"Зэ" в кубе (СИ) - Валерина Ирина. Страница 36

Он неотрывно смотрел на неё, обуреваемый похотью. Эвику охватила гадливость, и от этого она, до сих пор пребывавшая в вязком оцепенении, будто проснулась. Гнев взвился в ней тугой пружиной, сметая страх и трусливые доводы рассудка.

Не раздумывая, она сделала шаг вперёд и вкатила Тану звучную пощёчину. На его лице отразилось изумление, но тут же выражение изменилось. Зверская, перекошенная гримаса открылась глазам Эви. Она не успела испугаться – осатаневший Тан рванулся к ней, на ходу сделал подсечку. В считанные секунды она оказалась на полу, распятая, почти расплющенная весом обезумевшего скота.

– Осмелела, хакри?! Руки распускать смеешь? Не знаешь, кто ты есть и для чего предназначена? Так я тебе сейчас предметно объясню, разложу, йорт, на составляющие, раз уж твой идиот-муженёк забыл о заветах великого предка и не занимался твоим воспитанием! – Тан, дрожа от возбуждения, пытался сорвать с неё одежду, но домашний комбинезон из поллака, реагируя на резкие движения, не поддавался, постепенно уплотняясь до толщины защитного костюма.

– Сними сама, потаскуха! Сними, говорю!! Я же тебе добром предлагал – даже тогда, когда ты с чужой начинкой ходила! Шлома, все шансы имела устроиться – меня ж прёт от тебя так, что ни одну суку больше не хочу, только на тебя стоит!

Безуспешно пытаясь спихнуть его с себя, задыхаясь от омерзения и физической нехватки воздуха, Эви молча отталкивала его руки и отворачивала лицо. Нереальность происходящего захлёстывала её, мысли путались, сознание плыло. Только образ Кира, безутешно плачущего где-то в глубинах порабощённого Дома, удерживал её от падения в пропасть беспамятства.

Тан, уставший от бесплодных попыток раздеть Эви, отвалился в сторону, продолжая левой ногой прижимать её к полу.

– Какая ж ты упрямая тварь, а? Думаешь, не найду управы на тебя? Ну вот точно шлома. Да я прямо сейчас пойду, разыщу твоего щенка, принесу сюда – и посмотрю, как ты дальше артачиться будешь, когда я ему пальцы один за другим лазерными ножницами отщёлкну. То-то он повизжит, пока не сдохнет от болевого шока, прикинь? Спорим, на коленях молить будешь, чтобы я тебя во все дыры оттрахал?

У Эви помутилось в голове. Ужасную картину, в красках описанную Таном, невозможно было допустить даже в воображении – срабатывали защитные блоки психики. Она усилием воли отогнала дурноту – терять сознание сейчас означало подвергнуть Кира смертельной опасности! Если этот подонок в самом деле его найдёт, никаких шансов не останется. Что же делать, что делать?! Если бы Аш был здесь, если бы Аш вернулся!

Отчаяние подкатило к горлу колючим комом, и Эви не сразу поняла, что дикий протяжный вопль «А-а-а-а-а-а-а-ашш!!!» принадлежит ей.

Объяснить, что произошло дальше, Эви не могла. Для неё, погружавшейся в ватную тишину, время сперва неимоверно растянулось – она ещё видела, как кривятся губы Тана, как медленно раскрывается его рот, как ворочается обложенный налётом язык, силясь выдавить из тёмного нутра ещё бо́льшую мерзость, но она уже не слышала, не понимала, и в этом было бы какое-то личное торжество, если бы не малыш… ма-лыыш… мм-малыш-ш-ш-ш…

И тут время скакнуло, как соскочившая взведённая пружина. Отчего-то стало много воздуха, Эви задышала так часто, словно хотела надышаться наперёд. С этого момента всё невероятно ускорилось. В комнату ворвался Аш. От увиденной картины лицо его мгновенно побелело, губы дёрнулись в какой-то невероятной сейчас усмешке, а зрачки превратились в иглы, вонзившиеся в Тана. Тот вскочил на ноги, но не успел среагировать – в следующую секунду оказался прижат к стене. Левая рука Аша сдавила его горло так, что хрящи трахеи хрустнули, а правой Аш принялся молотить по лицу «друга» без остановки. С рассечённой скулы безостановочно текла кровь, на губах Тана вздулись тёмные пузыри. Он пытался что-то сказать, когда Аш два раза всадил локоть ему в челюсть и увидел, как на пол полетели выбитые зубы. Тан полетел в угол как тряпичная кукла, но Аш ещё не утолил свою ярость.

– Пс-саай, – сдавленно прохрипел Аш, приближаясь к поверженному, который глухо стонал и прикрывал лицо ладонями.

Оглянувшись на Эвику, смотревшую на него потемневшими, широко раскрытыми глазами, Аш снова закричал:

– Псай! Псина!! Что ты наделал?!

А потом обрушил на распростёртого Тана град ударов, ногами ломая его рёбра, стараясь попасть по лицу, и каждый его стон был музыкой для ушей разъярённого Аша.

После того, как в помещение вломились широкоплечие рослые функционалы отряда экстренного реагирования, Эви перестала что-либо понимать. Голова кружилась всё сильнее, поэтому она старалась смотреть только на Аша, но он постоянно перемещался, потом вокруг него теснили кольцо, напирали, угрожали чужие тёмные люди…

Когда она пришла в себя, вокруг царила кромешная тьма. Ощущение свободного падения, непринадлежности пространству было так велико, что Эвика не удержалась от вскрика. И тут же из бесконечной темноты пришёл ответ – родной, любимый голос: «Не бойся, милая, я здесь, ты не одна».

– Аш, где ты, где?! Прикоснись ко мне, дай руку! Почему я ничего не вижу?

И снова – ласковое касание словом:

– Ничего не бойся. Слушай меня. Сосредоточься на моём голосе.

Эвика судорожно закивала головой, словно он мог её увидеть:

– Слышу, любимый, слушаю, говори!

– Эви, мы с тобой в кубе небытия. Название звучит пугающе, да, но на деле это всего лишь… – Аш замер, подбирая сравнение, – ну, камера предварительного заключения, скажем так. Куб устроен так, чтобы я не мог взаимодействовать с пространством, влиять на него, открывать порталы. По сути, это клетка для демиургов. Скоро будет суд. Судить будут меня, тебя это не коснётся, я уверен.

– Дорогой, с кем Кир? С ним всё хорошо? – в голосе Эви звенела тревога.

Аш неслышно выдохнул – он опасался, что после всего произошедшего психика Эви могла травмироваться. Но раз она первым делом спрашивает о сыне, возможно, всё не так плохо.

– Да, родная, он в порядке, за ним присматривают детские специалисты. Его никто не обидит, даю слово. Жизнь любого элоимского ребёнка священна.

Эви сразу же вспомнила мерзости Тана – лазерные ножницы, пальчики Кира – и содрогнулась.

– Аш, ты уверен, что никто-никто его не обидит? До него не сможет добраться… Тан?

В голосе его явственно проступил металл:

– Не тревожься, этот скот ещё нескоро сможет добраться даже до толчка без посторонней помощи. Жаль, что я его не убил. Единственное, о чём жалею.

Она прерывисто вздохнула:

– Жаль. Жаль, что я не смогла это сделать. Мне так страшно, Аш… Всё закончилось, да?

Аш стиснул челюсти, скрипнул зубами:

– Вот уж дудки! Ничего не кончилось. Мы вместе. И будем вместе всегда. Откуплюсь. Продам с молотка всё движимое и недвижимое. Из отца вытрясу свою подъёмную долю, которую он зажилил. Выстоим, родная. Ты только люби меня, слышишь?

Эвика ощутила, что по щекам текут тяжёлые, горькие слёзы. «Вот же глупый, родной, любимый, глупый такой! Кого же ещё любить, если не тебя и мальчика?».

Выдохнула, кусая губы:

– Только тебя люблю. Тебя и сына. Никто никогда вас не заменит. Ни на что не променяю. Ты только вытащи нас отсюда, вытащи, Аш!

– Вытащу. Сказал же – значит, вытащу. А сейчас поспи, девочка, силы нам ещё понадобятся. Скоро придут, с судом тянуть не станут. Спи, я с тобой. Всегда с тобой.

Эви вскоре задремала, но сон её был тревожным, она то и дело вскрикивала, бормотала, но всякий раз, услышав шёпот Аша, стихала, забывалась в очередном тяжёлом сне.

Никто не приходил за ними, а ночь всё длилась, длилась, длилась…

Глава 9

Безостановочно плакал Кир – громко, отчаянно. Эвика, метавшаяся по длинному тёмному коридору, странно закругленному сверху и снизу и поэтому похожему на трубу (или – эта мысль появилась давно и не отпускала – на внутренности гигантской змеи, проглотившей не только её и Кира, но и весь мир), открывала одну за другой бессчётные двери, всякий раз зная, что и эта, очередная, комната окажется пустой. А где-то рядом, совсем близко, её ребенок заходился в истошном крике, и не только голод был в его плаче, но и тоска, глубокая, страшная, не совместимая с жизнью.