"Зэ" в кубе (СИ) - Валерина Ирина. Страница 4
– А ну смотри на меня, я с тобой разговариваю! И ты, Кир, смотри, учись, как с ними обращаться! Запомни, сын, это – тварь! Она когда-то была создана помыслом мужчины и для мужчины! Поэтому должна знать своё место, как всякое сотворённое. Когда вещь не выполняет свою функцию мы её что...? Правильно, ремонтируем! А для них лучший ремонт – хорошая порка! Смотри на меня, идиотка! – Аш-Шер распалял себя всё больше, явно желая пустить в ход кулаки. Шав едва заметно вздохнула и подняла взгляд на мужчину. Глаза её смотрели смиренно, но от внимательного Кира не ускользнуло ироничное выражение, мелькнувшее на лице Шав.
– Простите меня, господин, я неловкая и бестолковая, ни на что не пригодная глина, и только Ваша воля удерживает меня в этом прекрасном мире. Я неустанно возношу хвалу Вашему милосердию, позволившему мне увидеть свет, и преклоняюсь перед Вашим терпением, которым я, неблагодарная, постоянно злоупотребляю. Позволено ли мне будет искупить свою вину? – Шав являла собой образец послушания, но при этом странным образом ухитрялась быть хозяйкой положения. Аш-Шер стоял посреди столовой, поддев большими пальцами ремень, и покачивался с носков на пятки. Кир замер – отец мог почуять подвох и пойти в разнос. «Клянусь, я не позволю ему ударить Шав!». Ярость закипела в нём, кровь бросилась в голову, затмевая рассудок. Шав, неизвестно каким чувством уловив происходящие в нём перемены, незаметно встала между сыном и отцом.
Аш-Шер шумно выдохнул и потянул вниз узел тёмно-сиреневого галстука.
– Всё, хватит, надоело. Ты бездарна и тупа, но твоим воспитанием я займусь чуть позже. Иди, подготовь мне релакс-капсулу, хочу расслабиться, у меня был трудный день. Потом я продолжу разговор с тобой. А ты, – он вперил в Кира указательный палец, – хорош возле бабы на кухне отираться, иди учиться! Дополнительное занятие по истории сотворения мира – потом ответишь мне от и до и попробуй только запнись хоть где, сам знаешь, что будет!
Аш-Шер резко развернулся и, вопреки собственным привычкам, вышел сквозь стену. Шав улыбнулась: «Ну вот и всё, обошлись малой кровью», но внезапно помрачнела, уловив горькую двусмысленность фразы.
– Шав, я не хочу быть таким, как он. Не хочу. Не могу. Но что я вообще могу? Желания мне не принадлежат, прав у меня нет. Выбора тоже. – Голос Кира звучал глухо. –
Инициация открывает путь – но он только один: стать демиургом. Таким, как отец. Это если я пройду обряд, конечно. А если не пройду? В трибы? Жить в унитполисе, клепать ненужные вещи и смерти ждать? Лучше сразу умереть!
Шав смотрела на него, не отрываясь, лицо её выражало смятение.
– Нет, мальчик, хороший мой, так не нужно. Прошу тебя, перестань о таком думать. У тебя другой путь, он скоро откроется тебе...
– Какой другой, Шав, какой другой?! Я элоим, я рождён для творения миров, для разделения света и тьмы, для отделения воды от тверди, для кар небесных, для глины, дерьма и крови! Здесь все элоимы, тебе ли не знать? Кто мне даст другую жизнь, кто позволит выбрать иной путь?!
– Т-ш-ш, дорогой, успокойся. Поговорим перед сном. Видно, время уже пришло. И ещё, милый, – ни в коем случае не говори отцу о семенах и тем более о Шивай...
– Шааав, где мой релакс?! Ты что, в самом деле хочешь нарваться?! Иди сюда, паршивка, пока я вконец не разозлился! – от рёва отца травка, заботливо приманенная в дом ворожбой Шав, окончательно пожухла и скукожилась.
– Иду, мой господин, бегу, простите нерадивую служанку! – улыбнувшись Киру, она поспешно вышла.
Кир сидел в столовой, привалившись спиной к дереву Шав. Морщинистая кора приятно грела спину, словно дерево отдавало накопленное за день тепло. Кажется, это была яблоня, однако утверждать наверняка Кир не стал бы, поскольку не очень хорошо разбирался в реликтовых видах. Так или иначе, но от мягко упавшего в траву плода он не отказался – обтёр круглый бок о шорты и откусил сочный кусок. Плод оказался сладким и пахнул отчего-то как кожа Шав. Или же это кожа Шав пахла яблоком? Кир попытался определить и запутался. ...Да какая разница, Шав всё равно слаще любых яблок! Поймав себя на этой мысли, Кир густо покраснел. В последнее время его всё сильнее одолевало тёмное желание, от которого мутнело в голове и тяжелело в пахе. Конечно, он был хорошо осведомлён о физиологических изменениях, происходящих с его телом, и мог перечислить все этапы пубертатного периода, с лёгкостью оперируя при этом медицинскими терминами, но оказался психологически не готов к тому, что фокус его желания сосредоточится на галме[1] отца. Время для создания собственной галмы для Кира ещё не пришло, право на владение такими игрушками имел только элоим, достигший двадцатилетнего возраста и успешно прошедший инициацию (впрочем, неуспешных не было – их попросту больше никто не видел). Юношам вроде Кира дозволялось до семи раз в месяц прибегнуть к услугам виртуальных галм, созданных специально для подростков и находящихся в общей собственности. Снимать напряжение чаще было строжайше запрещено. Прибегать к мастурбации – тем паче. Имя Он-Нана, первым пролившего драгоценное семя на мёртвую глину, было табуировано, но все подростки знали, что он плохо кончил. По мнению взрослых элоимов, рукоблудие открывало отступникам простор для различных манипуляций, поскольку совершалось втайне, и его было сложно проконтролировать. Одним из важнейших условий успешного прохождения инициации было обретение контроля над сексуальной энергией, без которой невозможно никакое творение. Энергетическое истощение было для элоима смерти подобно – все созданные им миры держались в физическом плане только за счёт постоянной подпитки его энергией.
Несмотря на уже полученное и завизированное отцом разрешение, Кир ни разу не ходил к иллюзорным галмам. Морок там наводился крайне искусно, полнота ощущений гарантировалась производителем – корпорацией-монополистом «Ганнэден»[2], но Кир не желал обманок. Он вожделел Шав и осознавал это – равно как и то, что желание его преступно, поскольку в своих мыслях он посягал на собственность отца. «Ибо сказано: кто смотрел на чужую галму с вожделением, тот уже прелюбодействовал с ней в сердце своём, а значит, предавал равного ради мёртвого». Идиоты! Это Шав-то – мёртвое? Да к её рукам трава тянется, и цветы поют в гамме золотого света, когда она рядом с ними проходит!
От ветхозаветных талмудов несло прелью веков, их запросто можно было скинуть в самый тёмный сундук сознания и благополучно забыть, но оставалась объективная реальность, от которой так легко избавиться не получалось.
Думать о том, что сейчас происходит между Шав и отцом, было крайне неприятно. А в том, что это вот самое, крайне неприятное, между ними происходит, можно было не сомневаться – после каждой ссоры отец призывал Шав, закрывал свою часть дома куполом оглушения и не отпускал её от себя порой до целых суток...
Кир вскочил на ноги и с силой стукнул кулаком по стволу дерева. То в ответ осыпало его дождём сухих листьев. Просторный купол начарованного Шав неба потемнел, низко над горизонтом уже прорезались первые вечерние звёзды, и в столовой ощутимо посвежело. «Ничего себе… А дождь с этого неба может пойти? Надо же, ночь такая красивая, всё как будто настоящее, а не наведённое. ...Ой-ё, ещё ж истор-рия сотворения, совсем забыл!» – Кир тяжело вздохнул и медленно поплёлся к выходу. Ходить через стены больше не хотелось, устал. Вечер очевидно не задался, а ведь как здорово всё начиналось, а? Шед, шед, шед!!!
Дом Аш-Шера сложно было назвать уютным – впрочем, для элоимов подобного понятия попросту не существовало. Весь предметный мир, окружавший их, был функциональным, и только. Да и к чему было тратить время, намерения и – самое важное – энергию на то, что не имело никакого практического смысла для вечно занятых своей работой мужчин. Творческие порывы, буде таковые возникали, с успехом реализовывались во внешних, созданных мирах, и наблюдать запущенные там эксперименты было куда как приятнее для самолюбия творцов, нежели в редкие минуты отдыха сидеть у камина, бесполезного в комфортном климате рукотворного эдема. Если у отдельных элоимов (в любой семье не без урода) изредка и возникали крамольные помыслы о мелком мещанском счастье, то они их осуществляли втайне, вкладывая во вновь создаваемых галм дополнительные контуры хозяйственности и эстетического вкуса. Однако Аш-Шеру подобные устремления подходили не более, чем священному орлу – седло, поэтому Киру оставалось только гадать, откуда в Шав все эти многочисленные таланты. Её дизайнерские находки всякий раз изумляли Кира, да и садоводом она была отменным, не брезговала землёй, ей нравилось возиться с семенами, скрещивать, опылять, прививать. Насколько Кир мог судить, исходя из своего скудного опыта, прочим галмам подобное не было присуще. По счастью, Аш-Шер, вечно поглощённый своими проектами, никогда не обращал внимания на перемены в доме и саду – до тех пор, пока вовремя получал горячий обед, уход и сексуальную разрядку. Можно было не сомневаться, что Шав ни о чем из перечисленного не забывала. Отец редко бывал дома, львиную долю его времени занимали контроль над созданными мирами и плановые инспекции в миры своих стажеров, так что перетерпеть несколько дней его пребывания было не так уж и сложно. Н-да. Ключевое слово – было. Теперь же – стоило только подумать, что Аш-Шер сейчас с Шав, и кулаки сжимались непроизвольно. Кир мысленно выругался – и не удержался-таки, оглянулся по сторонам. В нём до сих пор жил детский страх перед Всевидящим и Всеслышащим Творцом Всего Сущего, хотя саму идею существования такого творца Кир не так давно отверг как несостоятельную. Однако в тёмном многомерном пространстве дома даже не детские страхи имели право на существование – отец часто пренебрегал закрытием порталов, поэтому при пеших прогулках запросто можно было нарваться на уродливого выходца неизвестно из каких миров и времён. Добро, если это были всего лишь драконы, их Кир уже научился развоплощать. Правду сказать, пришельцы в любом случае особой опасности не представляли, поскольку в силу иной природы в мире элоимов распадались в течение нескольких минут, но встречи с ними удовольствия не приносили. Тем не менее, хождение по дому пешком допускалось, хотя и не приветствовалось – незрелые элоимы должны были неустанно практиковать свои умения, а телепорт следовало отточить до совершенства уже к концу этого семестра.