Символ Веры (СИ) - Николаев Игорь Игоревич. Страница 4

Секунды остановились, встали в очередь, позволяя испить до дна именно этот момент. Миг торжества, когда все уже предопределено и ничего нельзя изменить. И взгляд близких зрачков изумрудно зеленого цвета неуловимо изменился. Удивление, безбрежное и бездонное, сменилось чем-то совершенно иным. Радостью?.. Узнаванием?..

Ее узкие, но сильные ладони легли ему на плечи. Прохладные губы ответили на поцелуй. Девятнадцатый понял, с ослепительной ясностью понял, как глуп и слеп был прежде. Как превратно и ошибочно толковал ее язвительность и насмешки.

Прежде.

Но наступило «сейчас».

И ничего уже нельзя изменить.

Они стояли между диваном и столом с проектором, обнимая друг друга так, как будто отпустить - значило потерять смысл жизни навсегда. Ее голова лежала у него на плече, а густые волосы цвета расплавленной меди согревали ему шею. Плечи под дамским пиджаком дрогнули, похоже, она беззвучно плакала. Но дьявольский огонь допинга растекался по жилам мужчины, опаляя каждый нерв, убивая страх, инстинкт самосохранения, любые чувства, кроме яростной готовности.

- Прости, - прошептал он, балансируя на тончайшей грани, что еще разделяла пробужденного демона и крошечный островок оставшейся человечности. Она молча кивнула, вряд ли понимая, что происходит сейчас. И чему суждено произойдет.

Выстрел хлопнул очень тихо, словно пальцами щелкнули. Стюард первой смены номер девятнадцать, он же номер три в боевой секции группы «Морлок», выпустил враз обмякшее тело женщины. Убитая гувернантка еще не успела осесть на паркетный пол, когда террорист развернулся всем корпусом и прострелил голову охраннику, сунувшему ладонь под пиджак. Девятнадцатый оскалился в безумной усмешке и шагнул дальше, вытянув руку, крепко сжав рукоять URE, обманчиво «дамского» на вид и опасного почти как армейский «кольт».

Все закончилось очень быстро. Охрана состава была готова к отражению любой атаки извне и к неожиданному предательству изнутри. Но удар оказался слишком быстрым, неожиданным и масштабным. Четверо террористов перебили стражу в вагонах за считанные секунды, потеряв всего одного бойца. Затем последовал короткий перерыв, ровно настолько, сколько требовалось, чтобы вооружиться пистолетами покойников. И выстрелы загремели вновь, выкашивая уже обслугу – бонн и компаньонов. «Морлоки» слишком долго готовились к акции, они не собирались рисковать даже в малости.

Девятнадцатый стоял, все еще скалясь в болезненной гримасе, со свистом втягивая горячий воздух сквозь стиснутые зубы. Его мутило, голова раскалывалась от боли – сказывались последствия допинга, на несколько минут разгонявшего реакции и рефлексы до физиологического предела. Ливрея была покрыта множеством алых брызг, по шее струилась тонкая красная ниточка – еще одна гувернантка оказалась подготовленным агентом. Ее пуля скользнула по коже, чудом разминувшись с артерией.

Террорист невольно глянул в ту сторону, где находился броневагон охраны. Там постоянно находилось полное отделение бойцов при полном вооружении, включая пулеметы, если бы «церберы» вмешались в потасовку, у «морлоков» не было бы ни единого шанса. Но стальная дверь, камуфлированная деревянными панелями, оставалась неподвижной. Это значило, что таймер на хорошо спрятанном баллончике с маркировкой «Роллинг-Анилин» сработал в строго отмеренную секунду.

Восемнадцатый покачнулся, с трудом оперся о стену вагона, оставляя на изысканных шелковых обоях кровавые следы. Его тоже зацепило, но куда серьезнее. Командир группы быстро перезарядил «Смит-Вессон», все еще истекающий пороховым дымком.

- Сможешь дальше? – коротко спросил он у раненого. Тот молча качнул головой, силы стремительно покидали восемнадцатого, он уже не мог стоять и осел на пол, вытянув ноги в проход.

- Сам? – коротко уточнил командир. Раненый снова кивнул, поднял пистолет в дрожащей руке. Когда хлопнул одинокий выстрел, никто не оглянулся и не посмотрел на товарища. Мертвым не нужно сострадание или участие, а живых поджидала самая главная часть работы.

Чтобы собрать всех детей в одном вагоне потребовалось всего две минуты. Никто не пытался спрятаться, сбежать или как-либо помешать захватчикам. Похищения являлись частью профессионального риска всех «погонщиков прогресса», независимо от возраста. Поэтому каждый ребенок в поезде был соответствующим образом подготовлен и выучен. Никакого сопротивления, никаких прямых взглядов и обращений к бандитам. Полное, беспрекословное исполнение их приказов, покорность и терпение. Главное – сохранить драгоценные жизни и здоровье будущих повелителей мира. За них заплатят выкуп, вернут домой, а дальше проблему станут решать каратели корпоративной полиции, пинкертоны и частные армии.

Взгляд девятнадцатого зацепился за ярко-розовое пятно – та самая девчонка, которую сопровождала рыжая телохранительница. Ребенок, как и все остальные, стоял на коленях, высоко подняв руки. Неожиданно для самого себя бывший стюард наклонился и посмотрел ей прямо в глаза. Огромные, бездонные глаза василькового цвета, без единой слезинки.

От этого ему почему-то полегчало.

- Нам не нужны оправдания и прощение, - спокойно, холодно произнес командир, и строки «Литании ненависти» прозвучали особенно зловеще среди роскоши ExpressZug. – Вы высоки, но есть те, кто выше.

- Вы сильны, но есть те, кто сильнее, - продолжил девятнадцатый, крепче сжимая рукоять пистолета.

- Надежда – солнце для мертвых. Живые не надеются, они берут судьбу в свои руки, - вновь принял эстафету командир.

- Неприступны башни, в которых вы скрываетесь, высоки и крепки стены их. Но есть двери, - вымолвил финальную строку стюард.

- Ваши судьи войдут без зова.

Солнце почти закатилось за горизонт. Вечер набросил серо-синий полог на снежный лес и поезд, скользящий среди заснеженных деревьев, как игрушка на серебряной нити. Ни единого звука не проникало наружу, через прочные стенки, лишь мягко светились окна вагонов, в которых мелькали частые яркие вспышки.

* * *

- Что они сделали не так? – спросил гость.

- Что? – слепец будто очнулся ото сна, вскинул голову и привычно стукнул четками.

- Почему вы всех убили? Что пошло не так?

Старик улыбнулся, добродушно и открыто. Тем страшнее оказались его последующие слова.

- Все произошло именно так, как и было задумано.

- Что?.. – теперь спросил уже гость. В комнате было умеренно тепло, но ему неожиданно показалось, что одежда обледенела.

- Видишь ли, практический терроризм – это инструмент для достижения каких-то конкретных целей. Мы же воспринимали террор, как форму искусства.

- Искусства? – переспросил гость и коснулся мочки уха, словно сомневался в собственном слухе.

- Да. Именно поэтому мы были самым страшным врагом для всех этих «платиновых» и «бриллиантовых». Мы превратили терроризм в театральные постановки, непредсказуемые и яркие. И устрашающие. «Морлоки» не надеялись изменить мир, потому что понимали – это невозможно. Наши действия в глобальном масштабе – как булавочные уколы, сколь бы яркими они не были. Мы просто творили возмездие максимально ужасным способом. Поэтому ничего не «пошло не так». Все именно так и задумывалось.

- Пожалуй, я не ошибся в выборе, - внезапно сказал безымянный гость после краткого молчания. И с неожиданным пониманием вымолвил:

- В свое время мне довелось встретиться с одним необычным человеком. Это было давно, и все же я запомнил его слова – «Люди спрашивают, где был Бог, когда на свете творилось то или это? Они не видят очевидного ответа. Что бы ни происходило, Он всегда на своём месте - в элитной ложе. И человеку следует играть свою роль как можно лучше»^[1]. Я с ним не согласился, по очевидным причинам, но думаю, вам нашлось бы, о чем поговорить.

- Да, умно сказано, - согласился старый террорист, обдумав слова неизвестного философа. А затем вернул разговор в изначальное русло одним кратким вопросом.