Ужасная сводная сестра (ЛП) - Линг Айя. Страница 2
Я окунаю чипсину в сальсу и откусываю кусочек. Сладкая, пикантная смесь взрывается у меня во рту, смешиваясь в идеальной гармонии.
— Это потрясающе, — произношу я. — А ты ещё более потрясающая, потому что сделала это.
Она светится от гордости. В отличие от меня, Пейдж искренне радуется, когда занимается домашней работой, хотя становится невероятно ленивой, если дело доходит до уроков. Ещё одна вещь, которая показывает различие между нами, будь то внешность, или черта характера.
Реклама заканчивается, Пейдж забирается назад на диван.
— Кстати, мама сказала, что ты должна убрать на чердаке, — напоминает сестра, и её глаза сразу же приклеиваются к экрану телевизора. — Она говорит, у тебя там слишком много книг. На выходные будет гаражная распродажа, и мама хочет попробовать продать то, что не выглядит как макулатура.
Закатываю глаза. Ладно, признаюсь, я много тратила на книги ещё с тех пор, как папа был с нами. До сих пор получаю кучу книг, отдаваемых по дешёвке, но это потому, что много электронных книг, к тому же, вам не нужно беспокоиться погрызут ли их мыши.
Но, даже если я уберу чердак, вряд ли у нас появятся вещи, чтобы его наполнить. После развода мама стала необычайно экономной.
Вздыхаю. Не хочу расставаться со своими книгами, но большинство из них, вероятно, уже слишком детские для моего возраста. Господь знает, в моей комнате их набралось достаточное количество.
Я поднимаюсь на чердак, пока не стемнело. Никогда не говорила Пейдж, что боюсь ходить туда ночью. Лампочка там тусклая и мигающая, а на чердаке нет окон. Когда выключен свет, кажется, что он населён призраками.
Проведя пять минут на пыльном чердаке, начинаю чихать. Не удивительно, что мама хочет избавиться от вещей, здесь становится слишком тесно. Коробки моих книг уже заняли примерно половину помещения.
И все же, продолжаю открывать коробку за коробкой и проверять содержимое перед тем, как спустить их вниз. Мне нужно знать, какие книги отправятся на гаражную распродажу. Не хочу лишиться тех, которые больше не издаются, но в любом случае, никто не захочет покупать настолько старую книгу.
Перетаскивая коробки в гараж, я выдыхаюсь и сажусь на пол немного передохнуть.
И тут звонит мой телефон, это Блейк - главный редактор нашей школьной газеты.
— Привет, Кэт! Мы все встречаемся завтра, так что постарайся припарковать свою задницу в нашем уголке за ланчем.
— Хорошо. Есть какие-нибудь идеи для следующего выпуска?
— О, да, — его голос звучит довольно. — Я подумываю взять интервью у новенького парня, который только что переехал из Австралии.
— Габриеля?
— Ты с ним уже встречалась?
— Ну... вроде того.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты проинтервьюировала его. Он первый студент, который появился у нас по обмену.
В груди поднимается паника. Не-е-е-е-е-ет! Я не могу даже заговорить с ним без заикания и глупых ошибок.
— Я… Я не думаю, что у меня получится это сделать, — начинаю придумывать отмазку, чтобы отказаться от интервью. — Блейк, я редактор, а не писатель. И, кстати, зачем нам, вообще брать у него интервью? Нашу газету все равно никто не читает.
— Спасибо за воодушевление, — отвечает он язвительно. — Но в принципе, ты права, Мне кажется, что если мы задействуем Габриеля, её будет читать больше людей. Девушки буквально чуть не свернули себе головы, когда парень проходил сегодня по коридору.
Да, представляю эту картину. Эшли, которая пренебрежительно разговаривала со всеми и буквально визжала, когда звала Габриеля.
Но я не могу. Хотя крошечная часть меня в восторге от возможности поговорить с ним, не хочу снова строить из себя идиотку перед Габриелем. Он уже знает, что я послала его в неправильном направлении в школе, где проучилась два года, и видел мое падение лицом на пол. Я просто не смогу этого сделать.
— Найди кого-нибудь ещё, Блейк. Уверена, что любой другой, с радостью, на это согласится.
Отключаясь, вздыхаю и тянусь за последней коробкой — она пахнет древесными опилками. Открываю её: одна часть содержимого заполнена плюшевыми игрушками, вторую часть заполнили книжки с картинками.
Не удивительно, что я не помню эту коробку. Этим книжкам сколько, лет двенадцать?
И хотя, коробка не выглядит знакомой, но книжки — да. Я вытаскиваю томик сказок Ханса Кристиана Андерсена, с золотым обрезом, великолепно иллюстрированную версию "Спящей красавицы", и большую, тонкую книгу в твёрдом переплёте "Золушку".
Открываю её. Страницы пожелтели, края обложки облезли, а переплёт истрепался. Осторожно переворачиваю страницу. На первой картинке нарисована служанка, сидящая на коленях перед камином.
— Однажды, давным-давно...
Ну, разумеется. Есть ли хоть одна сказка, которая не начинается с этой знаменитой строчки?
— Кэт! Кэт!
Пейдж зовёт меня, я поднимаюсь, держа книжку в левой руке, и каким-то образом, она рассыпается. В руках остается твёрдая обложка, а остальная часть книги вываливается. Я в ужасе смотрю, как страницы рассыпаются по полу.
— Кэт? — снизу лестницы раздается мамин голос. — Ты можешь спуститься на секунду?
— Иду!
Я опускаю обложку на пол и начинаю спускаться по лестнице. Ноги за что-то зацепляются, я теряю равновесие и качусь по ступенькам, отчаянно ища, за что ухватиться — неужели моя неуклюжесть может быть ещё хуже? А потом мою голову пронзает острая боль, и всё вокруг становится чёрным...
Глава 2
Когда я просыпаюсь, моя голова пульсирует, руки болят, а спина ноет. Открываю глаза, моргаю и обнаруживаю, что лежу на кровати королевских размеров, с огромным балдахином.
Боже, наверное, я вижу восхитительный сон, в котором мы все купаемся в деньгах.
— Мисс Катриона! — слышу женский голос.
Я снова моргаю, и комната постепенно начинает обретать очертания. Не верю своим глазам. Балдахин - это не плод моего воображения. Он нависает над всей кроватью, привязанный бархатными ленточками к деревянным столбам. На маленьком столике, рядом с кроватью, стоит канделябр с тремя зажжёнными свечами! А в углу комнаты комод с керамическим кувшином, последний раз я видела такой в музее в деловой части города.
Ладно, пора просыпаться. Я щипаю себя за руку. Очень сильно.
— Ой!
— Где у вас болит, мисс Катриона? — снова женский голос. Теперь я её вижу, женщину средних лет, одетую в белый чепчик, фартук во всю длину и чёрное хлопковое платье.
Я визжу.
— Кто… кто вы? Где Пейдж? Что вы здесь делаете?
Она странно на меня смотрит.
— Вы и правда сильно ударились головой, не так ли? Я — Марта, мисс. Я меняла ваше бельё, когда вы ещё только ползали по этому дому.
Теперь я бросаю на неё странный взгляд.
— Как вы только что назвали меня?
— Мисс?
— Вы назвали меня Катриона. Моё имя Кэтрин.
Её челюсть отвисает.
— Святые небеса, мисс Катриона! Нам стоит позвать к вам врача, вы не то говорите!
Что, чёрт возьми, происходит? Я сажусь и отбрасываю одеяло. Оно соскальзывает с моих ног, и Я замечаю, что одета в кремовую ночную рубашку, определённо, сшитую из шёлка. С десяток розово-белых бантиков спускаются до самого низа.
Выпрыгиваю из постели и бросаюсь к зеркалу с такой скоростью, словно за мной полыхает пламя. Слава Богу, моя внешность не изменилась. Может, я стала чуть худее, но мои волосы всё ещё рыжие, глаза такие же серые. И тут замечаю, что количество веснушек увеличилось - теперь они расползлись по моим щекам и носу. Чёрт. Ночная рубашка ужасно старомодная: с длинными рукавами, высоким воротничком и доходит до лодыжек. На мне даже имеется смехотворный ночной чепчик, завязанный под подбородком.
Тут от двери раздаётся мягкий молодой голос.
— Можно войти?
Я разворачиваюсь. В дверях стоит девушка, примерно моего возраста, одетая как служанка Марта. У неё медового цвета волосы, спрятанные под чепчиком, большие, невинные голубые глаза и лицо в форме сердечка, которое, несмотря на то, что перепачкано сажей, кажется очень красивым.