Артефаки (СИ) - Вернер Анастасия. Страница 83
-- Отец твой. Случился.
-- Он что-то сделал?
-- Не знаю. Ты мне скажи. -- Она повернула голову и посмотрела на меня с некоторой обидой.
-- Я? А я-то чего? -- сглотнула испуганно.
Она всё-таки узнала о стажировке?!
-- Почему он пришёл? -- спросила мама. Ткнула сигаретой в пепельницу и повторила членораздельно: -- Почему. Он. Пришёл.
Я непонимающе нахмурилась. С ней очень тяжело разговаривать, когда она в таком состоянии. Совершенно непонятно, какого ответа ждёт.
-- Что ты ему сказала? Ты его видела? Ты к нему ходила? Ты жаловалась?
-- Что? -- опешила я. -- Мам, нет, клянусь тебе.
-- Он пришёл сюда, чтобы отобрать у меня дочь. -- Она глядела куда-то вдаль, потом злобно поставила бутылку на стол, а сама закурила ещё одну сигарету и откинулась на спинку дивана. -- Это я тебя растила. Я, а не он. Его не было в твоей жизни. Никогда!
-- Знаю, мам, не кричи. Разбудишь всех. -- Я мягко погладила её по плечу.
-- Он не знает, каково мне было. Я... у меня не было денег, но я смогла прокормить нас. А что сделал он? -- Она затянулась и выдохнула едкий дым. -- Днём мне приходилось брать тебя с собой на работу. Полугодовалого ребёнка в люльке. А ночью... ты никогда не спала. Только плакала... плакала... Он разве знает, что это такое -- не спать по несколько суток? Знает? Нет. Он никогда не кормил тебя с ложки. Ты никогда не бросалась в него едой. Он не видел твоих колик. Он не знает, каково это -- когда тебе из школы звонят и говорят, что дочь разбила голову. Навернулась на асфальте пока бегала с мальчишками и уже в больнице! Это Я тогда переживала. Не он.
-- Мам... почему тебя это так волнует? -- тихо удивилась я, глядя, как она бьёт указательным пальцем по сигарете, чтобы стряхнуть пепел. -- Он ведь и раньше приходил.
-- Добровольно -- никогда! Это я его просила, чтобы он бывал на твоих выступлениях в драмкружке! Это я заботилась о тебе, а он палец о палец не ударил!
-- Мам, тише.
-- Я этого не позволю! Не позволю ему приходить сюда и забирать у меня ребёнка! Ишь какой хитренький, дождался, пока ты вырастешь, и пришёл на всё готовенькое! Теперь тебя с ложечки кормить не надо, поэтому он решил, что может побыть заботливым папой!
-- Мам, не кричи, умоляю.
-- Он плохой, Эрин! Пло-хой. Ты можешь думать, что он подарит тебе золотые горы, но я его знаю. Знаю его! Он всех бросает... всех... ему не нужны люди, у него есть только наука. Только она ему важна. Он никогда не откажется от неё ради семьи. Ему не нужна дочь. Он бросит тебя так же, как бросил нас обеих двадцать лет назад.
Я осторожно обняла её за плечи, прижалась щекой к виску и проговорила:
-- Мам, прекрати себя накручивать. Он меня не забирает. Я к нему не ухожу. Всё хорошо. Успокойся, пожалуйста, ладно?
-- Просто не понимаю, за что мне всё это... -- шмыгнула она носом.
-- Не надо плакать, мам. Давай, мы это положим на стол, да? -- Я взяла почти дотлевшую сигарету, затушила и оставила бычок в пепельнице. Сама аккуратно начала вытягивать свою грузную маму с дивана. -- Пойдём в твою комнату. Тебе пора спать.
-- Я очень тебя люблю, котёнок, -- всхлипнула она.
-- Знаю.
Я отвела её в комнату, где храпел Рэм, уложила в кровать и накрыла одеялом. После этого взглянула на часы и поняла, что безбожно опаздываю. Кушать не стала, схватила рюкзак, ключи и выскочила на улицу.
Мы жили рядом с голубой веткой, поэтому я добежала до небольшого двадцати четырёх часового магазинчика, купила кофе с собой -- благо даже очередь стоять не пришлось; все пьяницы, что тут затаривались, уже сонно встречали рассвет на лавочках, -- и вернулась на платформу синей ветки.
На поезд успела как раз впритык, прошмыгнула в вагон и, запыхавшись, уселась на свободное место. Синяя ветка была второй станцией с конца, но в утренний час-пик вагон уже был наполовину забит.
Я глотнула немного кофе, чтобы избавиться от сухости во рту после бега.
-- Знал, что встречу тебя в это время, -- услышала голос Джоша рядом.
Едва не подавилась. Удивлённо повернула голову и уставилась на рыжего, склонившегося прямо надо мной. Свободных мест рядом не было.
-- Ты чего тут делаешь? -- выдохнула ошарашено.
-- Одна девушка не отвечает на мои звонки, -- пояснил он.
Джош был одет в мешковатый спортивный костюм. Я даже заподозрила, что он в нём спал. Казалось, парень, даже не умываясь, вылез из постели и поплёлся к платформе.
Как-то мы уже пытались с ним поговорить. Один раз. После того, как он обозначил меня своей девушкой.
Ключевое слово -- пытались...
-- Я ответила, но ты начал на меня наезжать, -- сказала ему хмуро, покосившись на других пассажиров. Вроде всем было до лампочки на чужие разборки. Да и общались мы негромко.
-- Я на тебя никогда не наезжал, -- сонно опровергнул он обвинение.
-- Да? Ты сказал, что я совсем обнаглела, и мне пора снизить свои запросы.
-- Я так не говорил. -- Джош покачнулся. Я чуть было не решила, что он пьяный, но потом поняла, что это из-за неровного движения поезда. Так как парень стоял, склонившись, то чуть не стукнулся лбом о мой лоб.
-- Серьёзно? Хочешь поспорить? Извини, у меня совсем нет настроения что-то тебе доказывать.
-- Ты на меня обиделась? -- "дошло" до него.
-- Конечно, обиделась, Джош, -- хмуро проговорила. -- По-твоему, нормально говорить мне такие вещи? Мне не понравилось, что ты ни с того ни с сего назвал меня своей девушкой, а ты начал грубить.
-- Да я не грубил! Я на эмоциях был! -- Если бы у него была возможность, он бы точно развёл руками.
-- Ты как маленький ребёнок, -- зло фыркнула я.
-- Ну прости. -- Рыжий состроил жалостливую мордочку. -- Ну прости! -- повторил он.
Когда поезд вновь покачнулся, Джошу это надоело, и он просто присел на корточки, а руки положил мне на колени.
Я опешила от его наглости.
-- Совсем сдурел?
-- Эрин, ну дурак я, ну прости, ладно?
-- За что ты извиняешься? -- выгнула я бровь.
-- Что наговорил тебе всего. Плохого.
-- И всё?
-- Извиняюсь за всё, что сделал не так, -- попытался выкрутиться парень в лучших традициях мужа, который понятия не имеет, в чём провинился, но знает, что проще извиниться, чем ссориться дальше.
-- Джош ты вообще ничего не понял, -- прошипела я, склонившись к нему ближе.
-- Ну так объясни мне, -- глядя щенячьими глазами, попросил он.
Ох как меня выбесила эта неспособность брать ответственность за свои поступки. "Ну объясни", "ну покажи". А самому допереть?
-- Джош, ты с чего-то решил, что мы с тобой встречаемся. При других людях ты назвал меня своей девушкой. А потом ещё и с какого-то перепугу начал предъявлять мне претензии.
-- Ничего я тебе не предъявлял.
Похоже, кто-то забыл свои гневные сообщения, когда с моего видеофона ему ответил Эван.
-- Опять началось? -- недовольно переспросила я. -- Если тебе проще всё отрицать, то этот разговор не имеет смысла. Иди куда шёл.
-- Эрин, прости меня! -- Он крепко сжал мои колени. -- Я не хотел тебя обидеть, честное слово. Прости!
-- Джош, не надо.
-- Я не хочу, чтобы мы ссорились из-за такой глупости.
-- Это не глупость!
-- Глупость. И ещё какая! Я ступил. Мы же так хорошо общались, вот я и решил...
-- Вот именно -- ты решил.
-- Ну Эрин, хватит дуться, я же извинился.
-- Джош, на меня и так постоянно давят в "Берлингере", решают всё за меня. В личной жизни мне нужна свобода. Люди не заводят отношения с бухты-барахты.
-- Ну у нас же не бухты-барахты.
-- Нет ещё никаких нас, как ты не понимаешь?
-- Почему нет?
Я удивлённо заглянула к нему в глаза. Он действительно не понимал.
-- Для отношений должна быть какая-то основа, фундамент. Чувства. У меня нет этих чувств, потому что я тебя слишком мало знаю, -- объяснила сдержанно.
Джош сперва совсем скуксился, но потом внезапно просиял.