Убить Рудольфа - Черепах Олег. Страница 19

Ответа нет, и не будет. Мне дан шанс, он единственный в своём роде: быть музыкантом! Играть безудержно, с вдохновением. Но весь путь лежит в одиночестве. Сосредоточиться... Зажать пальцами нужные лады на грифе. Подгрузить усилитель. Дождаться отсчёта палочек барабанщика и, как в замедленном кадре, собравшиеся в зале ждут первой песни. Гитара, наэлектризованное тело, взрыв эмоций. Музыка, шипы и чёрные розы.

ЭПИЛОГ

Я хорошо запомнил мой сон: толпа текла сплошной лавиной. С транспарантами, знамёнами. Я был среди всех и одним из толпы, потому что так было нужно, чтобы все мы шли. Наверное, я слишком слабо сжимал мой флажок, не удержал, и он улетел под ноги. Я посмотрел в небо: в воздухе повисла голограмма – ПРОСНИСЬ!!! Осознание, что это слово точно такого же цвета, как и наш флаг, поразило. А потом в темноте, привычной для человека из прошлого, перед глазами поплыли буквы... объёмные, красные, пульсирующие. Я вышел из толпы. И что я увидел? Офисы продаж, жильё в кредит, караван грузовиков, спешащих с гуманитарной помощью. Театр абсурда. Праздник, зелёный воздушный шарик... И совсем далеко, но всё ещё с пугающей реальностью воспоминаний: танки, бьющие прямой наводкой по Белому Дому. Я не могу не думать о музыке. О людях, живущих с закрытыми глазами, их необходимо разбудить, дать толчок звуком, криком, ударом, но не давать больше закрывать глаза. Почему? Это психология рабов – ничего не видеть и не слышать!

Предложения – слова, они строятся в шеренги и маршируют прямо в стреляющую руинами ночь. Я просто записываю свою жизнь в старинном доме питерской коммуналки в центре города. Всё стало хуже, но проще. Мама умерла в октябре прошлого года. Всё свелось к майским грозам у меня за окном. К гитаре «Gibson»…  Вот, собственно, и всё, к чему я пришёл. И всё, что будет происходить со мной дальше, лежит перед глазами и зовёт в новую дорогу.

Итак... июнь 2015...

Все майские праздники и половину июня я работал над второй частью этой книги. Над историями из моей собственной жизни. Вооружившись ручкой и листами бумаги, я стал вытягивать из прошлого события и голоса, которые всё ещё слышу сквозь время.

Ах, да... =) P.S. Мои университеты.

– Неужели не понимаете? Как так? Вы должны уметь.

– У меня внутри это...

– Внутри? Я так и думал, что внутри, – с иронией в голосе произнёс печатающийся автор, знакомый трёхлетней давности, – чтобы стать интересным рассказчиком, должен произойти катарсис, вот Я уже не могу остановиться, каждый день пишу в отведённые под это часы.

– Руки чешутся что ли? – спросил я.

– К сожалению, ничем не смогу вам помочь, – поджав губы, отвечает литератор.

Я развернулся и пошёл в сторону книжного магазина «Буквоед», что на Лиговском.

Не помню, сколько я бродил по нему. Уже стемнело. Я искал книги о том, как правильно писать прозу. Наконец-то консультант подобрала пару книг. Мне они показались весьма любопытными. Надо брать. Но тут я вспомнил, что в субботу концерт, а у меня нет запасных струн, гитарных шнуров и медиаторов. Чёрт! Нужно выбирать... Я подумал, что если буду приходить сюда каждый день в течение недели, то смогу как-то вникнуть в суть. Так я и сделал. Ходил регулярно с маниакальной настойчивостью. Это был первый семестр моих университетов.

Вскоре я наткнулся на стеллаж с произведениями Чака Паланика, и придался мечтам, как здорово было бы собрать дома всю коллекцию этого Автора. Мои размышления прервал лыбящийся тип, который втирал своей «чиксе» что-то про меня, периодически поглядывая в мою сторону. Из отрывка разговора слышалось, что это, «типа, сам Черепах… У подножья трэш-олимпа, который ему не по зубам... Гы-гы-гы...»

В следующий раз я пришёл с решительным намерением купить пару книг этой серии. По иронии судьбы прямо перед кассой зазвонил мобильный, и администратор Петербургской студии звукозаписи напомнил, что в четверг мы пишем сингл, это будет стоить «столько-то». Все 4 книги были поставлены обратно на полку. Я не унывал: еще 2 недели приходил в «Буквоед» и жадно проглатывал книги, как черепах капустные листья... Это был второй семестр моих университетов.

Точно знаю, писака – это чел, строчащий бульварную халтуру, а лабух – лабает за «лаве» в ресторане. Быть писателем – это как служить артистом в театре. Быть музыкантом – это касаться струн чистыми руками. Люди болеют без хороших книг. Не знали об этом? Болезнь не в человеке. Она в окружающей среде, которая транслирует всякий мусор.

На самом деле столько всего довелось перелопатить за те 22 года, пока играю панк.

Я по-прежнему вне Системы.

Это непросто.

Меня зовут Олег Черепах.

Перед вами моя книга.

январь-июнь 2015 г. Санкт-Петербург

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СВЕТ И ТЕНЬ

Ты в своём склепе, в обитом черным бархатом гробе, ты лежишь недвижим, тебя защищает полумрак подземелья. Теперь твой язык не чувствует вкуса крови, пока не пробил положенный час. Таков твой путь в одном из миров под контролем неспящих. Кажущееся бездействие обманчиво. Жизнь за гранью понимания смертных состоит из пробуждений, голода, охоты, страсти, упоения жертвой, вечным поиском философского камня.

Не могу проснуться... Что-то не так... Только обрывки сна. Кажется, я проснулся после 4-х утра, а потом снова провалился куда-то, и так до восхода солнца. Дааа, точно. В комнате ощущалось чьё-то присутствие. Плотные тяжёлые шторы закрывали всё окно, и тяжёлый луч света едва мог пробиться сюда. Я догадывался, что это хозяйка дома Эльвира. Она стояла напротив зеркала полностью голая, с интересом трогая свои соски. Вчерашняя наша знакомая спала голая на полу, укутанная белой простыней. Вероятно, она отрубилась после наших игрищ и теперь досматривала свои сны. Эльвира обернулась и оценивающим взглядом посмотрела на меня.

– Который сейчас час? – спросил я.

– Почти восемь.

Я потянулся к бутылке вина, и буквально сразу же уснул до вечера. К вечеру, когда я окончательно проснулся, Эльвиры уже не было в полумраке комнаты, наша знакомая тоже куда-то исчезла. Теперь в доме был слышен лишь крик попугая Какаду. Я обшарил все комнаты, заглянул даже за унитаз, но мобилы так и не обнаружил. Запах дорогих духов не успел улетучиться. Всё говорило о том, что хозяйка ушла недавно. Я вернулся к себе. Кровать, окно с тяжёлой шторой, стол с догоревшей огромной свечой – всё излучало странный сладковатый запах. Меня вырвало прямо на ковёр. Какая-то толстенная книга в кожаном переплёте валялась тут же на полу, прежде я её не замечал. Я вырвал пару листов из нее и прикрыл блевотину. Меня пошатывало: такое чувство возникает с похмелья, когда мир вокруг кажется мультяшным, просто лубочным. А ты весь как оголённый провод под напряжением. Я вышел из подъезда, и шум детской площадки вернул меня к жизни.