Арифмоман. Дилогия (СИ) - Рудазов Александр. Страница 41

Сам Эйхгорн в медицине был полным профаном. Знал ровно столько, сколько знает любой нормальный человек. Этого хватило, чтобы поставить диагноз — тут кто угодно бы справился, — но вылечить себя Эйхгорн не мог. У него имелась только походная аптечка. Бинты, йод, несколько простых лекарств… а нужен хирург!

Эйхгорн слышал о врачах, что в критической ситуации вырезали себе аппендикс сами — но то врачи. Сам он имел о хирургии чисто теоретическое представление… да и инструментов у него нет…

При королевском дворе есть лекарь и костоправ — но первый врачует в основном изжогу у короля и мигрень у королевы, а второй вправляет вывихи и переломы. Никаких операций. Вряд ли кто-то вообще в этом средневековом мире умеет лечить аппендицит.

Разве что волшебством… да, конечно, волшебством! Надо срочно найти настоящего волшебника!

И тут Эйхгорн вспомнил о настойках, оставшихся в шкафу от прежнего хозяина башни. Там совершенно точно была микстура от боли в животе!

Извлекши ее на свет, Эйхгорн минут пять изучал темную жидкость. Он понятия не имел, что это за бурда, из чего сварена. Химического состава на этикетке нет, да и сама этикетка совсем потускнела, некоторые буквы почти не читаются. Срок годности почти наверняка давно закончился.

Какой вообще срок годности положен по ГОСТу волшебным зельям?

У Эйхгорна не было никакой гарантии, что эта сомнительная бурда поможет. Даже если это действительно что-то волшебное, а не просто вода с глиной, она называется «Микстура от боли в животе». Вовсе не «Микстура от аппендицита». Может, она лечит расстройство желудка? Или пищевое отравление? Или вообще грыжу? В животе очень много всякого может болеть.

Но хуже Эйхгорну от нее точно не станет. Решив так, он вынул пробку и залпом опорожнил пузырек.

Стало хуже.

Боль в животе не только не исчезла — она усилилась в разы! Эйхгорн едва сдержался, чтобы не закричать в голос, настолько плохо ему стало. Перед глазами все поплыло…

— Мэтр, вы все еще болеете? — донесся откуда-то звонкий голосок.

Эйхгорн не без труда понял, что провалился в бессознательное состояние и пребывал там… неизвестно сколько. Возможно, несколько часов. Его по-прежнему мутило, во рту было сухо, как в пустыне. Рядом валялся все еще включенный диктофон — интересно, что он там записал?

— Да… болею… — с трудом выдавил он.

— И волшебство не помогает? — посочувствовал Еонек.

— Нет… Я выпил микстуру… от боли в животе… но меня только сильнее скрючило!.. — пожаловался Эйхгорн.

— Что за микстура? Вы сами приготовили?

— Нет… от прежнего волшебника осталась… испортилась, наверное… Вон пузырек…

Еонек поднял пустой флакончик, пригляделся к этикетке, поковырял ее ногтем и укоризненно сказал:

— Мэтр, вы невнимательно прочли! Смотрите, тут же написано — это микстура ДЛЯ боли в животе!

Эйхгорн выхватил у него пузырек. И в самом деле. Между словами стоял предлог «I0», который читался как «аб» — «от». Однако на самом деле то оказалось не «0», а «θ», просто поперечная черта от времени стерлась! И читалось это уже как «ап» — «для»!

Чертовы каламбуры. Эйхгорн всегда их ненавидел.

— Но вы не волнуйтесь, мэтр, я нашел вам лекаря! — заверил Еонек. — Он уже поднимается, сейчас будет!

— Волшебника?.. — с надеждой прошептал Эйхгорн. — Пожалуйста, скажи, что это волшебник!

— Лучше, мэтр! Гораздо лучше!

В люк тем временем пролез мужчина лет сорока. Был он бледен, худ, со впалыми щеками. За спиной большой берестяной ранец, а одет… одет он оказался в рясу. Белую рясу с вышитым на груди зеленым листом.

— Здравствуйте, мэтр, — произнес гость. — Меня зовут брат Рокабриан, я прибыл врачевать вас.

Эйхгорн тихо застонал. Только этого не хватало. Его будет лечить монах. Ужас. Хорошо, если дело ограничится молитвами — от них, по крайней мере, хуже не станет.

А если этот тип сторонник кровопускания?

В любой другой ситуации Эйхгорн послал бы такого «врача» куда подальше. Но сейчас у него не было сил даже чтобы шевелиться. Он лишь мог слабо смотреть, как монах ставит ранец на пол и моет руки в миске с водой.

Что ж, он хотя бы моет руки… Уже что-то…

Несколько следующих минут брат Рокабриан осматривал страдающего землянина. Приложил ко лбу холодную ладонь, заставил открыть рот, тщательно прощупал живот и задал несколько вопросов о самочувствии, особенно интересуясь стулом. Эйхгорн покорно отвечал, хотя не видел в этом никакого смысла.

— У меня аппендицит! — наконец не сдержался он.

— Да, я уже понял, — невозмутимо кивнул монах.

— А, так вы знаете такую болезнь? — ядовито хмыкнул Эйхгорн. — Ну тогда вы должны и знать, что она не лечится!

— Зато оперируется, — сказал монах к великому удивлению Эйхгорна. — И если будет на то воля Бога Исцеляющего, сейчас я избавлю вас от этой хвори, мэтр.

Эйхгорн понял, что сбывается его худший кошмар. Монах собирается его оперировать. Врагу своему такого не пожелаешь.

— Может, не надо? — слабо запротестовал Эйхгорн.

— Если операцию не сделать в ближайшие часы, вы умрете, мэтр, — спокойно ответил монах. — Я не могу этого допустить.

— А анестезия-то хоть будет? — тоскливо спросил Эйхгорн.

— Будет, но местная, — ответил брат Рокабриан.

Эйхгорн недоверчиво моргнул. Монах понял слово «анестезия». Более того — он в курсе, что она бывает местная.

А потом брат Рокабриан раскрыл свой ранец, и глаза Эйхгорна полезли на лоб. Там лежали десятки разноцветных пузырьков и кулечков с порошками, но кроме того — там был полный хирургический набор! Тончайшие скальпели, ланцеты, иглы, пинцеты, зеркальца, пила, молоточек, долото, кусачки, плоскогубцы, расширители, отвертки…

Монах совершил странное движение — словно бы перекрестился, только лба коснулся дважды, в области бровей. Прошептав несколько слов, он извлек нож и нечто вроде шприца без иглы. Молниеносное движение — и нож рассекает Эйхгорну мышцу на бедре. В следующий миг брат Рокабриан вставил туда этот странный «шприц» и капнул какого-то раствора из пузырька.

После этого он просто уселся напротив и принялся выжидать, продолжая что-то бормотать. Эйхгорн полагал, что монах молится, но прислушавшись, обнаружил, что тот просто размеренно считает.

Досчитав до тридцати, монах встал и надавил Эйхгорну на живот.

— Чувствуете что-нибудь? — спросил он.

— Нет… — растерянно ответил Эйхгорн.

Он и в самом деле ничего не чувствовал. Боль исчезла полностью — вместе со всеми прочими ощущениями. Низ живота и верхнюю часть ног словно заморозили.

Монах кивнул, поставил рядом с собой ранец, смазал чем-то живот Эйхгорна и сделал первый надрез.

Выглядело это… невероятно. Худые руки мелькали с умопомрачительной быстротой, хватая то одно лезвие, то другое, рассекая, перетягивая и зажимая окровавленные кусочки. Инструменты так и порхали в тонких пальцах, скальпель вибрировал, точно живой.

На лице монаха ничего не отражалось. Полностью отрешенное, оно выглядело гипсовой маской. Молча и сосредоточенно он резал Эйхгорна, и тот видел это, понимал — но ничего не чувствовал.

Действительно, прекрасная анестезия.

Вот пинцет извлек наружу окровавленный отросток. Аппендикс. Эйхгорн смотрел на него затуманенным взглядом — и не верил.

Брат Рокабриан же прижал к разрезу гладкий темно-красный камень и попросил Эйхгорна:

— Подержите так, мэтр.

— Что это… за камень?..

— Эстетль. Его еще называют кровяным камнем.

— И что он… делает?

— Останавливает кровотечение.

Кровило действительно уже меньше. Монах вооружился иглой-крючком и произнес:

— Именем божьим, зашиваем разрез.

Через пару минут брат Рокабриан уже снова мыл руки, а Эйхгорн лежал на кровати, озадаченно глядя на живот. Онемение еще не прошло, но какие-то ощущения уже появились. Снова понемногу начинало побаливать, но теперь это была совсем другая боль. От операции, а не от воспаленного аппендикса.