Сохрани меня (ЛП) - Миа Лейтон Дель. Страница 12

— Куда ты уходил? — спрашиваю я, голос хриплый и слабый.

— Нужно было подумать. Я не знаю, что творю, — произносит он возле моей ноги.

Своими свободными руками я могу прикоснуться к его волосам — жест, который всегда притягивает меня к нему.

— Это неправильно, — отвечает он.

— Нет, неправда, — возражаю я тотчас.

— Я люблю иметь тебя именно так: полностью беззащитной и униженной до крайности. Ты бы видела, как смотришь на меня, когда сидишь так. Будто я всё, что ты видишь.

— Ты и есть всё, что я вижу, — произношу я. — Под тобой я грешна.

Он поднимает глаза на мою киску, а его руки всё ещё поглаживают покраснение.

— Это неправильно. Это зависимость.

— Это то, о чём я просила, — напоминаю я ему.

— Нет. Ты просила о ролевых играх. Произошедшее не было игрой. Всё было на самом деле. Меня заводило видеть тебя сломленной. Это я, и… Я не знаю, как быть другим. Это то, чего ты хочешь?

— Я лишь хочу тебя таким, какой ты есть. Я люблю, когда ты нежен, но хочу все кусочки тебя.

— Нежен, — произносит он с презрением.

— Да. В тебе — в одном человеке — так много всего.

— Я разочарую тебя. Наврежу тебе. Если бы я мог быть другим, был бы. Но не думаю, что смогу.

Я усаживаюсь и обхватываю его щёки ладонями. Я целую, целую и целую его, пока не покрываю поцелуями всё лицо Кельвина.

— Я сказала тебе однажды: сломай меня. Навреди мне. Только не оставляй, — я крепко сцепила руки на его шее. — Обещай мне, что не оставишь меня. Ты меня пугаешь.

Кельвин вздыхает:

— Тебе придётся прогонять меня ломом.

Я улыбаюсь:

— Я люблю то, что сегодня ты как следует меня пометил, но теперь мне можно пойти принять душ?

Его грудь вибрирует от смеха.

— Ага, если ты не против поделиться, — он встаёт, помогая мне подняться. Разворачивает меня, чтобы расстегнуть молнию на платье, и сбрасывает его к ногам, потом обнимает меня сзади и целует в щеку. — Давай иди первая. Я приду через минуту.

Я радуюсь, потому что это даёт мне время воспользоваться ванной. Прежде чем перейти к непосредственному купанию и встать под тёплые струи воды, я вытираюсь, насколько это возможно. Вскоре приходит полностью раздетый Кельвин. Его глаза ни на секунду не оставляют мои, и, войдя в кабинку, он опускается на колени.

— Я никогда не хотел одновременно ненавидеть и боготворить, как хочу ненавидеть и боготворить тебя, — произносит он, целуя мой живот. Его подбородок упирается в меня, когда он поднимает взгляд вверх: — Только сейчас я могу видеть, насколько ты красива и сексуальна.

Я не чувствую себя красивой. Скорее, мокрой псиной. Но на моём лице появляется улыбка, и я зарываюсь пальцами в его волосы.

— В моих глазах ты всегда была лишь девочкой.

— Я больше не та девочка, — произношу я, и невольно мой голос звучит сипло.

Кельвин снова целует меня, и его губы скользят вниз.

— Я знаю. Поверь мне, знаю.

— Куда мы двинемся дальше, Кэл?

Он встаёт на ноги:

— Бэнкс-стрит, — я вздёргиваю головой на его быстрый, но обыденно звучащий ответ. — Я нашёл нам жильё.

— На Бэнкс-стрит?

— Этот район безопасней и так же близок к галерее.

— Он дорогой.

— Я об этом позабочусь.

— Я не позволю тебе платить мою долю аренды.

Он смотрит на меня, будто я капризный ребёнок.

— А я и не плачу. Я покупаю нам квартиру. Хорошее высококлассное место в районе, где нам не нужно будет беспокоиться о безопасности. А это место — дыра.

— Эй, — протестую я, пихая его плечом. — Я прожила здесь больше двух лет и люблю его.

Он осматривает ванную:

— Я не смогу так жить. Это место размером с мою гардеробную. У меня даже ноги свисают с твоей кровати.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Она уютная и удобная, а район своеобразный. Бэнкс-стрит, с другой стороны, мрачная улица. Она для семей и старых белых богачей.

Я пытаюсь отодвинуться, но Кельвин и его сильные руки придерживаются другого мнения.

— Я белый богач, а ты моя семья, — говорит он.

— Ты забыл про «старый».

— Я не старый.

— Для меня старый, — я целую его в грудь. — Мой старый, богатый, белый парень. А вообще, сколько тебе лет?

— Тридцать шесть.

Я хохочу:

— Ага. Ты почти у цели.

— Разве старый может сделать вот так? — спрашивает он и поднимает меня на руки, перебрасывая через плечо.

— Кельвин! — кричу я. Он выходит из душа, выключает воду и покидает ванную. — Я даже не начала купаться.

— Очень плохо, — Кельвин бросает меня на кровать и карабкается за мной, накрывая нас одеялом. Его тело прижимается к моему, он упирается носом в мою шею и втягивает мой запах. — Ты и твоя маленькая постель, — произносит он над ухом. — Ты не обедала. Голодна?

Я удовлетворённо вздыхаю:

— Нет. А ты?

— Я поел.

Я ёрзаю в его хватке.

— Без меня?

Он смеётся, и поток тёплого воздуха ударяется о мою кожу.

— Нет. Ты при этом присутствовала.

Я ударяю его по руке, которой он обвил мою талию.

— Кельвин.

— Ты была чертовски вкусной.

Моё лицо горит, когда я краснею. Ныряю под его тело, и он отвечает мне крепкими объятиями.

— Расскажи мне о последней паре лет, — прошу я.

— Что ты хочешь знать?

— Тебе было тяжело, когда люди узнали, что ты опасней, чем был обычно? — я произношу это тихо, поглаживая его руку.

— Единственной проблемой было сдержать обещание и не присматривать за тобой. Особенно в начале и после того, как умер Норман.

— Почему ты не пришёл раньше? — выдыхаю я. — Я была уверена, что больше никогда тебя не увижу.

— Не хотел, чтобы ты меня любила, потому что боялась или потому что я заставлял тебя. Я хотел быть настоящим.

— Это по-настоящему. Ох, Кельвин, настолько по-настоящему.

— Я хочу, чтобы всё было по-настоящему, но каким бы ублюдком я ни был, приму это в любом виде. Если это будет означать, что ты останешься, — он легонько трясёт меня. — Просто здесь.

— У тебя были другие женщины?

— Прошли годы, воробушек, — я киваю, проглатывая острый укол боли в горле. — Но открою тебе секрет. Ни одна из них не была настоящей.

Я знаю это чувство. Иногда между мной и Грантом была будто пропасть, преодолеть которую у меня не получалось. Я занималась ним сексом лишь для галочки, желая, чтобы он был кем-то другим, и мне было интересно, насколько сильно я должна была быть сломленной, если мечтала о Кельвине на его месте.

— Мы на одной стороне, — шепчу я.

Кельвин убирает волосы с моего лица:

— Что?

— Между нами нет пропасти. Для меня быть вдали от тебя означало быть вдали от самой себя. Внутри меня что-то разделилось. Или, может, я никогда не была цельной настолько, чтобы работали все составляющие моего тела. Ты знаешь меня до глубины души и показываешь мне то, что я сама о себе не знала.

— Что ты такой же законченный извращенец, как и я? — я нежно пихаю его локтем, и он задыхается. — Я серьёзно.

Пытаюсь подавить улыбку и говорю:

— Может быть.

— Может быть, что? Я бы хотел услышать, как ты это скажешь.

— Может быть, я законченный извращенец.

Доносится глубокий смешок, но потом я слышу нежные слова:

— Ранее ты говорила, что хочешь все части меня. Но не сказала, что тебе понравилось то, что я сделал сегодня вечером.

А понравилось ли мне? Могла ли я признаться в этом, если мне на самом деле понравилось? Я не смею сравнивать Кельвина с Грантом, но он мой единственный другой любовник в плане секса. С ним я всего лишь несколько раз достигала оргазма, и наш секс был для меня скорее формальностью. У нас с ним было разное понимание, и это заставляло меня задуматься о том, что нормальные люди так и занимаются сексом. Грант был хорош, внимателен, но я никогда не чувствовала… Поглощения.

Я боюсь признать, что мне это понравилось из-за возможного влияния моего признания на нас. Мне и отрицать это страшно. Я продолжаю молчать и радоваться защищающим объятиям Кельвина.