Да не опустится тьма - де Камп Лайон Спрэг. Страница 26

— Какой кампании?

— Второе: мне ведомы пути, недоступные простому смертному. Третье: мы здесь для того, чтобы повести твои войска против греков и разгромить их.

— Вы оба безумцы! Я отдам вас под стражу…

— Ну, ну, выслушай же нас до конца. Тебе известно о моем… э-э, даре предвидеть последствия некоторых решений?

— М-м, до меня доходили кое-какие слухи. Но если ты рассчитываешь хитрыми речами…

— Именно. Сейчас король поведает тебе о том, как я предсказал неминуемое покушение Оптариса на его жизнь и как использовал свое знание, дабы расстроить планы мстительного гота. Могу предьявить и другие доказательства своего дара. К примеру, скажу, что помощи из Равенны ты не дождешься. Что Велизарий подойдет к Риму в ноябре. Что папа убедит твой гарнизон покинуть город до прихода врага. И что ты останешься на посту, но будешь схвачен и увезен в Константинополь.

Лиудерис шумно выдохнул.

— Ты в заговоре с дьяволом? Я ни единой душе не говорил о своем намерении оставаться здесь до конца, и все же тебе об этом известно!

Потребовался час, чтобы Лиудерис, обуреваемый сомнениями, наконец спросил:

— Хорошо, как ты думаешь выступить против греков?

— Мы знаем, — ответил Пэдуэй, — что они подойдут по Латинской дороге, поэтому нет смысла держать гарнизон в Террачине. Вместе с ним, сколько ты сумеешь собрать людей к концу следующего месяца?

— Если вызвать отряды из Формии — тысяч шесть-семь, лучников и копейщиков примерно поровну.

— Предположим, я укажу тебе хорошую возможность напасть на греков. Ты согласишься повести войска?

— Не знаю. Надо подумать. Если нашему королю — прости, благородный Теодохад, я имею в виду другого короля — суждено потерпеть поражение… возможно, и стоит рискнуть.

— У Велизария около десяти тысяч солдат. Две тысячи он оставит в Неаполе и других южных городах, однако все равно сохранит некоторый численный перевес. Хочу заметить, что отважный Виттигис ударился в бегство, имея в своем распоряжении двадцать тысяч человек.

Лиудерис смущенно пожал плечами.

— Верно, это не назовешь мудрым ходом. Но он ожидает подкреплений из Галлии и Далмации.

— Твои люди готовы к ночным атакам? — спросил Пэдуэй.

— К ночным атакам? Ты имеешь в виду — нападать на противника ночью? Нет. В жизни ничего подобного не слышал. Сражения всегда происходят днем!

— То-то и оно. Поэтому ночная атака имеет все шансы на успех. Правда, надо будет специально потренироваться. Необходимо выставить на дорогах патрули и не пропускать людей, которые могли бы разнести вести до Равенны. Кроме того, мне нужны опытные строители катапульт. Да, и еще: назначь меня в свой штаб — у тебя штаб есть? Пора обзаводиться! — с приличествующим положению окладом…

Пэдуэй лежал на вершине холма и наблюдал в подзорную трубу за византийцами. Греческий авангард состоял из нескольких сот конных гуннов, за которыми стройной колонной шли две тысячи кирасиров — самых грозных солдат в мире; низкое вечернее солнце поблескивало на пластинах их кольчуг. Затем следовали тысячи три пеших лучников, и замыкали войско еще две тысячи кирасиров.

Лиудерис, лежащий рядом с Пэдуэем, сказал:

— Ja, ja, вижу какой-то сигнал. По-моему, они ставят лагерь. Мартинус, как ты догадался, что они выберут именно это место?

— Элементарно. Помнишь маленькое устройство, которое крепится к колесу фургона? Оно измеряет пройденный путь. А зная точку отсчета и сколько греки проходят в день, остальное вычислить несложно.

— Поразительно! Ты обо всем ухитряешься подумать! — Большими доверчивыми глазами Лиудерис напоминал Пэдуэю святого Бернарда. — Велеть инженерам устанавливать «Брунгильду»?

— Пока не торопись. Когда зайдет солнце, мы определим расстояние до лагеря.

— Но как это сделать, чтобы при этом нас не увидели?

— В свое время покажу. А пока проследи за тишиной и порядком.

Лиудерис нахмурился.

— Моим людям не по нраву холодный ужин. Если не стоять у них над душой, кто-нибудь обязательно разведет костер.

Пэдуэй вздохнул. Он уже порядком намучился с темпераментными и недисциплинированными готами. Сегодня они, словно маленькие ребятишки, безудержно восторгаются планами Загадочного Мартинуса, как его называли, а завтра могут бунтовать против введения строгих правил. Пэдуэй справедливо считал, что ему самому не следует командовать, поэтому отдуваться приходилось Лиудерису.

Византийцы быстро и умело разбили лагерь. Вот настоящие солдаты! Готам долго еще учиться подобной слаженности. Какой, к примеру, шум поднялся, когда Пэдуэй потребовал людей на обслуживание катапульт. Управляться с катапультой — не мужское занятие, оно, видите ли, не к лицу настоящему воину!.. Чтобы высокородные копейщики сражались пешими, словно толпа рабов?!.. Пэдуэй разлучил их с лошадьми хитроумным путем: он, точнее по его наущению Лиудерис, объявил о формировании специального отряда, куда будут приниматься только лучшие из лучших, и добавил, что впоследствии кандидаты будут даже платить за вступление.

Темнело. В подзорную трубу едва различался генеральский штандарт над большим шатром. Возможно, одна из фигурок около него — Велизарий. Был бы сейчас пулемет… Но зачем зря мечтать, пулемета нет и не будет; удастся со временем сделать заряжаемый со ствола мушкет — и то огромное достижение.

На штандарте виднелись буквы: «СНР» — сенат и народ Рима. Армия наемников, состоящая из гуннов, мавров и анатолийцев, под командованием славянина, работающего на выходца из Далмации, который правит в Константинополе и не имеет никакого отношения к Риму, — эта армия называет себя Армией Римской Республики, и ничего странного в этом никто не видит!

Пэдуэй встал, крякнув под тяжестью плетеной кольчуги, с помощью тригонометрии прикинул расстояние до вражеского лагеря и, мысленно отсчитав от него четверть мили — радиус действия «Брунгильды», — определил место для установки катапульты. Из лагеря доносились обрывки песен. Очевидно, план Мартина — «забыть» под носом у византийских фуражиров телегу, груженную бренди, — успешно сработал, несмотря на известную неприязнь Велизария к пьяным солдатам.

Принесли мешки с серной пастой. Пэдуэй взглянул на часы, благополучно извлеченные из тайника в стене, — почти полночь.

— Все готово? — спросил он. — Поджигайте первый.

Мешок положили в ложку, подожгли промасленные тряпки, и Пэдуэй лично дернул за пусковой шнур. «Сссс-бомм!» — сказала «Брунгильда». Воздух прочертила огненная парабола. Мартин взбежал на вершину холма, который закрывал их позицию. Как мешок влетел в лагерь, он не видел, но пьяные песни прекратились, а вместо них возник гул, будто кто-то потревожил осиное гнездо. Сзади в темноте защелкали бичи, заскрипели веревки — в систему блоков и шкивов, придуманную Пэдуэем для скорейшего взведения рычага, впряглись лошади. «Сссс-бомм!» Тряпки погасли, и мешок ушел к врагу невидимый и безвредный. Ничего, через несколько секунд последует другой. «Сссс-бомм!» Гул набрал силу, стали слышны отдельные крики.

— Лиудерис! — позвал Пэдуэй. — Давай команду!

Во вражеском лагере заржали лошади — двуокись серы пришлась им не по нраву. Хорошо, можно надеяться, что византийская конница будет дезорганизована. Среди общего шума Пэдуэй различил лязг и бряцанье выступивших готов. В лагере что-то ярко загорелось, и языки пламени высветили подбирающихся к противнику готских солдат — рот и нос каждого закрывала мокрая тряпка, а большие круглые щиты для распознавания были выкрашены в белый цвет. Отблески оранжевых огоньков тлеющей серы играли на шлемах и обнаженных мечах. Уж что-что, а напугать такое воинство могло кого угодно.

Когда готы подошли к лагерю, шум усилился десятикратно: добавилась симфония кузнечного перезвона мечей. Потом атакующие и обороняющиеся смешались, и уследить за боем стало невозможно.

Один из механиков доложил, что мешки с серой кончились.

— Что нам теперь делать?

— Ждите дальнейших распоряжений, — ответил Пэдуэй.