймуразовна, связь временно отключена, — сказал я.
— Так что, я изолирована?
— Нет, вы можете совершать прогулки по территории дачи, но из нее никуда до особого распоряжения не выезжать. Обслуживание пока остается, снабжение питанием прежнее.
Хозяйка с плачем поднялась и ушла.
Вернувшись на работу, я доложил министру о выполнении поручения и рассказал, как жена Берии вела себя при сообщении об аресте мужа.
— Хорошо, — сказал Круглов. — Можешь идти заниматься своими делами.
Н.Т. Гегечкори на следствии показала, что с 1940 года она не имела с Берия супружеских отношений. После суда над мужем, она уехала вначале в Тбилиси, а затем, кажется, в Киев к сыну Серго, который отсидел в тюрьме полтора года без предъявления обвинения. Серго издал книгу с вызывающим названием «Я сын Лаврентия Берия». В своей книге Серго оправдывает отца и напрочь отрицает все его злодеяния. Благодаря отцу, он — доктор физико-математических наук, закончил электротехническую академию связи, инженер-полковник. В Великой Отечественной войне не участвовал, награжден орденом Ленина, Красной звезды и пятью медалями. Женат на внучке великого Горького — Марфе Максимовне. На следствии показал, что докторскую диссертацию ему составили сотрудники теоретического отдела КГБ. «Сейчас я отчетливо понимаю, что поступил неправильно». Хотя в своей книге он и пытается оправдать отца, но весь наш народ знает, что оправданий этому злодею нет.
ХРУЩЕВ
В течение года я в основном знакомился с объектами охраны 1-го отдела в Москве, Подмосковье и на юге. Бывая на объектах, я стремился познакомиться с женами охраняемых и членами их семей, желая выявить их отношение к охране, что всегда являлось немаловажным фактором в нашей работе.
А отношения были неоднозначны. Их можно отнести к капризам жен охраняемых к обслуживающему персоналу: горничным, поварам, уборщицам. Не буду перечислять всех имен, но особенно этими капризами отличались жены Молотова, Суслова, Кагановича и секретаря ЦК Аристова.
В период так называемой великой дружбы к нам приехала на лечение жена Мао Цзэдуна — Чжан Цзо Линь. Отдыхала она в Крыму в Большом Юсуповском дворце, что в Мисхоре. Мне позвонил комендант и сказал, что жена Мао капризничает, недовольна обслуживающим персоналом, кричит и ругается. Грозит позвонить мужу в Китай. Девушки плачут и отказываются ее обслуживать. Посоветовавшись с Устиновым, я вылетел в Крым.
Встретившись с Чжан Цзо Линь, я понял, что она капризничает от тоски. Ей нужны были развлечения. У нее были претензии в отношении горничных: что-то не так ее раздевают, одевают, обувают и снимают обувь. И еще: почему ее поместили не на пляже, а приходится ездить на автомашине, хотя там есть прекрасная палатка, в которой можно было хорошо отдыхать. Узнав, что я специально приехал из Москвы, она утихомирилась. Я, видимо, ей понравился, потому что когда она приехала в Москву и остановилась на лечении в клиническом санатории Барвиха, она попросила со мной встречи.
Я приехал. День был погожий. Встретила она меня очень тепло, крепко и долго пожимала мои руки. Мы сфотографировались. Затем она пригласила меня в палату на обед. Я вежливо поблагодарил, сослался на большую занятость, поцеловал ей руку и уехал.
Со временем я узнал жен охраняемых по характеру, о чем мне поведали горничные и повара. Щедрость, доброжелательность были редкими проявлениями к обслуживающему персоналу, чаще скупость, неоправданный контроль и капризы. В этой ситуации обслуживающий персонал не всегда задерживался, не вынося унижения.
Жену Маленкова, которая вместе с мужем отдыхала в Крыму в Воронцовском дворце, сильно кусали кровососы-москиты, а его — нет, видимо, он был для них несъедобен. Вокруг Воронцовского дворца росла прекрасная кипарисовая роща, где гнездились москиты. Мы с вертолета опрыскивали эту рощу, но ничего не помогало. Однажды жена Маленкова пригласила меня в укромное место, подняла подол, открыв свои толстые ляжки, изъеденные москитами. «Вот что вы со мной сделали, видите?» Я смутился, но все же сказал, что мы приняли все зависящие от нас меры. Так что, может быть, поменять дачу?
«Нет, я больше так не могу! Я уеду в Москву!» и уехала, чему мы все были только рады.
Главным в подразделениях охраны является отношение охраняемых к сотрудникам вообще и особенно к «прикрепленным». Здесь основа — полное доверие. Стаж моей службы в охране позволяет мне заявить, что большинство охраняемых относились к охране и особенно к «прикрепленным» хорошо, но неоднозначно. Отдельные примеры показывают, насколько разными были эти отношения.
Последний начальник охраны Сталина Хрусталев рассказывал мне, что Сталин к охране относился хорошо, без всяких притязаний. Горничные, которых я принимал, навзрыд ревели у меня в кабинете, жалея «хозяина», как они называли Сталина. Повар его, Василий Судзиловский, был вообще у «хозяина» в почете. Высокий, красивый, сравнительно молодой, он был сильнейшим кулинаром. У меня на приеме он говорил, что Сталин его любил и всегда был доволен приготовленной пищей. Я назначил его начальником правительственной кухни Кремля, где он проработал долгие годы.
Очень хорошо относился к охране Ворошилов, который знал всех охранников по имени, на прогулках останавливался около постовых, интересовался их жизнью и бытом.
Хорошо относился к охране Н.С. Хрущев. Когда в Нью-Йорке американские корреспонденты пытались скомпрометировать нашу охрану и, в частности, меня, Н.С. Хрущев дал достойный отпор, сказав, что «советская охрана профессиональна и ведет себя правильно, не нарушая американских правил. Я ею доволен».
Другой пример: начальник отделения Столяров злоупотреблял спиртным. Хрущев это знал. На мое предложение назначить вместо Столярова его заместителя Литовченко Хрущев сказал: «Подождите! Поговорите с ним сами, может, исправится». Правда, впоследствии Столярова пришлось заменить. Кроме того, Хрущев любил заниматься на даче, на берегу реки Москвы, земледелием и нередко приглашал охранников разделить с ним работу.
При Хрущеве, действительно, было тяжело работать охране, так как Никита Сергеевич часто ездил по стране и за границу, что требовало всегда особой подготовки и напряжения сотрудников.
Я читал в некоторых воспоминаниях, что Хрущев был и груб, и циничен. Он якобы на коленях стоял перед Сталиным, умоляя оставить в живых сына, который в пьяном виде, стреляя в бутылку товарища на голове, убил его, попав лоб. Конечно, это тягчайшее преступление, а не легкомысленный поступок и за него следует жестоко наказать. Любящий отец имел право просить оставить сына в живых даже на коленях. Но при чем здесь цинизм? Кстати, сын Хрущева Леонид был помилован, отправлен в авиацию, где был ранен и лечился в Куйбышеве, а по выздоровлении вновь летал на фронте и погиб в бою с фашистами.