Союз нерушимый... - Силоч Юрий Витальевич. Страница 52

Вентиляция, шахты лифта, технические ходы и грузовые платформы, трубы и пожарные лестницы, которыми пользовались только курильщики, склады и коридоры, — это был настоящий лабиринт Минотавра, и я совался туда наобум, без нити Ариадны и с микроскопической надеждой на выживание. Лифтом было решено не пользоваться, поэтому я поднимался по тёмной пустой лестнице, лязгая подкованными сапогами, как лошадь Жукова по брусчатке Красной площади на параде Победы.

Этаж за этажом: я задыхался, кашлял, потел под шинелью, бронёй и маской, но не снимал ни то, ни другое, ни третье — маскировка могла ещё пригодиться. Человек с автоматом посреди администрации предприятия союзного значения — очень странное и подозрительное зрелище.

В районе пятнадцатого этажа потребовался перерыв. Я остановился и, отдышавшись, продолжил восхождение, проклиная все на свете лестницы и себя, побоявшегося ехать на лифте.

После двадцатого — лестница заканчивалась: пролёт просто упирался в кирпичную кладку, по всей видимости, свежую.

План Унгерна снова повис перед глазами оранжевой паутиной и показал, что на этажи с двадцатого по двадцать пятый так просто не добраться — для этого предназначались отдельные лестницы и лифты. Судя по предположению хакера, его держали как раз там, в месте, недоступном для простых смертных. Что ж, значит, нам туда дорога… В груди вновь заворочалось нехорошее предчувствие. Впрочем, я вполне допускал, что это всего лишь мои больные лёгкие, добитые дождём, дракой, бегом и подъёмом по лестнице, начали потихоньку отмирать.

Прислоняя чип допуска, безжалостно выдранный из руки сержанта, я искренне надеялся, что он сработает, и мне не придётся выносить двери. Считыватель замер на долгие три секунды, в течение которых я чуть не извёл себя на нервной почве, но всё-таки отозвался одобрительным писком и зелёным диодом.

Рванув металлическую дверь на себя, я подался вперёд и в первый момент даже не понял, радоваться или бежать вниз, крича «всё пропало». Передо мной с замызганной кружкой кофе в одной руке и пачкой сигарет в другой стояла изрядно растрёпанная и замученная Платонова. Главный конструктор завода имени Лебедева.

Волосы взлохмачены, под глазами огромные круги, костюм помят и пахнет ядрёным женским потом, но губы такие же, как в прошлый раз — густо накрашены алой помадой.

— Ой! — вскрикнула она. — Напугал, идиот! — она замахнулась, и рефлексы за меня решили, как надо реагировать. Поймав и выкрутив руку, я завязал Платонову узлом, за те доли секунды, пока кружка падала на лестницу. Ударившись, она раскололась и расплескала по площадке дымящийся кофе, источавший божественный аромат. Даже жаль было такой продукт переводить.

— Вызовешь помощь — убью. Сразу же, — прорычал я ей на ухо.

Платонова зашипела, как разъярённая гарпия, но сделать ничего не могла: сейчас она была полностью в моей власти.

— Тильман! — отчеканил я. — Отведи меня к нему!

— Пошёл ты! — выплюнула главный конструктор, на что я зажал ей рот ладонью и заломил руку до хруста. Глухой вопль, неудачная попытка меня укусить, закончившаяся крепкой оплеухой. На перчатке остались размазанные следы помады.

— Тильман! — автомат висел на плече, поэтому я достал из кармана шинели обрез и приставил его к голове женщины. Двуствольный аргумент оказался внушительным. — Топай и не шуми! А то тебя похоронят в закрытом гробу! Считаю до трёх!

Конструктор была умной женщиной и предпочла не ждать цифры «три». Тем лучше для неё самой: я не собирался блефовать и разнёс бы ей голову на молекулы с огромным удовольствием и чувством морального удовлетворения.

— Хорошо! — процедила она. Я ослабил хватку. — Но мне нужно привести себя в порядок.

— Что?! — поразительная наглость.

— Там охрана, идиот! — огрызнулась Платонова, доставая из кармана салфетку и вытирая помаду. — Ты же не хочешь, чтобы они подняли тревогу, увидев, в каком я состоянии?

— Не хочу, — кивнул я. — Действуй.

Конструктор провела меня уже знакомыми коридорами — плакаты, цветы, портреты, лозунги, стены с панелями из настоящего дерева, паркет, ковровые дорожки.

Я внимательно следил за тем, куда мы движемся, сверяясь с планом, который прислал Унгерн. Всё-таки стерва была на своей территории и могла завести куда угодно. Не хотелось зайти в неприметную дверцу и обнаружить десяток направленных на меня автоматных стволов.

Но, несмотря на подозрения, Платонова шла точно к лифту, не делая попыток свернуть или сбежать. Правда, один раз она споткнулась, из-за чего я едва не нажал на спуск и не выпалил ей в спину дуплетом. Лифт оказался рядом, лестница — чуть дальше по коридору. Конструктор, наградив меня испепеляющим взглядом, провела запястьем рядом с пластинкой и дверь открылась. На миг мне показалось, что она бросится внутрь и уедет наверх, оставив меня наедине с толпой солдат, но этого не случилось: женщина, без помады потерявшая восемьдесят процентов своей и без того невеликой привлекательности и похожая на постаревшую до срока колхозницу, сделала рукой приглашающий жест:

— Заходи.

Я повиновался, Платонова, в очередной раз посмотрев на меня взглядом убийцы, нажала на кнопку двадцать третьего этажа. Двери закрылись, лифт дважды дёрнулся, то отправляя мою кровь в пятки, то загоняя в самую макушку.

Мы очутились в небольшом тускло освещённом холле — ни следа от былого уюта. Синие стены, грязный потолок, мигающие с характерным жужжанием лампы дневного света. И пятеро солдат, охранявших двустворчатые стальные ворота-вход, — не простые клоны-стрелки, а тяжело бронированные гвардейцы. Чёрная форма, гладкая панцирная броня, шлемы, маски, пояса с подсумками. И укороченные ручные пулемёты, стволы которых смотрели прямо в двери лифта.

К горлу подкатил ком, который я судорожно сглотнул.

— Свои, — пробурчала Платонова, и чёрные богатыри опустили оружие, давая нам возможность пройти. Я начал нервничать: достаточно было всего лишь одного кодового слова для того, чтобы охрана нас пропустила и атаковала в спину. И вполне возможно, что оно уже было произнесено. Я деликатно кашлянул, и Платонова, почувствовавшая спиной ствол обреза, скрытый под полой шинели, верно истолковала намёк.

Массивные двери разъехались в стороны с зубодробительным скрежетом. Впереди располагался широкий белоснежный коридор, сразу же вызвавший ассоциацию с таким же на Лубянке — замутнённые стёкла, яркое освещение, при котором лицо Платоновой стало выглядеть ещё уродливее, и стерильная чистота вокруг.

Правда, впечатление изрядно попортил прилепленный на скотч кричаще-красный плакат «Советский учёный — кузнец Победы».

Я вертел головой на триста шестьдесят градусов, высматривая возможную засаду или ещё какую-нибудь подлянку: глупо рассчитывать, что главный конструктор будет паинькой и не попытается подстроить гадость. То, что этого не произошло до сих пор, лишь усиливало тягучую липкую тревогу. Мы остановились у ворот — дверьми назвать эти могучие стальные створки в капитальной стене язык не поворачивался.

— Мне нужны гарантии, — заявила Платонова перед тем, как открыть.

— Что?! — опешил я от такой наглости. — Какие тебе ещё гарантии?

— Гарантии сохранения жизни. Что тебе помешает пристрелить меня после того, как ты найдёшь Тильмана?

— Врождённое благородство, — ухмыльнулся я под маской. — Необходимость выбраться. А также тот факт, что после Тильмана я возьмусь за тебя и буду спрашивать о множестве интересных вещей.

Платонова ощерилась:

— Ах, он мелкий сукин…

— Кто? — полюбопытствовал я.

— Тот, кто меня подставил, — сквозь зубы процедила женщина. — Открываю, заходи. Надеюсь, сотрудничество со следствием мне зачтётся, товарищ майор, — кисло улыбнулась она, сверкая глазами, полными ледяной ярости.

Платонова сделала движение запястьем. По её лицу пробежала сетка сканирующих синих лучей, а в двери открылся небольшой окуляр размером с дверной глазок. Конструктор посмотрела в него, внутри что-то вспыхнуло — и двери поползли в стороны, открываясь ровно настолько, чтобы прошли два человека. Внутри ничего не было видно из-за полутьмы.