«Пятая колонна» Советского Союза - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 64

Но в то же самое время, когда поддерживались «вокально-инструментальные ансамбли», развернулись притеснения русских народных, казачьих хоровых, танцевальных коллективов. Для них не находилось денег, их лишали помещений, закрывали, распускали. Вытеснялись из репертуаров народные песни, заменяясь дешевками эстрады. Русским художникам ходу не давали, произведений не выставляли — зато множились выставки «авангарда». Возобновилось разрушение архитектурных памятников старины, а для реставрации объектов, якобы взятых под охрану государством, «не хватало средств». Вопреки всем постановлениям против «фальсификаторов истории» стало появляться все больше произведений, как раз и фальсифицирующих ее, изображающих исторические события и достижения России в пошлом и карикатурном виде. Антирусские нотки обозначались в прессе, в литературной критике, в театре.

Эти процессы были настолько заметными и приняли такой размах, что патриоты забили тревогу. Выразителем их позиции стал М.А. Шолохов, в это время уже фигура мировой величины и тоже ведь лауреат Нобелевской премии. В 1978 г. он обратился с письмом к Брежневу. Указывал: «Одним из главных объектов идеологического наступления врагов социализма является в настоящее время русская культура… Принижая роль русской культуры в историческом духовном процессе, искажая ее высокие гуманистические принципы, отказывая ей в прогрессивности и творческой самобытности, враги социализма тем самым стараются опорочить весь русский народ… Не только пропагандируется идея духовного вырождения нации, но и усиливаются попытки создать для этого благоприятные условия… Особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний. Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру…».

Приводился целый ряд примеров подобных безобразий, предлагались меры для экстренного выправления дел. Но патриоты были уже не в чести. От Брежнева письмо спустилось на рассмотрение в Секретариат ЦК, где М.В. Зимянин отписал: «Изображать дело таким образом, что культура русского народа подвергается ныне особой опасности… означает определенную передержку по отношению к реальной картине. Возможно, т. Шолохов оказался в этом плане под каким-то отнюдь не позитивным влиянием. Стать на высказанную им точку зрения означало бы создавать представление об имеющемся якобы в стране некоем сионистском политическом течении или направлении… это не соответствует действительности». А «выдвижение тезиса о русской культуре в качестве объекта особой защиты» было бы «чревато» по отношению к «культуре других народов». Следовало решение: «Разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране», и «никаких открытых дискуссий по поставленному им особо вопросу… не открывать». Как видим, у разрушительных сил уже в 1978 г. в самых верхах государства было «все схвачено».

В 1917 г. Россию удалось опрокинуть, когда она была тяжело больна. К новому переломному моменту в своей истории она тоже подходила совершенно больной. Чтобы расшатать и ослабить прежнюю, православную империю, врагам нашей страны потребовалось больше ста лет. Моральные устои коммунизма оказались гораздо слабее.

Язва двадцать шестая. «КОЛОННЫ» ПРИВОДЯТСЯ В ДЕЙСТВИЕ

Инерция стабильности и относительного благополучия в СССР нарушилась в 1982 г. Отправились в мир иной «серый кардинал» Суслов, а за ним и Брежнев. На его место неожиданно для многих выдвинулся председатель КГБ Ю.В. Андропов. Он взялся укреплять государство, замышлял решительные реформы. Но судить о них трудно. То, что успело проявиться, было слишком уж противоречивым. Был взят курс на наведение порядка во всех звеньях, в том числе и в самых «верхах». Покатились удары по «феодальным княжествам» — стали раскручиваться «узбекское», «сочинское», «рыбное» и другие дела, где были замешаны весьма высокопоставленные лица советской номенклатуры. Но все эти дела для народа не афишировались, из «номенклатурной избы» сор выносить не полагалось. Но наряду с этим имеются сведения, что готовился и новый удар по Православной Церкви — массированный и сокрушительный. Андропов вроде бы выступал патриотом. Однако именно он выдвинул в руководство Горбачева…

В экономике провозглашалась борьба за укрепление дисциплины, но одновременно ослаблялась централизация планирования и распределения, вводились «либеральные механизмы ценообразования». Проще говоря, цены скакнули вверх. А в утешение народу появилась более дешевая и отвратительная по качеству водка-«андро-повка». Но, повторюсь, судить о предполагаемых реформах очень трудно. Кто знает, как должно было быть, если этого не было? Единственное, что осуществилось широко и реально. — милицейские рейды по магазинам, парикмахерским, даже по баням. Чтобы ловить прогульщиков, которые в рабочее время шляются по личным делам. Да и вряд ли это придумал Андропов. Скорее, прихлебатели постарались. Причем подобные меры «укрепления дисциплины» никого не напугали, ни на кого не подействовали. Только породили массу анекдотов, а люди продолжали удирать с работы, чтобы занимать очереди за продуктами, носить в починку негодные телевизоры и искать по магазинам дефицитную одежду. Так и заглохли облавы из-за полной своей неэффективности и бессмысленности. А больше ничего осуществить Андропов не успел. К власти он пришел уже тяжело больным и в феврале 1984 г. отправился вслед за Брежневым, на кремлевское кладбище.

В кулуарной борьбе генеральным секретарем сделали К.У. Черненко, который еще при Брежневе считался его «наследником». Но он и подавно был дряхлым и недееспособным. За него рычаги управления дергали другие — и успели разве что тормознуть и замять слишком скандальные уголовные дела, начатые при Андропове. А в марте 1985 г., всего лишь после года «правления», пришла пора и для Черненко переселяться вслед за Андроповым.

Вот теперь интересы закордонных «сил неведомых», как и интересы «молодых реформаторов» в советском руководстве, совпали. К власти привели Михаила Сергеевича Горбачева. А дальнейшее стало «делом техники». Удары наносились надежно и сокрушительно. Когда Горбачев оказался во главе государства, воротилы «мировой заку-лисы» обеспечили экономическую диверсию — резко упали мировые цены на нефть. Поток «нефтедолларов», на котором, как на игле, сидела наша страна, внезапно усох. Правда, советские финансы держались не на одном, а на «двух китах», на экспорте энергоносителей и винной монополии. Но вторую опору успешно обрушил сам Горбачев, провозгласив антиалкогольную кампанию. Получилось очень эффективно. Финансы, экономика, социальные программы покатились в катастрофу. А под предлогом выхода из бедственного положения развернулась кампания «перестройки и ускорения».

Впрочем, об «ускорении» вскоре забылось. Ну а «перестройка» почему-то сказалась вовсе не в экономике, а в первую очередь, в политической и идеологической области. Во главу угла были выдвинуты очередные «разоблачения» Сталина. При Хрущеве это имело и важный практический смысл — объяснить «сталинизмом» все жертвы и неудачи коммунистического строительства, а тем самым приобрести новый кредит доверия в народе. При Горбачеве кампания стала самодовлеющей. Причем пошла она гораздо глубже. В 1950-х годах реабилитировались только Тухачевские и косиоры, истреблявшие русских людей, но никак не влиявшие на политический курс государства. Теперь отмывали и оправдывали главных эмиссаров «пятых колонн». Делали настоящего героя из Бухарина, реабилитировали Зиновьева, Каменева и иже с ними…

Официально оправдывать Троцкого все-таки воздержались. Слишком уж одиозная фигура. Но исподволь обеляли. Жалели как несчастного изгнанника, невинно убиенного по приказу тирана. А партийное руководство взяло на вооружение чисто троцкистские установки и идеи. Разве что без ссылок на Льва Давидовича, плагиатом. Обвинения Сталина и «сталинизма» целиком брались из его книг, его статей. Зачем лишнюю работу делать и что-то придумывать, если уже придумано и скомпоновано? Троцкистские теории использовались Горбачевым и для подавления своих противников в государственной верхушке. Их крушили под лозунгом «борьбы с бюрократией». Себя же Михаил Сергеевич, в противовес «бюрократам», относил к «революционерам». Даже брошюру с изложением своего курса он назвал весьма красноречиво: «Октябрь и перестройка: революция продолжается. 1917–1987».